Жена алхимика. Тайна русского Нострадамуса - Полина Голицына

Цвета вещества меняются постепенно. Все начинается с пестрой мешанины, в которой сложно выделить что-то определенное. Это – смесь исходных веществ, пока еще не обработанных, не связанных друг с другом. Потом, в ходе работы, происходит переход к черному. Движение от черного к белому идет через различные оттенки серого. От белого к красному – через зеленый, голубой, желтый, оранжевый.

В процессе Великого делания преобразуется не только вещество, которое подвергают различным воздействиям, но и сам алхимик. Прежде чем он сможет преобразить мир, он должен преобразиться сам.

Василий не верил в сверхъестественное. Он считал, что в алхимических трактатах зашифровано описание некоего вполне рационального процесса, который пока еще не объяснен наукой. Превращение свинца в золото с помощью философского камня виделось ему как химическая реакция, неизвестная пока широкой общественности. Воскрешение умерших он так же воспринимал, как процесс преобразования неживого в живое, в основе которого лежат похожие принципы, похожие химические реакции.

Сейчас, когда он держал в руке сосуд с веществом, он подумал о том, что, возможно, не все сводится к химическим реакциям. «Что, если все то, что происходит сейчас со мной, это часть процесса, которым руководит некая высшая сила?» – эта мысль сначала оттолкнула его. Но потом, когда в его памяти пролетели события последних месяцев, он вынужден был согласиться с тем, что уж очень сильно все то, что с ним случилось, все то, что происходит сейчас, напоминает преобразования, происходящие в алхимической колбе.

Сначала – смерть Дианы. Полный беспорядок, неопределенность. Потом – уход от мира, тоска, беспросветная чернота. Теперь – возрождение, которое произошло меньше чем за сутки. «Для случайности здесь слишком много совпадений. Или я просто вижу совпадения там, где их нет?» – думал Василий. «Если предположить, что меня направляет некая высшая сила, тогда как доказать существование этой силы? И если это так, тогда и я, и другие алхимики – лишь проводники воли этой силы в нашем мире». Подобная идея ему не очень-то нравилась. До сих пор он привык считать, что все, что он делает, – это исключительно результат его выбора и его воли.

«Но если эта сила и вправду существует, если она довела меня таким вот путем до белой стадии, до возрождения, это значит, будет и красная. Это значит, что мне удастся преобразовать мир и вернуть Диану. А если я ее верну, тогда какая разница, что помогло мне. Только бы удалось». – Василий понял, что желание вернуть Диану пересиливает в нем любые сомнения, что он готов поверить во что угодно ради того, чтобы увидеть ее снова.

Тут он подумал, что без дополнительных изысканий, в которых ему должна помочь София, его дело может растянуться на неопределенный срок. Василий убрал сосуд в сейф и набрал номер Софии. На этот раз в трубке раздался вполне нормальный гудок. Василий и София снова друг друга поприветствовали.

– София, мы не договорили, так что там у вас случилось?

– Да, моя младшая сестренка приболела.

– Ах, сестренка, ну, надеюсь, ничего серьезного?

Василий мысленно упрекнул себя за то, что, выяснив, кто такая «младшая», он почувствовал немалое облегчение. «Наверное, она все же не замужем», – успел подумать он, слушая Софию, которая подтвердила, что ничего особенного не случилось, но в больнице побывать пришлось.

– София, скажите, вы все еще хотите со мной работать?

Василий не сомневался, что это так, но теперь ответ на этот вопрос значил для него неизмеримо больше, чем утром.

– Да, хочу. Готова приступить хоть сейчас.

– Прекрасно. Сейчас не надо, у меня тут небольшое происшествие. Я жду вас у себя завтра утром. Идет?

– Да, завтра буду.

Василий, довольный, что наконец-то ему удалось поговорить с Софией и та будет с ним работать, решил спуститься и узнать, как продвигается расчистка подвала.

Бригадир стоял в коридоре и о чем-то говорил с одним из строителей. Василий подошел к ним:

– Ну что, Вадим, как там дела?

Бригадир повернулся к Василию, на его лице было написано крайнее удивление.

Глава 9. Темная страсть Генерального секретаря

ПАМЯТНИК

Сооружение, предназначенное увековечить то, что либо не нуждается в увековечении, либо не может быть увековечено. Обычай ставить памятники доведен до абсурда в памятниках «неизвестному покойнику», то есть в памятниках, назначение которых хранить память о тех, кто никакой по себе памяти не оставил.

