Конечная остановка: Меркурий - Александр Тюрин

Кажется, выгрузился в аграрной секции. Умеренно захламленная территория. Гидропонные ванны с зеленью картофеля, того самого, у которого клубни сами вылезают и ползут в овощехранилище. Вот закувыркался плодово-овощной вор — это такой мутант-червяк, который проглатывает картофелину или там апельсин и, отталкиваясь хвостиком, мирно катится к своему хозяину, человеку и вору.

Сверху и снизу — плетение проводов и трубок, снуют киберы-овощеведы. Глянув на одного из них с большой хорошо отполированной спиной, установил, что действительно похож на ершик, которым прочищают унитазы. Иди сюда, Малевич, и рисуй портрет. Однако отрадно, что по дороге ничего не потерял, ни коготка, ни члена тела. Пока я себя пристрастно изучал, появился охранник и наставил на меня пушечку.

— Эй, грязный, что тут делаешь?

— Упал в воздуходув, преследуя опасного преступника. Мы ж коллеги. — Я показал свое чудом сохранившееся полицейское удостоверение.

— Ну и как там, внизу, погодка? — смехотнул охранник.

— Осадки, мокро в штанах. А ты что тут делаешь?

— Охраняю компост из дерьма — это же Оранжерея Номер Пять. Вообще-то я первый раз слышу, чтобы полицейские пользовались услугами пневмопровода… Ты чего, командир?

— Гадский папа тебе командир… блин…

Да, в этот момент я всерьез обалдел. Потому что показалось, или оказалось, что тело мое многострадальное и заодно душа превратились в сеточку дрожащих сосудов, в центре которой разместился КТО-ТО. Я бы обозвал его Контроллером, хотя ясно было — достаточно одного его касания и возникнут дрожь, зубовный скрежет или там смех, радостное кипение. Я отчаянно напал на этого наблюдателя и попытался нахлобучить на него колпак, заэкранировать как-то.

Однако тот полюс, которым я успешно воспользовался чуть раньше, не помогал мне, а скорее наоборот. Сейчас не огненная пузырящаяся сила требовалась, а плотное, давящее на шпиона усилие. И полюс, источник такой энергии, нашелся! В том самом, бесплатно выданном, вертящемся теле-юле. Мне удалось заблокировать соглядатая, однако личность моя в итоге отключилась, запутавшись во всех своих телах, организмах, напряжениях и страхах.

Очнулся я уже в подсобке на топчане, лоб весь мокрый. На руке укол чувствуется. Неподалеку охранник прихлебывает чай, заедая таблетками сухого коньяка.

— Ну, что очухался, лейтенант? Навоевался, сам поедешь? Или карету тебе вызвать? Может пора сделать пересадку внутренностей или трепанацию черепа?

— По-моему, это тебе надо поменять череп на более маленький, а то пустого пространства много,— я, пошатываясь, как искусственная березка на искусственном ветру, двинул вперед и впилился лбом прямо в косяк двери.

5

В кабинете шефа помещался совсем другой человек. Капитан Рекс К502 раскинулся на стуле моего шефа Зубова и большими глотками употреблял чужой кофе из чужой чашки.

— По некоторым признакам можно предположить, что ты теперь и есть мой шеф,— обратился я.

— Не предположить, а зарубить на носу. Кто теперь твой шеф, ты очень скоро почувствуешь на своей шкуре. Соответственно ощутишь и тот научно установленный факт, что являешься моим подчиненным до тех пор, пока я тебя не уволил.

Я попытался придать своему голосу выражение незлобивое и наивное.

— Пожалуй, из тебя получился бы хороший зам по общим вопросам и ответам. Но все-таки, зачем тебя бросили на расследование разбоев и прочих грубостей? Если ты, отдавши столько чудесных лет полиции нравов, стал тонким специалистом в области растления и рукоблудия. Я вот, например, до сих пор не знаю, что такое рукоблудие. Это когда в присутствии дамы держишь руки в карманах, или наоборот? А к каким реактивным мутанткам ты водил меня по доброте душевной!

— Заткнись. Все равно тебе никто не поверит. У тебя на физиономии написано, что ты брехун.

— Если точнее, Рекс, на твоей физиономии имеются следы довольства, а на моей следы труда. Ладно, я брехло. Но сейчас я легко узнаю, каким красивым словом можно обозначить тебя. Приобщился ли ты к материалам дела по гоп-стопу каравана “Дубков” и к моей докладной записочке по стертому директору “Вязов”?.. Я читаю на твоем выразительном лице, что “да”. Я еще кое-чего раскопал. Старателей на это дело подбил и дал им на лапу Нур, работающий на “Вязы”. Но его-то нанял некий фрукт по имени Дыня, сотрудничающий с “Дубками”. Понимаешь, “Дубки” сами себя обчистили. Потрясающе. Давай, писай от восторга.

— Кто тебе сказал про Дыню? — несколько заинтересовался Рекс.

