Девочка у моста - Арнальдур Индридасон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из трех полицейских, что в свое время занимались расследованием этого убийства, в живых оставался лишь один. Спустя несколько лет после происшествия он ушел из полиции и устроился на работу в таможенное управление. Теперь он, однако, уже был на пенсии и жил у моря на Рейкьянесе[4]. Конрауд в том направлении давненько не ездил, и у него возникла идея прокатиться на Рейкьянес и, пользуясь возможностью, навестить бывшего полицейского. Они были знакомы исключительно в связи с расследованием – тот человек уволился из полиции, когда Конрауд лишь начинал там работать. Он всегда относился к Конрауду с уважением, проявляя понимание того, что тот вырос в непростых обстоятельствах, чувствуя себя изгоем и борясь с собственной ожесточенностью, причины которой не до конца осознавал и которую не всегда мог обуздать.
Конрауд свернул на юг вблизи Кеблавика[5], направляясь в сторону прежнего контрольно-пропускного пункта и вспоминая, как он одно лето работал там на аэродроме у крупного подрядчика, выполнявшего заказы американских военных. В те времена они были полноправными хозяевами в Миднесхейди, поросшей вереском местности полуострова. Конрауд тогда как раз закончил училище, и его взяли на работу благодаря протекции одного товарища. Он был определен в службу эксплуатации дорог военной зоны Кеблавика. Работа ему нравилась – сотрудникам предоставляли неплохой паек и место в выделенной подрядчику общей казарме, где Конрауд спал пять ночей в неделю, а на выходные уезжал в Рейкьявик. Кое-кто из его коллег проносил через контрольно-пропускной пункт сигареты и ящики с пивом. Не гнушался этим и Конрауд, причем делал это в крупных масштабах, так что к концу лета ему удалось скопить приличную сумму. В те времена аэродром Кеблавика являл собой внешний мир в миниатюре – именно там Конрауд впервые отведал фастфуда в виде гамбургеров и картошки фри.
Он пока так и не решил, стоит ли нагрянуть к бывшему полицейскому, и, не доезжая до контрольно-пропускного пункта, свернул налево в сторону деревни Хабнир, когда заметил дорогу, которой никогда не пользовался раньше. Она тянулась вдоль моря, огибая аэропорт. Выехав на нее, Конрауд повел машину на небольшой скорости, любуясь прибрежным пейзажем. Миновав группку домов в Стабнесе, он в мягком свете осеннего дня проследовал мимо церкви в Квальснесе, где несколько веков назад служил пастором поэт Хадльгримюр Пьетюрссон, высекший в камне боль от утраты своей дочери, надгробная плита которой по сию пору хранилась в церкви. Тут Конрауд наконец пришел к заключению, что не поедет обратно домой, предварительно не заглянув к бывшему полицейскому.
Тот как раз возился в мастерской, что была пристроена к дому, и узнал Конрауда, едва его завидев. Несмотря на почтенный возраст, он хорошо сохранился физически и обладал ясной памятью, из которой не стерлись те моменты, когда он, навещая своих прежних коллег в полицейском управлении, пересекался с Конраудом. Паульми – так звали старика – пригласил гостя в дом и предложил ему кофе.
– Честно говоря, я тебя давненько поджидал, – заметил он, проводя Конрауда в кухню. – Даже удивительно, что ты не стал расследовать это дело гораздо раньше.
– Вообще-то, я ничего не расследую, – ответил Конрауд, примостившись у стола, накрытого клеенкой яркой расцветки. – Да и что там теперь расследовать, верно? Вы ведь сделали все, что могли.
– Да нет, – произнес Паульми. – Сути мы так и не выяснили. Неудовлетворенность от того, что такое дело остается открытым, никуда не уходит. Я вот как раз на днях снова размышлял о том происшествии, так что, как видишь, есть вещи, которые тебя не отпускают. Да тебе это и без меня известно – еще и получше, чем кому бы то ни было.
Паульми наполнил чашку Конрауда черным, как смоль, кофе.
– Это ты занимался расследованием того дела о трупе, что спрятали в леднике Лангйёкютль? – поинтересовался он.
Конрауд кивнул.
– Вот ты, наверно, обрадовался, когда его наконец нашли. Лет тридцать прошло, так?
– Да уж, мы тогда и правда выдохнули, – признался Конрауд. – Ведь на тот ледник ничто не указывало. Ни единой улики.
Он надеялся, что его слова не прозвучали как оправдание, – стыдиться ему было совершенно нечего. Тот случай оказался самым сложным за всю его карьеру.
– Так не по тому ли поводу ты ко мне заехал? По поводу нераскрытых дел, я имею в виду.
– Даже и не знаю, – проговорил Конрауд. – Я тут перебирал старые отчеты и решил узнать, не беседовали ли вы с неким Энгильбертом. Ничего такого я не обнаружил, но подумал, что, может, эти подробности в материалы дела просто не попали. Он выдавал себя за экстрасенса, или ясновидящего, ну или как это называется? Не помните такого?
– Помнить-то помню, но не поводу того расследования. Это ведь его труп обнаружили в Сюндахёбне? Только тогда кто-то и вспомнил, что во время войны он водил дружбу с твоим отцом. Они вместе занимались какими-то темными делишками, верно?
Кивнув, Конрауд рассказал, что недавно беседовал с дочерью Энгильберта и выяснил, что его нашли мертвым всего несколько месяцев спустя после того, как зарезали отца Конрауда.
– Они наживались на вере людей в потусторонний мир.
– В потусторонний мир? – с сомнением переспросил Паульми. – По-моему, в таком направлении расследование никогда не велось.
– Я подозревал, что перед смертью отец принялся за старое. А у дочери Энгильберта появилась информация, что они, вероятно, снова стали работать вместе.
– У нас, однако, на этот счет ничего не имелось, – сообщил Паульми.
– А такая версия вообще рассматривалась?
– Нам было ничего не известно о связи Энгильберта с твоим отцом, если не считать их альянса в годы войны, – ответил Паульми. – Тот тип упал в море – может, случайно, а может, и намеренно. По крайней мере к твоему отцу тот случай не имеет, на мой взгляд, никакого отношения – если тебя именно это волнует.
– Даже и не знаю, что меня волнует. Я просто подумал, что имело бы смысл получше с этим делом разобраться. Если они и правда снова взялись вместе прокручивать свои прежние махинации, возможно, появится некая новая линия расследования.
– Жена Энгильберта полагала, что тот время от времени околачивается в районе порта. Вернее, поднимается на борт кое-каких суден. Вроде как у него были знакомые, которые обеспечивали его спиртным. Она считает, что муженек, возможно, оступился, когда спускался с очередной лодки на причал, но свидетелей тому не было. По крайней мере к нам никто не обращался. Пара-тройка рыбаков, что ходили в море на траловый лов, общались с этим Энгильбертом, но они и понятия