Свобода от прошлого - Ошо

Почему я так уверен? Потому, что теперь человечество переживает кризис, какого никогда еще не знало. Оно стоит перед выбором: или новый человек, или глобальное самоубийство — и я не думаю, что люди выберут глобальное самоубийство. Я гарантирую… я надеюсь, что новый человек непременно появится.

Дни старого человека сочтены. Он жил слишком долго, он давно отжил свое и ведет практически посмертное существование. Ему давным-давно пора было умереть, но он все пытается поддержать жизнь в своем трупе. Его время кончилось. Он сам создал такое положение вещей, при котором выжить может только новый человек, только бунтующий человек — бунтующий против всех религий, правительств, правопорядков и систем… Бунтующий против всего, что держит человека в слепоте и в рабстве, заставляет жить в темных норах и не дает узнать жизнь в ее красоте.

Старый человек создал такое положение вещей, и это было закономерно: все к тому шло… Каждая новая война становилась опаснее прежней.

Альберта Эйнштейна спросили:

— Что вы можете сказать о третьей мировой войне?

— К сожалению, ничего, — ответил Эйнштейн. — Зато, если угодно, скажу о четвертой.

Его собеседник подумал, что Эйнштейн ослышался или недопонял. Если он ничего не может сказать о третьей, что же он скажет о четвертой? На всякий случай он все же спросил:

— И что вы скажете о четвертой?

— Четвертой никогда не будет, — сказал Эйнштейн. — Это можно утверждать с уверенностью! О третьей ничего сказать нельзя.

Все ваши великие завоеватели, все ваши великие деятели, все ваши так называемые вершители истории подвели человечество вплотную к смерти, и теперь остается лишь один выход. Новый человек. И другой альтернативы нет. Старый человек изжил себя в этом мире.

У бунтаря будет новая нравственность, которая не придет из писаний и заповедей, но вырастет в его сознании. У него будет новая религиозность; он не станет примыкать ни к каким религиям, потому что это полнейшая глупость. Религиозность, как любовь, явление личное, интимное; и, как любовь, она не может быть организованной. Если вы попытаетесь сделать любовь или истину организованной, вы тотчас же ее убьете. Организация — как яд для всего живого.

Новый человек не будет католиком или индуистом, буддистом или мусульманином. Он будет просто религиозным. Религиозность будет пониматься не как то или иное верование, но как образ жизни. Одухотворенный, красивый, ответственный образ жизни — полный сознания, полный любви; полный готовности к дружбе, открытости и великодушия; рождающий единый мир без границ.

И не нужно никаких армий, не нужно никаких вооружений, не нужно никаких наций, не нужно никаких религий. Лишь немного медитативности, немного молчания, немного любви, чуть больше человечности… чуть больше — и существование засияет новым светом, таким новым и невиданным, что новая категория будет просто необходима.

Послушницы в монастыре совсем отбились от рук, и матушка-настоятельница созвала их и осведомилась, что тревожит их души. Долго никто не решался ответить, но в конце концов новенькая послушница выпалила:

— Нам не хватает мужчин!

Настоятельница была потрясена.

— Она права, — подхватила другая. — Природа все-таки, как-никак.

— Ну что же, — сказала настоятельница, — выдам я вам, пожалуй, каждой по свечке, чтобы вы ими утешались.

— Свечки не годятся, — раздалось несколько голосов, — мы уже пробовали.

— В мои времена, помнится, они вполне годились, — сказала настоятельница. — Чем же они вам нехороши?

— Надоело, матушка! Нельзя же все одно и то же: фитиль туда — фитиль обратно[4].

Все старое надоедает — старая политика, старые религии, старая духовность, старые святые, старые ценности. Все старое наводит скуку.

В этом столетии возникла только одна философская школа — экзистенциализм. В экзистенциализме центральное место занимает скука — никакого вам Бога, никакого рая с адом, никаких рассуждений о том, состоит ли существование из материи или сознания, никаких теорий о реинкарнации, о переселении душ. Центральная тема — скука.

Немаловажно то обстоятельство, что лучшие умы нашего столетия считают это важнейшей проблемой современности: как избавиться от этой скуки? Она все сгущается и сгущается, как черная туча; и всякая радость теряется, и жизнь становится бессмысленной, и создается ситуация, в которой само появление на свет кажется не благословением, а проклятием. Философы называют жизнь проклятием, напрасным страданием, нескончаемой скукой без цели и смысла. Вы столько выстрадали, вы приносите такие жертвы, — а в конечном итоге вас ждет одна пустота.

