У них что-то с головой у этих русских - Анна-Лена Лаурен

Силы правопорядка в России — вообще вещь в себе. Они разделены на такое множество структур и подразделений, что трудно понять, кто же на самом деле чем занимается. Любовь русских к аббревиатурам не упрощает дело.

Милиция, которая патрулирует улицы и площади, сокращенно называется ППС (патрульно-постовая служба). Дорожная полиция, в тяжкой борьбе одолевшая таможню и ставшая, наверное, самой коррумпированной государственной организацией в России, сейчас пышно именуется Государственной инспекцией безопасности дорожного движения — ГИБДД. Однако в затылок дорожной полиции дышит ДПС (дорожно-патрульная служба) — это название подразделения дорожно-патрульной службы. Раньше оно называлось просто ГАИ, Государственная автомобильная инспекция. Поэтому служащих в ней в народе прозвали гаишниками.

Это прозвище за ними сохранилось, а эпидемия коррупции и не думает стихать. Русский народ ненавидит гаишников, равно как и чиновников или государственных служащих вообще. Все они великие умельцы подставить ножку простому человеку, препятствовать получению разрешений, набивать деньгами собственный карман и всеми силами тормозить развитие рыночной экономики.

В высоком искусстве коррупции гаишники, наверное, лучшие из лучших. На российских дорогах милицейские машины видны через каждые несколько километров. Обычно милиционеры подстерегают своих жертв на перекрестках или обочинах дорог, лениво помахивая палкой водителям подходящих машин. Тебя могут остановить за множество «нарушений», но цель всегда одна: вытянуть у водителя несколько сотенных купюр. Вот почему аббревиатура ГИБДД получила в народе множество новых расшифровок: «Господа И Бандиты, Дайте Денег», «Гони Инспектору Бабки и Дуй Дальше» и прочее подобное.

Шуткам про гаишников нет числа. Словоохотливый водитель такси развлекал меня по дороге в аэропорт Домодедово: «Один гаишник проспал и будит сына: „Быстро вставай! Эти козлы уже сколько времени ездят бесплатно!“»

Но есть и прогресс. Однажды мы ехали в Петрозаводск снимать репортаж, и нашу съемочную группу остановили на подъездах к городу. Мы ехали со скоростью 49 км в час, хотя скорость движения ограничивалась 40 километрами, и нам предстояло заплатить штраф. Однако милиционеры были на редкость хмурыми, что объяснялось новым правилом — им больше нельзя было взимать штрафы самим; теперь полагалось давать водителю квитанцию, с которой он сам должен был пойти в банк и заплатить штраф. «Как удачно, что официально я безработный, — ухмыльнулся наш шофер. — Мне не нужно платить ни копейки. Эти козлы в курсе, вот и кислые такие».

Коррупция в России — проблема гигантского масштаба. Когда Владимир Путин стал Президентом России, он назвал борьбу с коррупцией своей важнейшей задачей. Пришедший после него Дмитрий Медведев изъясняется подобным же образом и в жестких выражениях осуждает коррупцию.

Государственные мужи, министры и влиятельные персоны в течение десяти лет открыто говорят о коррупции.

Так что проблему не замалчивают — наоборот, о коррупции говорят все. Но она не исчезла, а только усугубилась: за время, что Путин у власти, количество государственных чиновников увеличилось. Чем более развита бюрократия, тем больше у бюрократов возможностей тормозить выдачу разрешений или выжимать деньги из предпринимателей каждый раз, когда те приходят к ним поставить очередную печать или за подписью. Это процесс самовоспроизводящийся: Кремль хочет повысить контроль над гражданами, вводит для этого новые правила и расширяет бумажные потоки, поэтому требуется все больше чиновников: а для граждан это означает появление новых инстанций, в которых нужно давать взятки.

Так как я иностранка, со мной обходятся совсем иначе, нежели с русскими. Мне не надо совать деньги врачам, чтобы быть уверенной, что за моими родными будут хорошо ухаживать, или платить две тысячи долларов какому-нибудь офицеру, чтобы избавить своего сына от исполнения воинского долга.

Как журналистка я никогда не давала взяток ни одному человеку — у меня их даже не требовали. Отчасти это из-за того, что я работаю в представительстве финского государственного телевидения и у нас в Москве есть собственная секретарша. Она занимается всеми бумажками. Так что моя регистрация, аккредитация, прочие разнообразные разрешения — в безупречном порядке. Когда меня останавливают милиционеры, им не к чему прицепиться — совсем не так было в предыдущие десять лет, когда я разъезжала по России, не удосуживаясь зарегистрироваться в Министерстве внутренних дел. По идее регистрироваться должны все иностранцы, если они приезжают в Россию дольше, чем на три дня.