Семен открыл папку, которую ему дал Вениамин Петрович, ожидая найти там древние рукописи. Когда он увидел вполне современные печатные пронумерованные листы, то вспомнил, что перед ним тексты, подготовленные для современного читателя. Он, прежде чем приступить к чтению, просмотрел бумаги, ожидая найти пометку Вениамина Петровича на особенно необычной истории. Семен быстро наткнулся на восклицательный знак рядом с заглавием «Кукла».

«Похоже, в заголовках упомянуты те, кто это писал, или те, от чьего имени писали. При чем же здесь кукла? Ну да ладно, начну сначала, разберусь», – подумал Семен. Он заварил чаю с мятой, устроился в удобном кресле под лампой и начал читать с первого листа, в заголовке которого значилось: «И. Сталин, письма».

2 апреля 1934 г.

Здравствуй, М!

Письмо получил, в целом вышло хорошо, смотри в тексте мои незначительные поправки.

Мне лично следовало бы проследить за тем, как разбирают Сухареву башню, но это привлечет ненужное внимание наших врагов. Те из них, что помельче, под видом защитников «высокоталантливых произведений искусства», уже подняли шум. Дело это надо поручить надежному товарищу. Тому, кто сможет четко следовать указаниям, и притом достаточно самостоятельному для того, чтобы быстро и безжалостно подавить любые нежелательные волнения, вредящие нашей цели. Считаю, что хорошо с этой задачей справится Каганович. Неплохая выйдет штука, если нам удастся найти в башне то, что нам нужно. А именно, нам нужна книга. Вероятнее всего, очень старая.

Нам нельзя переоценить свои силы в деле укрепления Советской власти, нельзя пренебрегать любой возможностью для движения вперед. Именно поэтому я, отбросив темные предрассудки, которые только вредят, стремлюсь обуздать любую силу, способную помочь нашему общему делу строительства социализма.

Расскажу тебе, зная, что дальше тебя это не пойдет, одну давнюю историю. Прочтя, ты поймешь, почему я так хочу разобрать эту башню.

Не меньше тридцати лет прошло с тех пор, когда я был учеником духовной семинарии. Там все было устроено так, чтобы сломить слабых духом, я же, хотя и ценил знания, этот режим ненавидел. Работы Маркса и Энгельса указали мне верный путь. К тем же временам относится и одна на первый взгляд незначительная встреча, которая и определила сегодняшнюю судьбу башни. В края, где я жил тогда, ссылали тех, кто не гнул шею перед тиранами реакционного режима. Мне выпало счастье знать многих из них, многое у них перенять.

Один из них, родом из Москвы, был уже совсем старик. Но не из тех, которые только и делают, что рассказывают бессмысленные и даже вредные сказки о добрых царях, единственная цель которых, неизвестная даже им самим, – сбить с верного пути тех, кто только выходит в жизнь. Он стремился к тем же идеалам свободы, равенства и братства, что и я. Мы сделались с ним дружны, но пришло его время.

Я был с ним в его смертный час. Тогда он, ранее не замеченный в увлечениях бесперспективными древностями, подозвал меня и рассказал о том, что в Москве, около ста семидесяти – ста восьмидесяти лет назад, жил один человек. Фамилия его была Брюс. Он занимал высокие государственные и военные посты, был приближен к царю. Но самое главное, старик сказал, что тот увлекался наукой и сильно в этом деле преуспел. Старик умирал у меня на руках, поэтому не буду приводить здесь все те небылицы, которые он мне преподнес. Самое главное, что мне тогда запомнилось и что сегодня кажется достижимым, это то, что Брюс оставил после себя обширную научную библиотеку, но особенно ценную книгу он спрятал в строении, где некогда работал. В той самой Сухаревой башне, среди камней которой я хочу найти эту книгу.

Несмотря на то, что остатки разума быстро покидали старика, я склонен верить если не всем деталям, то сути его рассказа. Как оказалось, его далекий предок служил у Брюса и рассказывал о том, что видел. Предок был грамотный, к праздным размышлениям не склонный. Безусловно, здесь мне пришлось верить старику на слово. Когда я сказал ему о том, что уважаю его, но не верю, не желаю быть льстецом, пусть и у кровати умирающего, он достал из-за пазухи ладанку, в которой была плотно закрытая склянка с темной жидкостью. Сказал, что это его семейная реликвия, но наследников у него нет, поэтому он передает ее мне. Когда я спросил у него о том, что за жидкость в склянке, он ответил, что с ее помощью можно оживлять мертвых. Он спокойно относился к собственной кончине, и когда я спросил его, почему бы ему самому не спастись, он ответил, что жидкости той уже почти двести лет и годна она лишь на то, чтобы возвращать жизнь мелким тварям.