Дело небрежной нимфы - Эрл Гарднер

Про вас она очень наслышана и настаивает, чтобы вы взялись вести ее дело, так как, по ее представлениям, вы лучший адвокат. С Джорджем С. Олдером она знакома лично, и мне кажется, что она его почему-то очень боится.

Должен откровенно признаться, что у меня сложилось не очень благоприятное впечатление об этой молодой женщине. Мне она кажется виновной. Однако, следуя вашим инструкциям, я ей сказал, что вы согласны ее защищать, и она хочет лично поговорить с вами. Боюсь, что я произвел на нее не очень благоприятное впечатление и что отсутствие доверия было обоюдным. Ее рассказ далек от правдивости и искренности – так мне показалось.

– Она должна быть сегодня в четыре часа в суде?

– Судья Ланкершим ничего об этом не сказал. Он просил явиться представителя вашего офиса и офиса окружного прокурора, чтобы всем вместе обсудить это дело.

– Кто является представителем окружного прокурора в этом деле?

– Винсент Колтон.

Мейсон посмотрел на Деллу Стрит.

– Джексон, а как она вам показалась в смысле внешности?

Джексон с минуту пребывал в нерешительности, моргая и что-то соображая, потом сказал:

– Пожалуй, красивая, мистер Мейсон, – сказал он таким тоном, словно это только сейчас пришло ему в голову.

– Как вы думаете, на суд присяжных она произведет благоприятное впечатление?

Джексон опять заморгал, медленно обдумывая ответ.

– Пожалуй, да.

– И Винсент Колтон просит об отсрочке разбора дела?

– Он дал понять, что сегодня, к концу дня, ему будет ясна позиция окружного прокурора по этому вопросу.

– Но вы не думаете, что этой молодой женщине кто-то указал дорогу в наш офис?..

– Она много про вас слышала, и… во всяком случае, она очень на это напирала – на свое желание иметь лучшего адвоката. Ее представление о размере гонорара, который она должна заплатить вам, разумеется, не соответствует объему работы, которую вам предстоит проделать. Но этого обстоятельства я с ней не обсуждал.

Мейсон взглянул на часы.

– О’кей, я побежал. Позже увидимся. Делла, не уходи домой, не дождавшись от меня звонка.

Она кивнула.

– Спасибо, Джексон, – поблагодарил Мейсон.

– В таких делах, – сухо и официально проговорил тот, – у меня временами появляется чувство собственной неполноценности. Особенно бывает затруднительно, когда ты сам, хорошо знакомый со всеми тонкостями закона, сталкиваешься с обывателем, занимающим по отношению к тебе определенную позицию… ну, скажем… недоверия.

– Да, безусловно, так случается, – согласился Мейсон. – Но теперь я сам займусь этим делом, Джексон. Так что не обращайте внимания на эти мелочи.

Вздох облегчения, вырвавшийся у Джексона, не оставлял никаких сомнений: почему-то ему не хотелось заниматься всем этим. Однако, вздохнув, он сказал:

– Если хорошенько подумать над вашими словами, мистер Мейсон, то эту молодую женщину действительно можно назвать привлекательной. Вроде как блондинка, с очень хорошим цветом лица и…

– Хорошей фигурой? – не без ехидства добавила Делла.

– О господи, об этом я ничего не знаю, – недоумевал Джексон. – Я с трудом припоминаю даже цвет ее глаз и волос, но общее впечатление, какое она могла бы произвести в суде, я бы сказал, будет определенно благоприятным.

– Ну хорошо, хорошо, я же сказал, что беру это дело, – подтвердил еще раз Мейсон. – А вы, Джексон, могли бы начать работать тут вот в каком направлении: насколько я знаю законы о земельной собственности, всякое увеличение владения, обязанное своим возникновением стихии, принадлежит владельцу этого участка.

– Да, сэр. Имеются десятки постановлений на этот счет…

– Но когда нанос земли является следствием деятельности правительственной организации, например сооружения волнореза или рытья канала, возникший участок является уже собственностью правительства. И в таком случае может быть заселен иными гражданами.

Джексон наморщил лоб.

– Ну, позвольте… Тут есть некое тонкое различие. Боюсь, мистер Мейсон, что… нет, ей-богу! Погодите… Вы правы! Аналогичный случай – дело по иску города Лос-Анджелеса к некоему Андерсону, в двести шестом округе Калифорнии. Насколько я помню, это дело касалось земельного участка, образовавшегося вследствие сооружения волнореза по распоряжению правительства. Я не уверен, что решение по этому делу может быть применено и к такому роду правительственной деятельности, как прокладка канала. Однако принцип, казалось бы, тот же самый.

