Похититель теней - Марк Леви

Пока мы наблюдали, не в силах ничем помочь, за гибелью бразильских ленивцев — эти животные были мне чем-то очень близки, — мама разрезала курицу. В середине передачи я посмотрел на куриные косточки и пообещал себе, что стану вегетарианцем, как только смогу.

Комментатор на экране объяснял принцип эвапотранспирации — это оказалось довольно просто. Земля под деревьями потеет, как мы под волосами. Пот планеты, испаряясь, поднимается вверх и образует облака. Когда они разбухают, идет дождь, дающий воду, необходимую деревьям, чтобы расти и размножаться. Надо признать, система в целом неплохо продуманная. Естественно, если земля будет продолжать лысеть, пота не станет, а значит, не станет и облаков. Представьте, каково будет жить в мире без облаков, особенно мне! Жизнь порой шутит с нами шутки. Я придумал доклад для отвода глаз, даже не подозревая, как близко затрагивает меня эта тема.

Мама уснула; я прибавил звук телевизора для проверки — она спала крепко. Опять у нее выдался утомительный день. Мне было тяжело видеть ее в таком состоянии. Тем более не стоило ее будить. Я убавил звук и тихонько поднялся на чердак.

Так же, как в прошлый раз, я встал прямо, спиной к окну, сжав кулаки. Мое сердце отбивало сто десять ударов в минуту — от страха.

Ровно в 22 часа появилась тень; сначала едва заметная, не толще карандашного штриха на полу чердака, она постепенно сгущалась. Я стоял оцепенев — и хотел бы что-то сделать, но не мог шевельнуть и пальцем. Моей тени бы тоже лежать неподвижно, но она зашевелилась, подняла руки, тогда как мои были опущены. Голова тени склонилась вправо, влево, повернулась в профиль и, хотите верьте, хотите нет, показала мне язык.

Да! Можно бояться и смеяться одновременно, не думайте, что это несовместимо. Тень вытянулась под моими ногами и причудливо изломалась на разбросанных по полу картонках. Она скользнула между чемоданами, и ее рука легла на какую-то коробку — как будто тень оперлась на нее.

— Ты чья? — прошептал я.

— Твоя, чья же еще, по-твоему? Я твоя тень.

— Докажи!

— Открой эту коробку, сам увидишь. Я приготовила для тебя подарочек.

Я сделал три шага вперед, тень отступила.

— Не верхнюю, ее ты уже открывал, возьми ту, что под ней.

Я повиновался. Положил на пол первую коробку и открыл крышку второй. Она была полна фотографий, которых я раньше никогда не видел: на них был я в день моего рождения. Я походил на большой сморщенный огурец, только не такой зеленый и с глазами. Не сказать, чтобы я обрадовался подарку: я не понравился себе на этих снимках.

— Посмотри следующую фотографию! — велела тень.

Отец держал меня на руках, прижимая к себе, его глаза были устремлены на меня, и он улыбался — такой улыбки я никогда у него не видел. Я подошел к окну, чтобы лучше рассмотреть его лицо. Его глаза сияли тем же светом, что и в день свадьбы с мамой.

— Вот видишь, — прошелестела тень, — он любил тебя с первых минут твоей жизни. Он, наверно, никогда не находил слов, чтобы это выразить, но ведь этот снимок стоит всех красивых фраз, которые тебе хотелось услышать.

Я все смотрел и смотрел на фотографию, было до чертиков приятно видеть себя на руках у отца. Я спрятал ее в карман пижамной куртки, чтобы не расставаться.

— А теперь сядь, — сказала тень, — надо поговорить.

Я сел на пол по-турецки. Тень уселась в той же позе напротив меня, мне показалось, что она повернулась ко мне спиной, но это была лишь игра лунного луча.

— У тебя редкий дар, и ты должен им пользоваться, хоть он тебя и пугает.

— Зачем?

— Ты ведь счастлив, что увидел этот снимок, правда?

Я не знаю, можно ли назвать это «счастлив», но фотография папы, держащего меня на руках, принесла мне покой. Я пожал плечами. Если он не давал о себе знать после ухода, значит, наверно, просто не мог. Такая любовь не может исчезнуть без следа за несколько месяцев. Он конечно же еще меня любит.

— Именно так, — продолжала тень, как будто читая мои мысли. — Найди для каждого, чью тень ты похищаешь, немного света, который озарит их жизнь, маленький кусочек их скрытой памяти, — это все, о чем мы тебя просим.

— Мы?

— Мы, тени, — шепнула та, к кому я обращался.

— Ты действительно моя? — спросил я.

— Твоя, Ива, Люка или Маркеса — какая разница? Скажем так, я уполномоченная, вроде старосты класса.

Я улыбнулся: мне было понятно, что она имеет в виду.