Политики удерживают страны в состоянии постоянной войны — холодная или «горячая», но война не прекращается; наука предоставила средства, позволяющие уничтожить эту Землю как минимум семьсот раз. И это только по подсчетам десятилетней давности. Теперь, должно быть, Землю можно уничтожить не семьсот, а семь тысяч раз!.. — за десять лет накопилось достаточно ядерного оружия.

Как странно: все сходится одно к одному. Философы выдвигают идею самоубийства как единственный выход. Политики чем временем строят коммунизм, демократию, фашизм, всякого рода идеологии — не ради человека, но с тем, чтобы отдать человека им на заклание. А тут и ученые как раз подготовили подходящее оружие. Жизнь на этой планете может исчезнуть в любой момент.

Я не думаю, что катастрофа случится, хотя все предпосылки к тому созданы — и более чем предпосылки… Но катастрофы не случится, потому что жизни присуще сильнейшее стремление к вечности: жить вечно, любить вечно… Жизни не свойственно желать смерти. Вот почему неизбежно появление нового человека, появление бунтаря, который разрушит все то, что толкает человечество к гибели.

Опасность велика, но и у опасности есть светлая сторона. Из-за того, что планета оказалась на краю гибели, человечеству придется искать пути к спасению. Величайший бунт явится в мир, — вопреки всем нациям, религиям и дурацким философиям с экзистенциализмом во главе; вопреки разрушительным силам науки и технологии; вопреки всем политикам и религиозным вождям, сеющим среди людей рознь и бессмысленные раздоры.

У нового человека есть все шансы оказаться спасителем. Никакой Иисус не спасет человечество, и никакой Гаутама Будда, и никакой Кришна. Его спасет бунтующая молодежь мира. Я верю в молодых людей; верю в их жажду любви, верю в их жажду жизни; верю в их желание танцевать, петь, играть музыку. По-моему, они вовсе не согласны умирать.

Если старые люди выбирают самоубийство, пусть умирают — их никто не заставляет жить. Если политикам так хочется умереть, пусть пойдут и утопятся в океане. Но они не вправе губить тех, кто еще не узнал вкуса жизни и ее радостей, кто еще не вдохнул полной грудью ароматный ветер вселенной; кто еще не увидел красоты цветов и звезд, солнца и луны. Есть так много людей, которые еще не знают себя; которые еще путешествовали в своем внутреннем мире; которым совершенно неизвестна их внутренняя реальность, их внутренние сокровища.

Нет! Молодые люди этого мира, сколько бы им ни было лет… а молод каждый, кто любит жизнь — человек, который любит жизнь, даже на смертном одре остается молодым. Все те, кто любит жизнь, создадут нужную атмосферу, чтобы приветствовать бунтарский дух человека, — другой альтернативы нет.

Бунтарь спасет человечество и эту планету, я абсолютно в этом уверен — решительно и абсолютно. Он должен только не побояться общественного мнения, не побояться толпы, не побояться фальшивых лиц и предрассудков.

Папа римский приехал во французский город N. Тут же его обступила толпа журналистов, и кто-то спросил, как он относится к борделям.

Предмет был щекотливый: проявлять снисходительность к борделям Папе не пристало, но с другой стороны, подумал он, выкажешь слишком ярую нетерпимость — распугаешь прихожан, которые и так в бордель ходят чаще, чем в церковь.

Чтобы сменить тему, Папа ответил вопросом на вопрос:

— А что, в городе N есть бордели? На следующий день все газетные передовицы объявили:

«Первым делом по прибытии в город N Папа навел справки о местных борделях».

Не обращайте внимания на газетные передовицы; не беспокойтесь о том, что о вас говорят люди; не думайте об общественном мнении. Все это рычаги, при помощи которых испокон веков толпы управляли индивидуальностью. Если человек хочет быть собой, его не должно беспокоить, что говорят о нем умственно отсталые толпы. Толпы всегда были против всего бунтарского, всего мятежного, против любых перемен — как бы малы ни были перемены, толпы их всегда осудят.

Когда появились первые поезда, священники, архиепископы, римский папа — все в один голос их осудили. Они сказали, что Господь при сотворении мира не создал поездов и железных дорог, а значит, это не что иное, как дьявольское изобретение. И поезда тех времен выглядели точно как дьявольское изобретение; особенно самые старые паровозы — их топки безусловно производили самое зловещее впечатление. Церкви запрещали своим прихожанам приближаться к поезду, они говорили: «Ни в коем случае не садитесь в поезд, иначе вас погубит дьявол».