Лудоман - Олег Геннадьевич Малоок

ждать, что ответит Марат. Марат же медленно выпустил из лёгких густое облако дыма и внезапно сделался серьёзным и вдумчивым. И ей-богу, если бы существовал чемпионат мира по гляделкам, то Марат был бы его непревзойдённым чемпионом – так долго и пристально он на меня смотрел, впрочем, как и весь вечер.

– Игорёк, ты любишь художественную литературу? – внезапно спросил он.

– Ну так, немного, – соврал я севшим голосом, ибо за всю жизнь едва ли прочёл и с пяток книг.

– «Азазель» Акунина читал?

– Нет, эту не читал.

– А зря! Увлекательная вещица, скажу я тебе. Рекомендую. – Он сделал паузу, чтобы прикурить новую сигарету.

Выдохнув дым, он продолжил:

– Я дам тебе шанс отыграться. Видишь ли, я, как и ты, весьма азартный человек, но помимо этого ещё и пресытившийся жизнью. Правда! У меня есть всё, что только можно пожелать, и даже больше, а вот вкуса к жизни нет. Хрен знает что такое. Только азарт и подогревает к ней интерес. – Вновь глубокая затяжка. – Предлагаю тебе сыграть в русскую рулетку. Выиграешь – заберёшь всё, что лежит на этом столе, и спокойно свалишь отсюда. Проиграешь – умрёшь. Что скажешь?

В первую секунду я подумал, что это шутка. Видимо, ребятам было мало моего унижения и позора, и они захотели ещё. Но всмотревшись в их серьёзные лица, я понял, что предложение Марата – это вовсе не шутка. Как ни странно, это меня не смутило и не испугало. Заранее напророчив себе проигрыш, я интуитивно чувствовал приближение конца моего жизненного пути. Смерть, уже некоторое время слабым призраком витавшая вокруг меня, наконец, начала обретать форму в словах Марата.

Нельзя также забывать, что я был изрядно пьян, а потому и безрассуден, и восприимчив к безрассудству других. И более того, невероятно глуп. Глуп в том смысле, что даже на секунду я не задумался об элементарных последствиях и проблемах, неизбежно возникающих при любом раскладе этой страшной игры. Что делать с трупом проигравшего? Кто и как будет объясняться перед его родными и близкими? Что говорить полиции? Очевидно, что логика и здравый смысл в тот час покинули меня.

– Сыграем, – ответил я.

– Вот и отлично! Вот это по-нашему! Честно признаться, думал ты зассышь. А ты вон чё! Ну, красава, Игорёк! Давай сыграем! Пощекочем нервишки. Ника, неси нам револьвер и карты!

Ника поспешила выполнить сказанное. Когда она возвращалась, облачённая в кружевное белье с блестящим оружием в руках, мне было трудно поверить, что всё это действительно явь.

Марат вытряхнул на стол содержимое барабана и один из патронов передал мне, убедиться в его подлинности. Честно признаться, во всём, что касается оружия, я полный профан. Да и в армии я не служил – отмазали родители. Но несмотря на всё это, боеприпас показался мне самым что ни на есть настоящим. Я вернул его Марату. Тот вложил патрон в пустую камору барабана, защёлкнул его и несколько раз прокрутил. Положив ствол между нами, он вручил мне пачку игральных карт и велел собственноручно вскрыть её. Что я и сделал, предварительно убедившись в целостности заводского целлофана. Я вернул колоду Марату. Он тщательно её перетасовал и предложил это же проделать и мне. Я согласился. При тасовке карт я был максимально спокоен и невозмутим, будто это вовсе и не я пару минут назад в отчаянии рвал на себе волосы.

Но Марат видел меня насквозь. Я чувствовал это. Он ясно видел, что моя внезапная смелость на самом деле не что иное, как страх и трусость перед жизнью. Я боялся порицания и осуждения общества в тот момент, когда рухнет хлипкая конструкция изо лжи и фальши, так тщательно мною возводимая, и моя суть предстанет перед обществом во всей своей уродливой смердящей наготе. Весь этот страх оказался сильнее страха смерти, потому-то я и был спокоен.

– Загадывай масть, – велел Марат.

– Черви, – отвечал я.

– Ну а моя пусть будет пики. Чья масть выпадет первой, тот первый и стреляется. Снимай карту.

Мы были вдвоём. Всех остальных поглотила тьма, и лишь их призрачные силуэты едва вырисовывались на периферии дуэльного пространства. Я потянул карту. Десятка пик. Быстрым движением Марат схватил револьвер и, приставив дуло к виску, нажал на спусковой крючок. Ничего. Марат вернул ствол на место. Всё произошло так быстро, что никто даже и ахнуть не успел.

– Тяни ещё, – тут же сказал Марат.

Я потянул – и вышла трефа. Потянул ещё – снова пики. Марат вновь без промедлений и с непоколебимым спокойствием проделал вышеописанную процедуру, словно уже в тысячный раз стрелял себе в голову. Оружие издало глухой щелчок. Следующей картой вышла дама черви.

Крепко сжимая рукоять шестизарядного револьвера, я успокаивал себя тем, что после двух предыдущих нажатий на спусковой крючок шансы смертельного выстрела равнялись один к четырём, что не так уж и плохо. Однако когда я подносил дуло к виску, я случайно заметил, что четыре выпирающие каморы по бокам барабана (по обе с каждой стороны) пустые. Так как револьвер был шестизарядным, то патрон должен был оказаться либо в нижней, либо в верхней каморе. Шанс разнести себе череп резко возрос до одного к двум.

Марат всё видел и всё понял. Он оживился и слегка поддался вперёд, словно жаждал окропиться предстоящими брызгами крови.

Я глубоко продышался, задержал дыхание и, зажмурившись, нажал на спусковой крючок. В момент выстрела перед мысленным взором на мгновение возникла сцена, в которой мы с Катей счастливые гуляем по парку, а рядом бегает маленький мальчик и весело называет нас «мама» и «папа». В следующий миг я почувствовал глухой удар в голову, и тьма застелила глаза.

«Если я умер, то почему так сильно болит голова? И почему боль такая знакомая… Как будто со всей дури мне зарядили мощнейшим хуком слева», – подумал я и открыл глаза.

Я обнаружил себя лежащим на полу рядом с опрокинутым стулом. Надо мной стоял Марат со своей свитой и потирал ушибленный об мою голову кулак. Его лицо выражало что-то среднее между презрением и жалостью. Я хотел было крикнуть: «Какого хрена?» – но промолчал.

– Посадите его, – велел Марат друзьям.

Парни помогли мне подняться и усадили на стул посреди комнаты. Марат встал напротив меня, опершись пятой точкой о стол. Выдержав короткую, но выразительную паузу, он начал свою речь:

– Какая же ты тряпка, Игорёк… Какой же ты всё-таки поганый кусок дерьма! Как ты меня бесишь!

Марат стал расхаживать передо мной из стороны в сторону.

– Меня бесит всё твоё поколение, которое в