Причина, по которой я не регистрировалась, проста: я жила не в гостинице, а у своих русских друзей. Иностранцы, живущие в гостинице, регистрируются автоматически. И тут система дает сбой: если живешь не в гостинице, зарегистрироваться практически невозможно.

Конечно, можно явиться в отделение ОВИРа (Отдел виз и регистраций). Один раз я попыталась это сделать. В петербургском отделении ОВИРа просто-напросто отказались меня принять, после чего я решила со всем почтением плюнуть на эту идиотскую систему и устроить все на русский манер. То есть послать правила к чертям и надеяться только, что все как-нибудь обойдется.

И все обходилось. Пару раз меня останавливала милиция, но я выпутывалась без особых проблем.

Главный секрет обращения с коррупционером — или с идиотскими правилами, которым на практике следовать невозможно, — верное поведение. В этих случаях правильное поведение так же действенно, как и в других ситуациях, в которые попадаешь в России. Тот, кто уверен в себе, силен и может постоять за себя, довольно часто выходит победителем, и милиционерам приходится отстать от него. Но слабые и беззащитные (а также бедные) часто вынуждены расстаться с деньгами. И конечно, особенно беззащитны кавказцы и приезжие из Центральной Азии.

Разница между пожилыми и молодыми русскими в этом случае просто бросается в глаза. Старшее поколение все еще побаивается и уважает стражей порядка. Пожилые люди изо всех сил стараются соблюдать закон, следят, чтобы их документы были в порядке. Многие молодые россияне, напротив, совершенно не уважают ни милицию, ни дорожную полицию и громко протестуют, если считают, что с ними обошлись несправедливо.

И это нормально. Это означает ровно то, что молодое поколение россиян научилось думать самостоятельно. Плохо, конечно, что милиционеров почти не уважают. Но для русского общества благо, что такое множество людей достаточно сильно и уверено в себе, чтобы не соглашаться с глупостями.

Однажды я с приятелем наведалась в московскую больницу. Его друга Макса в баре накачали наркотиками, ограбили и бросили в канаве, где его подобрала на следующее утро «скорая помощь». Максу было очень худо. Его жена Ольга, естественно, с ума сходила от беспокойства, но врач даже не пустила нас к нему. Она только сообщила, что диагноз еще не поставлен и Максу может стать хуже, потому что врачи не знают, насколько сильно пострадала его нервная система.

Перед уходом Ольга сунула врачихе пятисотрублевую купюру. Я пришла в ужас. Коррупция даже в больнице, где спасают человеческие жизни! «Милая Анна-Лена, врачи в муниципальных больницах зарабатывают двести евро в месяц. И если пациенты помогают им, чем могут, — это не более чем соблюдение приличий. Не забывай, что врачи — люди с высшим образованием и что их зарплата — просто оскорбление по сравнению с тем, что они делают», — сказала моя учительница русского языка Маргарита в ответ на мои причитания.

Позже я поняла ее точку зрения. В некоторых случаях коррупцию сложно определить как таковую. Коррупция ли — подбросить хоть какие-нибудь дополнительные деньги врачу с высшим образованием, который зарабатывает копейки в муниципальной больнице (хотя мог бы заколачивать раз в десять больше в частной клинике)?

Разумеется, коррупция. Но иногда бывает полезно взглянуть на дело под другим углом.

Как бы то ни было, Макс поправился, отделавшись только испугом. Подозреваю, что так было бы и без дополнительно потраченных четырнадцати евро. Эти деньги — что-то вроде страховой суммы, которую решила внести жена Макса.

Есть в России некая рутинная коррупция, которая жива только потому, что люди привыкли к ней. Моя подруга, которая собралась сдавать экзамен на водительские права, сетовала, как трудно уследить за пешеходами, «которые перебегают дорогу, где им вздумается».

«Это придет с опытом, — сказала я. — Поездишь достаточно долго и привыкнешь постоянно обращать внимание на транспорт и пешеходов».

«Ну да, как же. Хорошо, что можно заплатить инструктору перед экзаменом! У него связи в милиции», — сказала Лена с довольным видом.