Эвотон: 180 - Андрей Крыжевский

Гость загадочно улыбнулся и ответил:

– Я тебе достаточно рассказал. Остальное додумаешь самостоятельно. Добавлю лишь только, что изменения затронули не только параметры самого пространства, но и интересы цивилизации Деумии… Никуда не исчезнувшей… – собеседник Вела уже собрался встать, но внезапно передумал и вплотную приблизился к патрийцу.

Велфарий периферическим зрением заметил, как в центре заведения гигантская голограмма совершала путешествие сквозь Вселенные. Каждый раз он вместе с остальными посетителями добирался до границы мира и с неимоверной силой врывался во внешнюю Вселенную, чтобы пронестись к её рубежам через колоссальное по размерам пространство. И так далее… Хозяин воображения намеренно прокладывал свою дорогу мимо неописуемых туманностей, клокочущих звёзд и внушительных планет! И вот – граница… С её хаосом и запредельными значениями всех законов… Погружение в пространство, плотность которого взрывает мозг…

– Глянь левее, – с искренним удовольствием проговорил вслух незнакомец. – Видишь тех двоих в сутанах, капюшоны которых скрывают лица? Не поверишь, но слежка за тобой не прекращается с тех пор, как я появился в Имадже. Имей в виду, – гость встал и удалился.

Вел некоторое время рассматривал находящихся за барной стойкой подозрительных субъектов, а затем перевёл взгляд на голограмму. Скорость достигала неимоверных величин – Вселенная за Вселенной, из чёрной дыры в чёрную дыру… Патриец поднялся и направился в сторону выхода.

Некоторые из столиков скрывались внутри плотной цилиндрической поверхности. Там, в замкнутом пространстве, перед отдыхающим предстали, возможно, потрясающие космические пейзажи, своей реалистичностью обязанные как изображению на поверхности, так и дополнительному задействованию голограмм. Такой же принцип применяется и на потолке Изнанки, который безжалостно заигрывает с воображением и опьяняет великолепием девушку, медленно прислоняющую голову к верёвке подвесных качелей…

Внезапно Велфарий замер на месте! Его полный непонимания и замешательства взгляд плавно обвёл чрезвычайно напряжённые патрийские лица. Сомнений не возникало: голограмма! Вел осторожно повернулся направо…

Воображение, до сих пор сотрясающее фантазию посетителей впечатляющими красками путешествий сквозь Вселенные, тщетно пыталось преодолеть очередную границу. Рубеж не казался непроходимым: по-прежнему сохранялись вязкая плотность ткани пространства, невероятные скорости потоков частиц, ослепляющие до боли в глазах вспышки. Взрывы вещества, поступающего извне, отражались волнами, искривляющими действительность во все стороны. Рубеж не казался непроходимым: воображение уже преодолевало таковые.

Велфарий сосредоточенно всматривался, задумываясь всё глубже. Его волновало какое-то таинственное отличие… Особенность, которую он не в состоянии распознать… Феномен, присутствие которого прекрасно осознаёшь и только…

Воображение продолжало предпринимать отчаянные попытки вырваться, но странное блокирование не допускало исключений, всё так же вытесняя нас. И тогда неожиданно мир преобразился! Невообразимое множество насыщенных красок и полутонов струились, заполняли пространство, растворялись и вспыхивали с новой силой, то перетекая в хаотичное движение, то вновь приобретая чёткие контуры. Фантазия не имела предела в мире, где власть живого цвета непоколебима.

– Значит, не из мира… – полушёпотом проговорил я.

Цвета лились сплошным океаном, то спокойным, то вздыбившимся в девятый вал, заполняя собой всё на своём пути – планеты, звёзды… Оставляя лишь их контуры. И вот… океан таки добрался…

– До нас…

Живая, мыслящая, красочная лавина властно накрывала нас. И приходило понимание, что она управляет нами, верша события, судьбы, жизни. Жизни пространств и миров!

И внезапно течение жизни остановилось. Воображаемая Вселенная стремительно теряла свой объём и начинала исчезать не благодаря уменьшению изображений, а по причине умаления диаметра голограммы.

Я оглянулся на ухмыляющегося незнакомца, возле которого находился второй странный патриец с закрытыми глазами. Наверное, именно его воображение привлекало внимание присутствующих. Но зачем?..

– И зачем это красочное представление? Показать, как схлопывается первичная Вселенная? А то мы не знали! – вспылил я.

– Когда-то в тебе проснулась бы страсть… Задуматься… Разгадать… А сейчас ты предпочитаешь энтузиазму колкости в наш адрес!.. А мы, между прочим, показали то, что, возможно, знают лишь клаудеумы.

