Катаев. Погоня за вечной весной - Сергей Шаргунов

Читая эти стихи, вспоминаешь катаевское наблюдение — в ней было много снисходительного и повелительного, от отца. Губы для выговора, а не для поцелуя…

Уйдя на фронт Первой мировой, Катаев попал под протекцию ее отца (служил в его артиллерийской бригаде) и неустанно слал ей письма, несколько раз наведываясь в Одессу с разрешения генерала. В это же время в журнале «Театр и кино» (1916) появляется его стихотворение «К ногам Июли Шамраевской» (и ей тоже он слал письма из «действующей армии»).

В 1916–1917 годах он учился в Одесском пехотном училище и снова мог постоянно видеться с Ирен. Потом были очередное отбытие на фронт, ранение, возвращение — они порвали в конце 1918-го — начале 1919 года, и большой вопрос, что их связывало, кроме строчек и рифм («Когда впивая влажными губами мой поцелуй, / Ты вздрогнешь, как лоза…» — сулил он).

Что их развело?

Прежняя социальная иерархия обвалилась. В 1919-м Одессу взяли красные… Потом откатили. В 1920-м вернулись окончательно. Приходилось приноравливаться.

А не был ли этот роман с самого начала выдуманным? Для Ирен — «лишний поклонник», для Валентина — романтика странствующего рыцаря.

Все-таки, видимо, чувство было, ведь была же тоска несовпадения, вспоминает же он ночное объяснение, после чего, отвергнутый, до рассвета просидел на берегу моря на шаланде, перевернутой дном кверху:

И ныло от тоски все существо мое,Тоска была подобна черной глыбе,И если бы вы поняли ее,То разлюбить меня, я знаю, не смогли бы.

Или она предпочла ему другого? Он вспоминал про ее «серьезный роман» с его гимназическим товарищем, затем бежавшим за границу…

Ирина умерла от туберкулеза, прикованная к постели, 13 октября 1927 года. При последней встрече в начале 1920-х она отдала Валентину пачку его фронтовых писем.

В 1960-м Александра и Мария Алексинские вернули Катаеву основную часть писем.

У этого была предыстория — Катаев свел с Ирен счеты в романе 1960 года «Зимний ветер», где всех назвал по именам и внешность бывшей пассии выписал с абсолютной точностью. Петя Бачей влюблен в Ирен, дочь генерала, барышню с «крупно вьющимися волосами бронзового оттенка» и «серовато-лиловыми глазами», которая «возрастом старше сестер-двойняшек, но младше красавицы Инны». Ее отец расстрелян (в действительности же эвакуировался), и она исполнена злобы: «Теперь кончено. Россия должна быть только монархией и ничем другим. А всех большевиков во главе с Лениным надо вздернуть на первой осине». Она стреляет в Петю из дамского револьвера, но мимо, а он — и, кажется мне, совсем не по идеологическим причинам — «несколько раз с наслаждением и злорадством хлопнул ее по щекам, приговаривая:

— Ах ты дрянь, ах ты генеральская тварь…

Она тонко завыла от боли и унижения и побежала по аллее, закрывая лицо руками. Черная вуаль зацепилась за сучок и повисла на кусте, с которого посыпался иней…».

Страстный вымысел уязвленного мужчины.

Коротко о генерале Алексинском. Во время Первой мировой Константин Гаврилович — командующий 64-й артиллерийской бригадой. Участник Белого движения на Юге России. На май 1920 года — в Югославии.

В июне 1961 года Катаев, прославленный прозаик, отвечал в Одессу оскорбленным Алексинским, принося извинения и заверяя в прежней любви, но как бы даже насмешливо:

«Дорогие “сестры А”!

Вы неправы, обвиняя меня в том, что я вывел в своем романе “Зимний ветер” вашу семью. Это недоразумение, основанное на деталях… Ваши имена не столь самобытны, чтобы служить прямым указанием на семью… Вы должны понять, что у писательства есть свои великие законы, которые очень трудно перешагнуть».

Катаев не раз указывал на несбывшуюся несчастную любовь, которую не мог забыть и которая переплавлялась в литературу.

Но об Ирен ли речь?

Или это другая потаенная любовь?

Или это собирательная «горечь прежних любовных неудач»?

В «Юношеском романе» он писал, что в Миньону (Ирен) был влюблен «поверхностно, как бы буднично», а «безнадежно и горько» любил некую Ганзю.

Кто же такая Ганзя?

В жизни ее звали Зоя Корбул[5].

Родная сестра Зоиного мужа подтвердила, что Катаев нарисовал ее точно: глаза «карие, какие часто встречаются у молдаванок», волосы «темно-каштановые с еле заметным золотистым отливом», невысокая — «неизвестно, как было заложено в меня тяготение к девушкам небольшого роста, как говорилось тогда, Дюймовочкам». Но любил он ее не за внешность. Он никак не мог описать ее прекрасную неуловимость. Неосуществленное, связанное с ней, какое-то обещание счастья томило его всю жизнь.

(Не о ней ли упоминавшийся рассказ семнадцатилетнего «Весенний звон»? «— Ах да! — развязно восклицаю я. — Христос воскресе! Я и забыл… Все хорошо, но в любви самое паршивое это то, что надо целоваться». Спустя полстолетия тот же автор напишет: «— Христос воскрес, — сказал я более решительно, чем этого требовали обстоятельства, и неуверенно шагнул к ней… — Воистину, — ответила она и спросила, улыбаясь: — Надо целоваться? — Приходится, — сказал я, с трудом владея своим грубо ломающимся голосом».)

Зоя Ивановна Корбул родилась 6 августа 1898 года в имении своих родителей недалеко от Днестра. По семейному преданию, их род брал начало от римского полководца Кобулона. Катаев придумал фамилию Траян не случайно: Марк Ульпий Траян — блестящий римский полководец. «Судьба привела меня, наконец, к Траянову валу, где я решил умереть, как скиф, отвергнутый римлянкой». Зоя училась в одесской частной гимназии О. С. Белен-де-Баллю. Он тянулся к девушке и молчал. Молчал годами. В 1915-м Зоя поступила на историко-филологический факультет Одесских высших женских курсов. «Хотя она уже была в полном расцвете своей молодости и красоты, курсистка, невеста, а я, хотя и пехотный офицер-прапорщик Керенского, как тогда говорилось, между нами стояла, как в юности, странная, прозрачная стена моей молчаливой робости и ее милого равнодушия». Катаев описал и ее жениха, а потом мужа Сергея Стефанского, дворянина, офицера, спортсмена «с красивым римским носом и сдержанной улыбкой победителя». Зоя обвенчалась с ним в 1919-м. Через месяц был крещен их новорожденный сын, а в начале 1920 года с приходом красных они уплыли в Константинополь («маленькая гордая римлянка-изгнанница»). В Одессе умер их первый и последний ребенок, оставленный на руках у Зоиной матери, и был убит Зоин брат-белогвардеец, которого Катаев запомнил «застенчивым гимназистом».

В 1963 году, уже после смерти Сергея Стефанского, они встретились в Лос-Анджелесе.

«Америка была для меня последней надеждой еще хоть один-единственный раз увидеть женщину, которую любил с детства, а точнее говоря — с ранней юности».