Ханец - Владимир Алексеевич Абрамов

— Надеюсь, ты вскоре сам передашь мою искреннюю благодарность духам при личной встрече, — зло посмотрел на надсмотрщика Хенг, за что получил ещё один удар палкой.

Хенг продолжал сверлить гневным взором довольного шкипера, мысленно желая ему всякого нехорошего, мягко говоря.

Шкипер, насладившись моментом, продолжил расхаживать среди рабов.

Хизеши наверняка впал бы в ступор и в итоге смирился бы с незавидной участью, как и большинство рабов. В море не существует ни полиции, ни прогрессивного законодательства, ни Женевской конвенции. Есть лишь право сильного.

Прежний Хенг готов был умереть, чем стать рабом. Конечно же, прихватив с собой как можно больше врагов.

Новый же Хенг был другим. Он больше ценил жизнь, особенно свою. Он не смирился и затаился. Решил притвориться принявшим свою участь, но искать способы побега и мести.

Вскоре наступила очередь смениться гребцам. Для Хенга начался новый виток ада. Тело болело после избиения, мужчина не умел грести, но это надсмотрщика не волновало. Стоило кому-нибудь допустить малейшую ошибку, как вскоре прилетал болезненный удар палкой. А поскольку одним веслом управляли двое, то и получали оба.

— Чувствуй ритм, — на ломаном ханьском со злостью прошипел сосед. — Дыши в ритме. Двигайся как я. Смотри, учись. Иначе нас так и будут бить. А я не хочу быть битым!

Хенг прислушался к соседу, стал приспосабливаться к ритму. Руки болели, мышцы гудели, кандалы, несмотря на тканевые подкладки, натирали, солнце истово палило израненную спину, напекало голову. И хотя верхняя половина тела изнывала от жары, ноги замерзали от воды, которая изредка выплескивалась через борт и оставалась в ногах. От холода ноги сводило судорогой. При этом приходилось ворочать тяжёлым веслом.

Пытка, казалось, никогда не кончится. Когда же подул попутный ветер и матросы развернули парус, шкипер гаркнул:

— Убрать вёсла!

Рабы с радостью затянули весла и распласталась на скамьях.

Рабов кормили и поили, но чем?! Вода была слегка подтухшей, хотя галера только вышла из порта. Еда: копчёная рыба и залитый водой разбухший сырой рис. Хоть количество пищи было приемлемым, но радости такое питание не приносило.

Когда ветер сменился, раздался протяжный вздох десятков рабов. Вновь пришлось браться за весла.

Вскоре Хенг натёр на ладонях кровавые мозоли. Кандалы натёрли предплечья и голени.

Дальнейшее плавание было однообразным. Час гребёшь, час отдыхаешь, пока гребут другие. Если повезёт и подует попутный ветер, то отдыхают все рабы. Иногда матросы кормили и поили гребцов. Изредка кому-то прилетало палкой от шкипера. Чаще всего доставалось Хенгу. И не потому, что он не нравился надсмотрщику, а оттого, что Хенг поначалу допускал много ошибок. Но со временем количество ошибок падало. Боль — лучший учитель.

Трое суток продолжалось плавание. За это время не выдалось ни единого шанса на побег. Это не останавливало Хенга от разработки плана. Он подмечал каждую мелочь в надежде, что она даст шанс на обретение свободы.

Хенг заметил, что его регенерация стала намного лучше, чем до смерти. Он и до этого на здоровье не жаловался. На нём всё заживало, как на собаке. А сейчас он и вовсе исцелился за считанные часы. Но постоянные травмы и сильные физические нагрузки не давали ему почувствовать себя хотя бы приемлемо. Всё время хотелось есть. Боль стала его постоянным спутником, будто он и не покидал пыточной.

Время тянулось подобно резине. Грести, грести и снова грести — вот, что оставалось Хенгу. И с каждым движением весла он всё больше ненавидел экипаж судна. Весь экипаж, начиная с купца и заканчивая матросами. Но больше всего он возненавидел шкипера-надсмотрщика.

Единственными его собеседниками оставались рабы, которые в большинстве были сломлены. Да и собеседники из них так себе. Рабами были варвары, которые, за редким исключением, ханьского языка почти не знали.

Кулхин, тот самый подросток, который соседствовал с Хенгом, среди рабов выделялся крепкой волей.

— Кулхин, ты давно в рабстве? — спросил Хенг во время очередной беседы.

— Пару лет, — он перешёл на шёпот: — Ты бы так сильно не дёргал цепями. Если шкипер заметит, то тебе несдобровать! Сбежать не получится, я пробовал.

— А если выйдет? — совсем тихо спросил Хенг. — Ты со мной?

— Да! Но это бесполезно.

Месяц продолжалось плавание. Часто на ночь галера становилась в дрейф. Пару раз она подходила к берегу, чтобы набрать пресной воды.

Хенг за это время изрядно окреп. Даже на скудной пище его и так могучая мускулатура стала ещё более мощной. Спина и живот бывшего сотника были испещрены шрамами от старых ран. От новых же ран не осталось и следа.

Шторм налетел неожиданно. Грести пришлось всем рабам и много, чтобы добраться до тихой заводи. Устали не только рабы, но и матросы. Ветер шумел очень громко, за ним не было слышно криков рабов и матросов. Палуба скрипела, цепи звенели.

Хенг счёл, что сейчас наилучший момент для побега. Рабы устало свалились спать. Матросы кинули якорь и от проливного ливня спрятались в трюме.

Хенг просунул одно звено цепи, которая соединяла кандалы на руках и ногах, в другое звено, после чего стал с силой скручивать цепь. Он не обращал внимания на боль от кандалов, на потекшую из-под браслетов кровь, игнорировал жуткую усталость. От напряжения мышцы взбугрились. Он размеренно дышал, словно упорный спортсмен на тренировке в спортзале. На лбу и поверхности мышц взбухли жилы. Сталь заскрипела. Ещё немного, ещё чуть-чуть… после очередного особо сильного рывка цепь лопнула в районе щиколоток.

Он медленно поднялся и, стараясь не греметь цепью, покрался по проходу. Цепь он намотал на руки.

Некоторые рабы не спали, они заметили Хенга, но смотрели на него с сочувствием или безразличием, словно на мертвеца. Но был среди них один взор полный надежды. Кулхин молился духам предков, чтобы у его напарника получилось убить всех рабовладельцев.

Ещё немного, и он бы достиг надстройки трюма, но внезапно дверь распахнулась. Сквозь пелену дождя в темноте можно было лишь различить контуры фигуры. По объёмному животу Хенг опознал того, кого ненавидел от всего сердца.

Шкипер прищурился, пытаясь понять, кто перед ним стоит. Хенг набросил на его шею цепь