Внезапно меня согрело лёгкое прикосновение, которого я не ощущал уже довольно продолжительное время. Реальный мир передо мной наливался ослепительными обновлёнными красками. Для моих глаз – прежние, но не для сердца… Тем не менее я демонстративно поднял ладони и парировал:

– Разгадать?.. Давай лучше вопрос! – совершив Вызов, я мысленно спросил незнакомца: – Кто те двое в сутанах? Почему охотятся за мной?

– Идеально скучный и банальный вопрос… Неинтересный… Без фантазии.

– А какой же, по вашему мнению, интересный, господин Подтекст? Или, может, мне лучше спросить твоего собутыльника, мистера «Бурные фантазии»? – я не прекращал язвить, потому что начал намеренно сопротивляться нарастающей иррациональности: той, которая затягивала меня в прошлое; той, которая заставляет принимать авантюрные решения и совершать безумные поступки в приступах безрассудной смелости, той, которую я благополучно растерял… – Наверное, ожидаешь услышать: «Что находится снаружи первичной Вселенной?!» Или: «Как засранец пронёс с собой плазму в Имадж?» – я покосился на боковую выпирающую часть сутаны одного из сидящих за барной стойкой.

– «Снаружи», Вел, не существует…

– Всего доброго, незнакомец! – решительно произнёс я, развернулся и уверенно зашагал к боковой поверхности, значение плотности которой через пару шагов начнёт уменьшаться. Не оборачиваясь, мысленно добавил: – Собутыльнику удачной посадки! И сколько же дорожек для взлёта он испробовал?.. Ха! – я ухмылялся и был доволен собой…

Тем не менее удовлетворение начинало переходить в удивление: я не приближался к выходу ни на миллиметр с момента своих последних слов и не замечал, чтобы мимо меня кто-либо проходил… «Технология невидимости? Возможно…» Дело в том, что передо мной уже находилось отверстие! И я снова почувствовал привычные старые эмоции – только уже не связанные с восторгом…

«Незнакомец! Конечно! Он наверняка заметил!» Я развернулся и обнаружил его откинутую голову с закрытыми глазами.

– Значит, встреча неизбежна… – задумчиво проговорил я, выходя из Имаджа на зелёную улицу, подсвечиваемую искусственным восходом первой звезды.

Меня передёрнуло!.. Возле моего антиграва находился тот, кого я с нетерпением ждал и одновременно опасался. Но загадочный посетитель в сутане появился быстрее, чем я предполагал.

Серая сутана имела эффектный вид благодаря своей строгости. Единственным её элементом являлся верёвочный пояс. Капюшон оголял лишь подбородок, а рукава – кончики пальцев.

– Вариант первый. Я эвотонирую, – мои глаза предупреждающе слегка воспламенились. – Я гибриод, не забывай… Двадцать пятое правило для меня – не закон. Вариант второй. Я забрасываю в информационное поле сигнал о помощи – и все окружающие патрийцы моментально обезвредят вас. Не успеешь моргнуть толк… – я растерянно замолчал, так как неизвестный вежливо пригласил меня внутрь транспортника, ничуть не смутившись.

«Конечно… Землянин!..» – осенило меня. Только им свойственно такое поведение. Мне становилось всё интересней, а любопытство в паре с интригой затмили всякое представление о страхе. – «Страх!.. Айюми!»

Передо мной лежала чрезвычайно красивая девушка. Уязвимость и хрупкость растворялись в непоколебимой мужественности, струящейся из каждой её клетки. Я тихо подошёл, чтобы не разбудить, и присел на край кровати. Её лицо выражало божественное спокойствие и высшую степень королевского благородства. Нежные пальцы, к которым я трепетно прикоснулся, некогда сжимали грубую плазму, чтобы предоставить поколению шанс… Выжить… Влюбляться друг в друга, целоваться! Растить детей, заботиться о родителях и близких. В порыве нахлынувшей щемящей нежности я осторожно, чуть слышно прикоснулся губами к её ладони. Неожиданно девушка шевельнулась! Неужели?! Моё сердце встрепенулось надеждой и среагировало учащённым биением: дочь медленно открыла глаза и сощурилась от света. Я каждый день мечтал только об одном, представляя, как ловлю её взгляд, наполненный теплотой и любовью…

– Айюми! Солнышко моё, как я тебя люблю! – в порыве проговорил я, но тут же ужаснулся от пустоты её глаз. – Айюми! – уже кричал я. В ответ – немая тишина. Чьи-то цепкие руки впились в мои плечи и потащили к выходу. Я неистово сопротивлялся, пытался ухватиться за предметы, стены, воздух, лишь бы ещё раз взглянуть на дочь. Я не сдавался. Я надеялся. Я верил! – Айюми! – крик-стон повис в воздухе. – Это я, отец! – нахмурив брови, девушка прислушалась и повернула голову в мою сторону. – Это я… Айюми… – в ответ – молчание.