«Мемуары шулера» и другое - Саша Гитри

Если воспоминания мои верны, у генерала Жамона были все основания пожалеть, что он не остался в тот день дома.

Лицей Шлюмберга

Когда я навеки покидал школу аркейских доминиканцев, откуда, не без упорных стараний с моей стороны, меня наконец-то выгнали, надзиратель, провожая меня до дома моей матушки, по дороге признался: «Как же я вам завидую!» Мне предстояло поступить в заведение господина Шлюмберга, о котором братец мой отзывался с таким восторгом.

Алкоголик и педагог, господин Шлюмберг, немецкий подданный, специально принял французское гражданство, дабы открыть лицей, готовящий для поступления в престижные высшие учебные заведения: Политехническую школу, Центральную школу или Сен-Сирское военное училище.

Всего учеников нас у него было десятка три. Десять интернов и около двадцати экстернов, которые после занятий расходились по домам. Я, как всегда, был интерном и жил при школе, но на сей раз у меня была отдельная комната.

Иметь свою собственную комнату — какое счастье!.. Собирать там по ночам друзей и варить на спиртовке шоколад с водой — что за райское наслаждение!.. А как однажды вечером нас «накрыл» господин Шлюмберг, пьяный, в длинной ночной рубашке и высоком колпаке — какое незабываемое воспоминание!..

Преподаванием занимался сам месьё Шлюмберг, он обучал французскому немцев и немецкому французов, а также господа Лассоль и Анрие, которые на пару натаскивали нас по всем остальным дисциплинам: истории, географии, арифметике и алгебре.

На прежнем месте я учился в шестом, в тот же класс, как это уже стало для меня привычным, меня и определили. По этой причине я ожидал, что снова окажусь среди детей семи-восьми лет от роду — а ведь мне-то к тому времени уже стукнуло тринадцать.

Какое заблуждение. Какая нежданная удача! Я не оказался ни самым старшим, ни самым невежественным. Старшему среди нас было тридцать семь, а он всё ещё застрял на Людовике XI! Справедливости ради должен сознаться, что он был грек, заикался и, судя по всему, так до конца и не оправился от брюшного тифа, которым переболел много лет назад.

Я мог бы без труда описать вам, что же представляло собой заведение Шлюмберга. Но у меня есть идея получше.

Была у господина Шлюмберга такая жёлтая тетрадь в картонном переплете, которая называлась «Школьным журналом». В нём сам месьё Шлюмберг, преподаватели и надзиратели оставляли записи, помечая наказания и пытаясь во всех подробностях живописать поведение, точнее сказать, дурное поведение — учеников.

Этот журнал у меня. Он у меня, потому что я стащил его. А стащил я его потому, что отец, зная о его существовании, пожелал почитать его, как он выразился, «на свежую голову». По правде говоря, я прекрасно знал, зачем он ему понадобился. Хотел показать его близким друзьям. И можете спросить у Тристана Бернара, не помнит ли он, как хохотал до упаду, читая этот журнальчик.

Не знаю, доставит ли он такое же удовольствие и вам, читатель? Могу лишь надеяться. А потому предлагаю вашему вниманию наилучшие выдержки из манускрипта, которые пользовались у нас особым успехом.

Считаю необходимым дать вам честное слово, что ни убавил, ни прибавил в этих записях даже запятой.

«8 ноября (Занятия c 5 до 7 часов). — Парсонс спит, Уэллс мечтает, а Уильямсон колет орехи на голове Зогеба, тот плачет.

Пятница 11 ноября. — Ученик Грос потешает товарищей, показывая язык преподавателю, пока тот стоит к нему спиной.

На перемене Зогеб в очередном приступе неразумия орёт «Дерьмо!..», а малыш Пьер тем временем по его наущению во все горло вопит «Долой немцев!»

Понедельник 14 ноября. — Парсонс всё утро провёл у Гроса и Барбье, которые заверили его, что они в восторге от кривляний, диких ужимок и прочих выходок, которые господин Парсонс нынче впервые представил их вниманию. В пять часов Грос вновь встретился с Барбье в комнате у последнего, после чего направился к Уэллсу, с которым имел краткую беседу. В результате всех этих переговоров ученики Грос, Уэллс и Барбье затеяли адскую возню во время занятий».

Если вспомнить, что Грос, Уэллс, Барбье, Парсонс, Зогеб и прочие упомянутые были всего лишь мальчишками от восьми до двенадцати лет от роду, нельзя не восхититься простодушием этих учителей, чьим заботам вверялось наше образование.

«Среда (Урок с 5 до 6 часов). — Отсутствуют: Франк, Пегар, Грос, Гриф, Уэллс, Вальдес, Биссель и Парсонс.