— Нур, перед тем как задвинуть кеды в угол.

И тут причина интереса мигом прояснилась.

— Ага, значит, это ты устроил бучу в торговом центре. Тебя уже разыскивают, Терентий,— выражение физиономии у него стало таким, словно я — это пойманная на лету муха.

— Ха-ха, меня разыскивают. Я могу вообще на них облаву устроить. Эти розыскники хреновы, агенты то ли “Дубков”, то ли “Вязов” подстрелили Нура, когда я его уже взял за хобот,— чтобы он не успел расколоться… Но он, между прочим, исповедался мне кое в чем. Запись имеется.

Рексова физиономия уже сделалось такой, будто вышеуловленная муха каким-то образом из его ладошки упорхнула. Но вскоре начальственная мудрость вернулась на самую значительную часть тела.

— Ладно, Терентий, никто никого разыскивать не будет. Я все утрясу. А ты с помощью собственной анимы снимешь свою агрессивность и прочее злобство, после чего прекратишь копать это дело. Не возражай… я тебе помогу принять такое решение, отправив в отпуск. Дружок, не морочь никому анус, кроме лиц, специально предназначенных для этого. Будем считать, что ты меч на орало перековал, остается только переправить орало на жевало и е…, ну, в общем, ты меня понимаешь. Съезди в Блудянск или лучше устремись на орбиту, в Хунахуна. Порезвись, помучайся в объятиях электробаб, поработай херцем… Э, зачем смотришь на меня, как пиранья, неужто считаешь наймитом врага?

Рекс заулыбался во все щеки, чтоб никто не мог его спутать с наймитом темной силы.

— Наймитом не считаю, но ты как масло, которое растекается по металлу, а я, как кислота, которая его проедает.

— Черепную крышку ты мне проедаешь. Пойми ты, мы никогда не распутаем дело с караваном. И нечего совать нос в выяснение отношений между “Вязами” и “Дубками”. А то ведь оторвут выдающийся твой шнобель вместе с лобной костью. Это тебе, наверное, и Зубов говорил, только не так настойчиво. Сколько в городе бандитизма, вооруженных расчленений и отчленений, они тебя не касаются, что ли? Зазнался, текучку запустил. Чтобы ты окончательно протрезвел, я тебе вот что объявлю…

— Еще воздухом надуйся, грудь вперед, задницу отклячь, чтобы попредставительнее видок был,— попытался урезонить я свежевылупившегося шефа, но тот не желал выходить из роли мэтра.

— Мы, лейтенант К123, существуем лишь в результате соглашения “Вязов” и “Дубков”. То есть, получаем зарплату, пока занимаемся посягновениями на частных лиц, набегами на кабаки и лабазы, ристалищами с участием алкашей и надравшихся муташек, да уголовкой, в которой засветились старатели и прочая вольница.

— Рекс, ну неужели тебе известно что-нибудь такое, чего не знаю я. В результате какого там совокупления мы появились — мне наплевать. Главное, что мы есть, и это заставляет нас не мочить штанишки. Когда всем пацанам из моей роты в “Мамальфее” стукнуло по пятнадцать, их выстроили на плацу и зачитали приказ: “С сегодняшнего дня всем заиметь собственное “я” и личное мнение.” Похоже, в вашем питомнике ничего подобного не случилось. В общем, через пять минут подам тебе большую просьбу об увольнении.

— С удовольствием приму после такого монументального заявления, достойного мемориальной доски. Но только через месяц. А сейчас марш в кассу за отпускными и премиальными, я туда уже звякнул, также как и в отдел кадров. Если будешь в Хунахуна, поцелуй от меня Электрическую Бабу в благодарность за мастерство — туда, куда она любит.

Через пять минут я стоял на улице с новой кредитной картой в кармане. Десять тысяч, десять “толстых” имперок — совсем неплохо, дерзай, не хочу. Бутылка водки “Язвенной” — три имперки. Симпампушка-мутанточка на пару палочек — пятнадцать монет. (Симпатичная она, конечно, если только снизу смотреть.) Но билет на межпланетный рейс — полста тысяч.

Несколько раз добросовестно пытался изъять Дыню из головы и проводить себя в турбюро “Интимные маршруты”. Не получилось. Вольно или невольно, в качестве временного решения направил себя в секцию развлечений, а именно в “Нарост”. Именно здесь мутанты и кучкуются. Судя по кличке, Дыня был именно из них.

Перед входом сунул в прорезь деньгомета кредит-карту и вынул из ящичка пятьсот имперок гафниевыми монетками. Затем сквозь противную — лохматую, сопливую, шестипалую — публику подобрался к стойке. В “Наросте” как всегда царило веселье. Звучал и разливался мажорный напев: “Черный ворон, что ты вьешься над моею головой, ты закуски не дождешься, скоро станешь сам едой…” На лица завсегдатаев было немножко тошно смотреть, от их пронзительных голосов немножко вяли уши.