Дневники Палача - Руслан Шабельник

И вместе с тем, она его любит. По своему, но любит.

И это самое страшное.

Ибо, когда она поняла, что ее сын телепат…

Очередная шалость ребенка. Да и у нее не самый лучший день.

Еще до того, как она успела накричать, ударить, мальчик прочитал намерение в мозгу матери и убежал.

Это была первая ласточка. Первое подозрение.

Тогда о телепатах твердили на всех каналах.

Сначала она подозревала.

Потом, после нескольких проверок, подозрение сменилось уверенностью.

А любовь сменилась страхом.

Она боялась его. Мать — своего сына. Боялась, что прочитает ее мысли, боялась, что выведает ее тайны. Страх перед непонятным. Чужим.

Она сама вызвала соответствующую службу. И испытала облегчение, когда они подтвердили наличие телепатических способностей. И забрали его.

Я уходил, уходил прочь, от виллы «Солнечная» и от этой женщины, что не была моей матерью.

Однако, это ничего не значило.

Что, если и моя мать…отдала… сама… добровольно, и не испытала при этом ничего, кроме облегчения.

Что если с ней дело обстояло еще хуже. Эта, по крайней мере, не ненавидела своего ребенка. Боялась — да, но не ненавидела. А ведь телепаты могут вызывать и ненависть. Кому, как не мне — телепату знать это.

Потратить массу сил, энергии, времени, неоднократно нарушить закон, только для того, чтобы прочитать в голове родной женщины то, что бесчисленное количество раз уже читал в головах чужих людей.

Нет!

Я не запятнаю образ матери. Пусть он останется таким, каким представлялся в грезах одинокого ребенка-телепата.

Пусть реальность никогда не замутит его.

Даже если реальность — истина.

А грезы — ложь.

Имеет ли право общество лишать жизни одного из своих членов. Даже, если этот индивидуум совершил некое действо, несовместимое с дальнейшим пребыванием в обществе. Изгнать, изолировать, абстрагировать, но убить… Лишая жизни убийцу, не уподобляется ли общество этому убийце. Да, во многих культурах, на большинстве планет, каждый случай тщательно рассматривается, взвешиваются и разбираются мотивы, обстоятельства и побуждения. Но — факт остается фактом, а убийство, во имя чего и после каких бы то ни было разбирательств, убийством, и вопрос открытым. Имеет ли право общество, порицающее преступления, само выступать в роли преступника.

Руслан Сваровски оторвался от записей. Перечитал написанное. Глаза, живущие собственной жизнью глаза, привычно скользнули вдоль дерева стола, переместившись с одних черных строк на другие. Листы, пожелтевшие от времени, украшенные красивым, каллиграфическим почерком с непривычным левым наклоном.

Аккуратная стопка их аккуратно лежала с краю.

Он помнил тот день, когда нашел, получил их, до мельчайших подробностей и оттенков чувств.

Или… казалось, что помнил…

Библиотечная пыль. За дни, недели, проведенные в десятках библиотек, Руслан научился узнавать, определять ее. На запах, на ощущения, как духи любимой девушки, едва уловив легкий шлейф.

В отличие от духов, которые созданы, чтобы нравиться, пыль Руслан ненавидел. Библиотечную в особенности. Главным образом потому, что со второго свидания с ней, у него начинал чесаться нос, затем слезились глаза, порождая сопли, все вместе заканчивалось обильными и громогласными чиханьями.

В результате визита к врачу, Руслан узнал, что у него аллергия, и там же услышал этот термин: «библиотечная пыль».

Что странно — библиотек много, все разные, по долгу «службы» Руслан побывал и в полуподвальных помещениях сельских общин, и в обшитых пластиком дворцах мегаполисов, а пыль везде одна. И на нее у Руслана аллергия. А ведь многие библиотеки, особенно современные, оборудованы ультрамодными системами очистки воздуха и вентиляции.

Это была районная библиотека небольшого провинциального городка. Бог знает, как занесло Руслана сюда. Но бог-то знает точно, ибо ничем иным, кроме его вмешательства, объяснить находку невозможно.

Библиотека располагалась на втором этаже монументального здания. Помимо полуколонн и стилизованного изображения сцепившихся шестеренок, фасад строения украшала претенциозная надпись: «Дом Культуры». Напрашивался вывод — все остальные здания в городе — некультурные.