26 ноября (Занятия в 11 часов). — Барбье на этом уроке ведёт себя совершенно непристойно. Он ковыряет в носу, бьёт мух и утирает руками рот. Все мои замечания пропускает мимо ушей, выставляю за дверь, триста строк в наказание.

Понедельник, 5 декабря. — Урок с 8 до 9 часов: отсутствует месьё Уэллс.

Урок с 9 до 10 часов: отсутствует месьё Уэллс.

Урок с 10 до 11 часов: отсутствует месьё Уэллс.

Урок с 1 часа 30 минут до 2 часов 30 минут: Зогеб разбил стену и облил чернилами парту.

Господин Казо-старший проводит время на одной из лавочек в школьном дворе, так что нынче вечером в классе никого не было».

Только что я призывал вас, читатель, полюбоваться простодушной глупостью наших наставников — а не стоит ли также отдать должное и их долготерпению?! Разве не достойны жалости эти бедолаги, не наделённые никакой властью, перед этой горсткой мальчишек, богатых, весёлых и озорных, которые издевались над ними как хотели, сознавая свою полную безнаказанность?!

«Занятия с 8 до 9 часов. — Возвращение господина Уэллса.

Степенной важностью походки, в которой явно сквозила издёвка, он будто говорил, что совершенно независим, свободен в своих поступках и не имеет ни малейших намерений отвечать на какие бы то ни было вопросы насчёт того, как провёл всё это время.

Вторник 6 декабря. — Господин Уэллс не присутствовал ни на одном из уроков.

Четверг 8-го (Занятия в 2 часа). — Зогеб, который отличается крайне непристойным поведением, питает весьма враждебные чувства ко всем своим соученикам в целом, а против Хеверсона в особенности. «Морда, придурок, чучело вонючее и т.д.» — вот выражения, которые он использует, когда хочет обратиться к кому-нибудь во дворе, в классе или на занятиях. Он не выполняет никаких заданий, хотя владеет более чем двадцатью тетрадями, в которых имеются записи весьма недвусмысленного свойства, которые испещрены неопровержимыми свидетельствами, где содержатся хитроумно составленные дурацкие суждения и главное, карикатуры, под каждой из которых он подписывает глупости, скорее, сомнительного толка.

Суббота 19-го. — Во время занятий Зогеб предложил нелепое пари: «Кто состроит самую противную рожу…» Сто строк.

Вторник 13-го. — Вот уже три дня, как Казо, похоже, страдает детским поносом, чьи тошнотворные эффекты слишком неприятно воздействуют на органы обоняния. Просто отвратительно. Сегодня у него уже четвёртый тираж. В качестве приложения к висмуту, двести строк кажутся мне необходимой мерой, дабы прекратить эту эолову оргию.

Пятница. — Прошу месьё Шлюмберга запретить Гитри-старшему оставаться во время перемены в классной комнате. Он только и знает что играться тряпками, которыми стирают с доски, поднимая вредную для здоровья пыль.

Более того, никто не в состоянии работать по причине беспорядка, который он вызывает, и шума, который он поднимает.

20 декабря (Урок с 8 до 9 часов). — Вейсс самозабвенно, самым непристойным образом предаётся ковырянью в носу.

Я: Может, тебе помочь, бесстыдник ты этакий?

ОН: Слабо вам, пальцы слишком толстые.

Я: Неприлично, друг мой, этаким манером вытаскивать что-то из носу.

ОН (холодно): Ладно, уговорили, положу назад.

Четверг 12-го (Урок геометрии). — Спрашиваю месьё Гитри, почему он не посещает уроки геометрии. На что тот отвечает в своём обычном тоне: «Дело в том, месьё, что мне пока что не удалось договориться с господином Шлюмбергом по этому вопросу».

Вторник 17-е. — Месьё Гитри не выполнил сегодня ни задания по французскому, ни задания по арифметике. Он упорно делает только то, что ему нравится, и считает себя вправе уходить к себе в комнату без всякого разрешения.

Месьё Уэллс не показывался после полуденного завтрака. Он уехал кататься на своём велосипеде, не спрося ни у кого никакого разрешения.

Месьё Липманн вот уже час как ушёл без спросу, и вернулся лишь к пяти.

Вторник, 7 февраля. — Месьё Уэллс во время перемены в 3.30 прогуливался по подоконнику второго этажа, лицом ко двору.

Четверг, 23 февраля. — Похороны господина Президента Республики.

Урок в 9 часов. — Я сделал месьё Уэллсу замечание, вынужденное неподобающим поведением, которое просто нельзя было стерпеть. Месьё Уэллс покинул класс.

Занятия с 5-ти до 7-ми. — Воспитанник Блох-младший совсем не желает трудиться. За час он написал всего две строчки из своего задания. Я недоволен этим учеником.