Бесноватые - Джон Карр

Шпаги у него не было, но у стола стояла длинная трость с медным набалдашником, которая являлась принадлежностью профессии врача. Весь вид его, усталый и разбитый, все убожество нищеты, цепляющейся за его табачного цвета камзол и белые чулки, не могли скрыть подлинной доброты, написанной на лице доктора Эйбила, доброты, столь же неожиданной здесь, в этой комнате, освещенной тусклым светом камина, как если бы она оказалась вдруг на гравюре мистера Хогарта[18] с Лестер-филдз.

Собеседник доктора Эйбила, худой человек с мертвенно-бледным лицом, был одет в черную сутану священнослужителя, с белыми манжетами и воротничком. Забавный нос и большие живые глаза делали его лицо веселым и даже хитрым. Но сейчас священник был абсолютно серьезен. Он перегнулся через стол и что-то говорил своему собеседнику мрачным приглушенным голосом. Джеффри, возможно, и подумал бы, прежде чем вмешаться в их разговор, если бы внезапно беседа эта не прервалась взрывом эмоций.

– Черт бы побрал мою душу! – произнес священнослужитель, вскакивая на ноги весь в слезах. – Но это просто ужасно! Вопрос чрезвычайно деликатный, доктор, и касается он весьма деликатных вещей. Если, к примеру, радости, которые дарит нам женская плоть, окажутся на деле не столь сладостными, как казалось вначале, и если в результате несчастный служитель Бога совсем не по своей вине подхватит французскую болезнь, неужели не найдется какого-нибудь быстродействующего и надежного средства излечить его от этого недуга?

– Достопочтенный сэр, с этим вопросом вам следует обратиться к хирургу, а не к терапевту. Кроме того, как я уже сказал…

– Доктор, доктор! Ведь я только что прибыл в этот город! Неужели это и есть отзывчивость, которой славится Лондон?

– Достопочтенный сэр, – отвечал доктор, невольно смягчаясь, – я же сказал, что не занимаюсь такими недугами. И так слишком много людей умирают сегодня от болезней, которые мы не в силах предотвратить.

– И умирают, вне всякого сомнения, с вашей помощью!

– Видимо, и с моей, – устало произнес доктор Эйбил. – Я, конечно, не Хантер с Джермин-стрит. Но, насколько я понимаю, сейчас нет средства от французской болезни, во всяком случае, средства быстродействующего. Если мы хотим вообще избежать ее, сэр, нам следует оставаться дома и постараться вести себя должным образом.

– Да, да, все это совершенно правильно, – вздохнул священник. – Я женат на совершенно сумасшедшей женщине, или почти сумасшедшей, что, впрочем, одно и то же. Я могу сколько угодно до слез жалеть мою бедную Элизу (он и впрямь уже рыдал), но какой крик она поднимает, если увидит, как мужчина всего лишь ущипнул за дверью молоденькую служанку. А ведь это и происходило за дверью! Оцените мою деликатность, доктор.

– Вы уверены, что получили французскую болезнь от этой служанки?

– Нет, конечно, не уверен. Да и не служанка это была, а вдова, которую я навещал в Чипсайде. И произошло это всего час назад. Но каждый раз, стоит мне споткнуться, и я начинаю думать, что болен; начинаю испытывать страх, а это ведь почти то же самое, что действительно заболеть.

– Достопочтенный сэр, – сказал доктор, выпрямляясь в своем кресле, – ваша приверженность плотским утехам просто поразительна!

– Ваша ученость, – отозвался служитель церкви, – можете совать свой нос в крысиные норы, как и надлежит людям, не имеющим понятия о деликатности и высоких чувствах. Я – преподобный Лоренс Стерн[19], викарий[20] Саттона и Стиллингтона в графстве Йоркшир, а также пребендарий[21] Йоркского собора. Если бы не мое высокое призвание – прости, Господи, – я бы уже разбил вам голову дубиной.

«Ну почему, – думал Джеффри Уинн, впадая в отчаяние, которое он неоднократно испытывал в своей жизни, – почему все в этом окаянном мире постоянно затевают ссоры и лезут в драки?»

– Джентльмены, – произнес он вслух, выступая вперед, – прошу простить, если я нарушаю вашу беседу. Я также занят поисками женщины, хотя и в ином смысле, нежели сей достойный священнослужитель. Не согласитесь ли вы выслушать меня?

Джеффри торопливо изложил им то, что считал возможным. Доктор Эйбил слушал его стоя, с видом холодно-учтивым, тогда как преподобный Лоренс Стерн весь извелся от любопытства.

– Хорошенькая, говорите вы? – вопрошал этот последний. – А меня здесь не было! Чума меня возьми! Ну как я мог такое упустить?!

– Помолчите, сэр! – сказал доктор Эйбил.

Он был явно взволнован и отложил свою длинную трубку.

– Здесь был я.

– И молодая дама спрашивала вас о чем-нибудь, доктор?

– Да. Она спросила, знаком ли я со старухой – имени она не знала, – которая живет над упомянутой вами лавкой. Я сказал, что действительно знаю эту женщину и что зовут ее Грейс Делайт. И я настоятельно советовал молодой даме не ходить туда, хотя и не сказал почему. Сама старуха совершенно безобидна – во всяком случае, мне так кажется. Но о тех местах ходят дурацкие слухи, будто там водятся привидения; говорят, бывали случаи, что люди умирали там от ужаса.

– Крестная сила! – воскликнул священник, и его залитое слезами лицо побледнело. – Неужели действительно водятся?

– Помолчите, сэр. Я же сказал: дурацкие слухи.

– Да, но…

– Все это – игра воображения. Люди сами пугают себя до смерти. Весь мой опыт подтверждает это. Я посоветовал этой даме отправиться домой. Но она сказала, что у нее нет дома или что, по крайней мере, нет никого, кто любил бы ее.

Опустив голову, Джеффри отошел в глубь комнаты, но потом снова вернулся к столу.

– Я попросил ее подождать, пока я возьму свой ящик с инструментами, – продолжал доктор Эйбил, указывая кивком в глубь бара. – Я поставил ящик туда, чтобы какой-нибудь пьяный не пнул его или не наступил ненароком. И тогда я провожу ее. Но когда я вернулся, ее уже не было.

– Слушайте, но это же так загадочно и романтично! – воскликнул преподобный Лоренс Стерн. – Однако с чего бы это молодая дама благородного происхождения – я полагаю, она – благородного происхождения – задумала вдруг посетить эти трущобы на Лондонском мосту?

– Этого я не знаю. И не мое дело выпытывать такие вещи.

Сказав это, доктор Эйбил провел рукой по лбу – от старого выцветшего парика к несколько затуманенным глазам на широкоскулом лице.

– Нет, не будем лгать, – сказал он. – Я и сам несколько перебрал, и здесь было так уютно – я не стал ее догонять, хотя следовало бы. Я очень надеюсь, что с ней не случилось ничего дурного. И все же, думаю, не ошибусь, если скажу, что девушка была чрезвычайно расстроена и нуждалась в утешении. Сейчас, с вашего позволения, я пойду. Но вы, сэр, не ждите меня. Я советовал бы вам поторопиться.