В конце широкого, скудно освещенного коридора, оббитая кожзаменителем дверь. Старичок, знававший, как и это здание, как и весь городок — лучшие времена, поднял на вошедшего равнодушные глаза. До этого глаза смотрели, вопреки окружению, не в книгу, даже не в газету, а на экран монитора. Мускулистый супергерой в красном обтягивающем костюме с синими трусами поверх трико, замер, не долетев до падающего самолета. Подразумевалось — герою невдомек, что нижнее белье одевают под низ одежды, но по силам спасти самолет.

Чудны дела твои, господи.

Старичок смотрел на Руслана, и было непонятно, то ли он недоволен, что его оторвали от просмотра захватывающего действа, то ли счастлив отвлечься от белиберды на экране.

Вечная пыль тут же полезла в нос, выплеснувшись многочисленными чихами.

Отчихавшись, приняв лекарство, Руслан даже не стал доставать карточку доступа — какие здесь тайны, а просто пояснил библиотекарю предмет своего интереса.

В, до этого равнодушных, глазах загорелся некоторый интерес — не слишком часто к бедняге обращались за помощью. Судя по возрасту — он был еще из тех библиотекарей, что в течение длительного времени специально обучались нелегкому ремеслу составления каталогов и сортировки знаний. Едва ли не впервые за профессиональную деятельность, полученные знания кому-то понадобились.

Супергерой в трусах уступил место ветвистому дереву каталогов и подкаталогов.

— Ожидайте, — старик поднялся со своего места, и дебри шкафов и полок поглотили его.

Ожидание затянулось на пол часа. Менее терпеливый давно бы плюнул, развернулся и ушел. Менее честный, прихватил бы парочку фолиантов с близстоящего стеллажа. Не потому, что они представляли какую-то ценность, или по надобности, а так — назло.

Руслан не чувствовал сил последовать первому и злости сделать второе. Он просто сидел и ждал, разумно предположив, что старик когда-нибудь таки вернется.

И он вернулся.

Тощая папка легла на стол, изрыгнув небольшое облачко пыли.

— Вот.

Так как последующих действий от старика не… последовало, Руслан принялся воевать с резинками, стягивающими пластик. Одна из них, то ли от радости, то ли от нетерпения, лопнула у него в руке.

В папке оказалась стопка желтых листов.

Изучая первый, затем второй, третий, четвертый, Руслан не верил своим глазам. Перед ним был дневник. Палача. По имени — Руслан.

Съемная квартира, в которой жили пропавший Антон Ю-пин и заявившая Катарина Дэнджсон, была, конечно, поскромнее жилища телепата Сергея Светина, но раза эдак в полтора больше жилища самого капитана Зайкина.

«Надо было учиться на хирурга», — мысль была почти привычна, время от времени, бывая по долгу службы в жилищах различных людей, она посещала голову Зайкина. Биржевого маклера сменял агент по недвижимости, агента — дантист, дантиста — адвокат, чтобы вновь вернуться к маклеру. Последнее слово менялось, не меняя сути. И нельзя сказать, чтобы Зайкин не любил свою работу… ненормированный рабочий день, встречи с общительными людьми, инопланетные командировки за счет управления…

В отличие от обиталища Светина, здесь все, во всяком случае, что видел Зайкин, было оформлено в стиле «Ультра Модерн». Прозрачные плексигласовые панели, синтетический ковер, мебель из дорогого, но все же пластика.

Что роднило с жилищем самого Зайкина, это… беспорядок. Незадвинутые ящики комода, с которых свисают какие-то детали туалета. Вещи — от носков, до маек, разбросанные по всей квартире. Желтый тапочек, застрявший под диваном, его компаньона, несмотря на весь опыт следака, Зайкин так и не смог обнаружить.

Прозрачный столик завален глянцевыми журналами, вперемешку с рекламными буклетами. Часть сооружения сползла на пол, образуя внизу небольшую гору.

«А девочка порядочная засранка. Может, парень, действительно, сбежал. Смотал удочки и в далекие дали. Есть такие мужчины, для которых объяснения смерти подобны. Есть такие женщины, от которых побег — единственный выход».

— Как вы думаете, его уже нет. Нет в живых, да! — как и в первую встречу, в ход снова пошел платок, этот она выудила из недр комода. В процессе выуживания на пол вывалилось несколько наперсников оного разной степени свежести. — Только честно, прошу вас, не обманывайте меня!

Ну что он мог ответить. О чем она вообще думает, задавая подобные вопросы!

— Мисс Дэнджсон, мы ищем. Делаем все возможное. И, поверьте моему опту, надежда всегда есть.

Дежурные слова, от частого употребления, растерявшие большую часть смысла.