Святые в истории. Жития святых в новом формате. XVI-XIX века - Ольга Клюкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Положение женщин весьма плачевное. Они не верят в честь ни одной женщины, если она не живет взаперти дома и не находится под такой охраной, что никуда не выходит… Заключенные же дома, они только прядут и сучат нитки, не имея совершенно никакого права или дела в хозяйстве», – рассказывает Сигизмунд Герберштейн о частной жизни в Москве середины XVI века («Записки о московитских делах»).
Это наблюдение позволяет сравнить, каким уважением домашних пользовалась Ульяна Осорьина, которой была предоставлена свобода по своему усмотрению вести дела по хозяйству в большом имении.
Герберштейн передает и одну забавную семейную сцену из тех времен: «Есть в Москве один немецкий кузнец, по прозвищу Иордан, который женился на русской. Пробыв некоторое время у мужа, она при случае ласково обратилась к нему со следующими словами: „Дражайший супруг, почему ты меня не любишь?“ Муж отвечает: „Да я сильно люблю тебя“. – „Я не имею еще, – говорит жена, – знаков любви“. Муж стал спрашивать, каких знаков она хочет. На это жена сказала ему: „Ты ни разу меня не побил“. – „Конечно, – заметил муж, – побои не казались мне знаками любви, но все же я не отстану и в этом отношении“. И таким образом, немного спустя, он весьма жестоко побил ее и признавался мне, что после этого жена ухаживала за ним с гораздо большей любовью. В этом занятии он упражнялся затем очень часто и в нашу бытность в Московии, наконец, сломил ей шею и голени».
Даже если воспринимать эту историю как анекдот, сочиненный насмешливым иностранцем, в нем есть доля правды. В частной жизни того времени было много стихийного, дикого, необузданного, а побои мужем жены считались явлением вполне заурядным.
О положении слуг и говорить нечего: за малейшую погрешность дворовых пороли на конюшнях, кормили «что нам негоже» – плохо испеченным хлебом или тухлой рыбой – и зачастую вообще не считали их за людей.
«Владея селами, он сильно возносится этим в сердце своем; а чтобы заботиться о поселянах, как о своих членах, по заповеди Господней, этого нет у него; но, как купленных рабов, постоянно морит их всякими тяжелыми трудами; если же они провинятся, тотчас с страшным гневом заковывает им ноги в железные кандалы», – возмущался в свое время самодурством владельцев имений Максим Грек («Слово 1. Весьма душеполезное для внимающих ему»).
На этом фоне жизнь в имении Лазаревское под Муромом, трудная и многохлопотная, кажется почти что идиллией.
Ульяна все делала именно так, как говорится в «Домострое»: «Поучати мужу своя жена, как Богу угодити и мужу своему уноровити, и како дом свои добре строити, и вся домашняя порядня, и рукоделье всякое знать и слуг учить и самои делать».
Она родила десять сыновей и трех дочерей, правда, четверо ее сыновей и две дочери умерли еще в младенчестве.
Несмотря на вечную занятость по хозяйству, она каждую свободную минуту, обычно по ночам, занималась рукоделием, а вырученные деньги втайне от домашних раздавала нищим или жертвовала «на церковное строение». В селе была церковь во имя святого Лазаря, где Ульяна венчалась с мужем и куда теперь ходила на богослужения.
В 1570 году на Руси случился неурожай, после чего начался голод. По дорогам бродили нищие, прося подаяния в дворянских усадьбах, где продовольствие было запасено впрок. В ворота усадьбы Осорьиных тоже каждый день стучались голодные и со словами «Господи Иисусе Христе, помилуй нас!» просили подаяния.
Ульяна никого не отпускала без куска хлеба, так что даже свекровь стала на нее сердиться и выговаривать: «Без моего ведома не таскай мужнино добро», опасаясь, как бы сердобольная невестка не раздала все припасы. Тогда Ульяна завела обыкновение обедать не за одним столом со свекром и свекровью, а в своей комнате и половину от своей трапезы оставляла для раздачи нищим.
Свекровь удивлялась и радовалась, что ее невестка чаще обыкновенного стала просить добавки. Ульяна ей пояснила: после рождения детей ей часто хочется есть не только днем, но и ночью… Должно быть, эта ее святая «хитрость» потом все же раскрылась, раз Дружина рассказал о ней в своей повести.
На следующий год к голоду прибавилась эпидемия моровой язвы. Люди умирали «пострелом», дома стояли запертыми: как бы никто не занес заразу. Но Ульяна свободно ходила по имению, принося лекарства в дома слуг, где были больные, нанимала людей для погребения умерших – и, к счастью, болезнь ее не коснулась.
Историки приводят впечатляющие данные о бедствиях, косивших людей в XVI веке, сделанные на основании археологических раскопок: в 1574 году в Муроме было 738 дворовых мест, назначенных для поселения, из них только 111 жилых – все остальные стояли пустыми. Примерно такая же картина была и по всей Руси.
В XVI веке в народе большой популярностью пользовалось сказание «Спор жизни со смертью». Сюжет его прост: молодой богатырь встречает на дороге Смерть в виде старухи, обвешанной всевозможным оружием: мечами, ножами, вилами, рогатинами, серпами, топорами и сетями, – и ни сила доброго молодца, ни знатное происхождение или богатство не спасают его от гибели.
«Ко всем моя любовь равна есть: какова до царя, такова и до нища, и до святителя, и до простых людей, – говорит Смерть юноше. – А если бы я богатство собирала, то некуда мне было бы его уже и класть…»
События в стране тоже не прибавляли оптимизма. После смерти в начале 1584 года царя Ивана Грозного престол унаследовал его второй сын от брака с царицей Анастасией, Федор Иоаннович. Человек болезненный и богомольный, царь Федор не в силах был самостоятельно управлять государством, бразды правления в свои руки взял его советник и брат царицы Борис Годунов.
Кроме Федора, Иван Грозный оставил после себя еще одного сына (от брака с Марией Нагой), царевича Дмитрия, который после смерти отца был отправлен с матерью и двумя дядями в город Углич, в свой «удел», подальше от Москвы.
Весной 1591 года вся страна вздрогнула, узнав о внезапной и загадочной смерти восьмилетнего Дмитрия в Угличе. 15 мая в полдень мать царевича Мария выбежала из своих покоев, заслышав крик, и увидела во внутреннем дворе Углицкого дворца лежащего в крови сына со смертельной раной в горле.
Прибывшая из Москвы следственная комиссия установила, будто царевич во время приступа падучей болезни упал на нож и сам себя зарезал. Стоявший во главе комиссии князь Василий Шуйский через несколько лет изменил свои показания и объявил во всеуслышание, что царевич Дмитрий был убит заговорщиками с подачи Бориса Годунова. Но в народе с первых дней никто не верил в несчастный случай, в насильственной смерти невинного отрока видели предзнаменование новых бедствий на Руси.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});