Чья-то рука легла на мое плечо, и я вскрикнул. Обернувшись, я увидел перед собой мамино лицо.

— Ты разговариваешь со своей тенью, милый?

На короткий миг я понадеялся, что она все поняла и знает, что со мной произошло, но она смотрела на меня с умильным и сокрушенным видом. Нет, ей не дано знать такие вещи. Она просто слышала мой голос на чердаке, а я-то на сей раз чуть было не угодил к психологу.

Мама обняла меня и крепко-крепко прижала к себе.

— Тебе так одиноко? — спросила она.

— Нет, честное слово, нет, — ответил я, чтобы успокоить ее, — я просто играл.

Мама на коленях подползла к слуховому окну, приблизила лицо к стеклу.

— Красивый вид отсюда. Я так давно не поднималась на чердак. Иди сюда, сядь со мной и расскажи, о чем ты говорил с твоей тенью.

Обернувшись, я увидел мамину тень на полу рядом с моей. И тогда я в свою очередь крепко обнял маму и отдал ей всю любовь, какую только мог.

«Он ушел не из-за тебя, милый. Он полюбил другую женщину… и я ничего не могла поделать».

Какой ребенок был бы рад услышать от матери такое признание? Мама мне этого и не сказала, мне шепнула это мамина тень, там, на чердаке. Думаю, ее тень хотела, чтобы я не винил себя в уходе папы.

Я понял, чего ждали от меня тени, и теперь это был лишь вопрос воображения, а мама всегда говорила, что его у меня в избытке. Наклонившись к маме, я тихонько попросил ее оказать мне маленькую услугу.

— Ты напишешь мне письмо?

— Письмо? Какое письмо? — удивилась мама.

— Представь себе: когда я был у тебя в животе, вдруг ты захотела бы мне сказать, что любишь меня. Как бы ты это сделала, пока мы еще не могли разговаривать?

— Но я все время говорила тебе это, пока ждала тебя.

— Да, но я-то не мог услышать.

— Говорят, что ребенок все слышит в животе у матери.

— Не знаю, кто это выдумал, я, во всяком случае, ничего не помню.

Мама как-то странно посмотрела на меня.

— К чему ты клонишь?

— Представь, будто, чтобы рассказать мне, что ты чувствовала и чтобы я это запомнил, тебе пришла бы идея написать мне письмо, которое я должен буду прочесть после рождения, много позже. В этом письме ты, например, могла пожелать мне много всего или дать два-три совета, как быть счастливым, когда я вырасту.

— И ты хочешь, чтобы я написала тебе это письмо сейчас?

— Да, именно этого я хочу, но представь, что ты еще только ждешь меня. Ты уже называла меня по имени, когда я был у тебя в животе?

— Нет, мы ведь не знали, мальчик ты или девочка. Мы выбрали имя в день, когда ты родился.

— Тогда пиши без имени, так даже правдоподобнее.

— И откуда только у тебя такие мысли? — вздохнула мама и поцеловала меня.

— У меня ведь богатое воображение! Так ты сделаешь, что я прошу?

— Ладно, напишу тебе это письмо, сегодня же начну. А теперь иди, тебе давно пора спать.

Я лег с надеждой, что мой план сработает до конца. Если мама сдержит свое обещание, первую партию можно считать выигранной.

Рано утром, открыв глаза, я увидел мамино письмо на тумбочке у кровати, а к лампе была прислонена фотография отца. Впервые за полгода мы снова собрались все втроем в моей комнате.

Мамино письмо оказалось лучшим письмом в мире. Я знал, что оно адресовано мне и останется моим навсегда. Но я должен был выполнить важную миссию и для этого кое с кем его разделить. Мама наверняка поняла бы меня, посвяти я ее в свою тайну.

Я спрятал письмо в ранец и по дороге в школу зашел в книжный магазин. Там я истратил свои недельные сбережения на листок очень красивой бумаги, дал продавцу мамино письмо, и мы сделали копию на его новеньком ксероксе. Подделка вышла почти идеальной, как будто это были мамино письмо и его тень. Подлинник я все-таки оставил себе.

На большой перемене, покружив вокруг мусорных баков, я нашел то, что искал: уцелевшую обугленную деревяшку из сторожки Ива. На ней было достаточно сажи для выполнения второй части моего плана.

Я завернул ее в салфетку, которую стащил из столовой, и спрятал в ранец.

На уроке истории мадам Анри, пока Клеопатра морочила голову Юлию Цезарю, я тайком достал под партой обугленную деревяшку и дубликат письма и принялся размазывать сажу по бумаге, где полоской, где пятнышком. Мадам Анри, видно заметив, что я делаю, прервала Клеопатру на полуслове и подошла ко мне. Я скомкал листок и поспешно выхватил из пенала карандаш.