– Просмотрите это дело, – сказал Мейсон. – Мне нужно иметь твердую почву под ногами. Постарайтесь сделать ее как можно тверже.

– Хорошо, сэр, должен ли я понимать это так, что вы сами займетесь вопросом о залоге? Было бы крайне досадно, если бы…

– Да займусь же, займусь! – почти рассердился Мейсон. – Вы же сосредоточьтесь на проблеме земельных наносов, вызванных деятельностью правительства.

Мейсон схватил шляпу и поспешил отправиться в офис шерифа: там он получил пропуск и позвонил надзирательнице.

– Мне нужно видеть Дороти Феннер, – сказал он. – Говорит Перри Мейсон.

– О, сегодня утром здесь был мистер Джексон из вашего офиса. Он с ней разговаривал.

– Разговаривал, вот как? – спросил Мейсон, будто слышал об этом впервые. – Ну а теперь я сам хочу с ней побеседовать.

– О’кей! Я приведу ее в комнату для посетителей. Но, сэр, она… она плачет.

– Отлично, – одобрил адвокат. – Я постараюсь ее немного развеселить.

– По-моему, она чрезвычайно подавлена.

– О’кей, – заключил Мейсон. – Буду вас ждать в комнате для посетителей.

Адвокат поднялся на лифте, предъявил пропуск и подождал, пока надзирательница привела в комнату Дороти Феннер, заплаканную, с распухшими глазами. Здесь стоял длинный стол, разделенный вдоль тяжелым экраном, превратившим помещение в две отдельные длинные комнаты.

– Подойдите сюда, милочка, – пригласила надзирательница. – Мистер Мейсон хочет поговорить с вами.

Дороти Феннер, словно в тумане, подошла к экрану, потом вдруг вздрогнула и пристально посмотрела на адвоката.

– Да ведь вы…

– Перри Мейсон, – перебил ее адвокат. – Очень рад с вами познакомиться, мисс Феннер.

– О! – только и вымолвила она и села, словно у нее подкосились ноги. – Я хочу сказать, что вы…

– Перри Мейсон, – многозначительно перебил ее Мейсон.

Надзирательница улыбнулась, ласково потрепала девушку по спине и по-свойски спросила:

– Как дела, мистер Мейсон?

– Отлично! – ответил адвокат.

– Дайте мне знать, когда кончите разговор, – сказала надзирательница, отходя в другой угол комнаты.

Дороти Феннер подняла голову и недоверчиво уставилась на Мейсона.

Она оглянулась через плечо, чтобы убедиться, что ее не слышит надзирательница, и тихо проговорила:

– Почему… почему вы мне не сказали тогда…

– Неужели вам не понятно, в каком я оказался положении? Вы совершили противозаконный поступок.

– Что вы намерены предпринять теперь?

– Первое, что я намерен сделать, – сказал Мейсон, – это освободить вас под залог, но прежде мне нужно знать совершенно точно, что произошло.

– Пожалуй, я вела себя как дура, мистер Мейсон, – призналась она. – Я не сделала так, как вы мне советовали. Я неразумно подвергла себя опасности и не была еще готова встретиться с Джорджем Олдером. Я подумала, что сперва поговорю с Питом Кадицем про найденную бутылку. Мне нужно было время, чтобы обдумать дальнейшее.

– И что вы сделали?

– Я спрятала бутылку там, где, как я думала, ее никто не найдет.

– Где?

– В баке с пресной водой на моей яхте. Я отвинтила втулку на питьевом баке и сунула туда бутылку.

– А потом?

– Потом сошла на берег, чтобы сесть в поезд, весьма довольная собой.

– У вас был автомобиль?

– Нет. Единственная роскошь, которую я могу себе позволить, – это моя яхта. Я обожаю ее! И в целом иметь яхту мне обходится много дешевле, чем стоил бы автомобиль…

– О’кей, – прервал ее Мейсон. – Так что же произошло дальше?

– Вчера утром я заглянула в маленький ресторанчик, чтобы позавтракать, и узнала, что Олдер повсюду рассказывает: кто-то забрался к нему в дом и украл на пятьдесят тысяч долларов драгоценностей. И… вдруг я поняла, что я у него в руках. Он был достаточно хитер, чтобы ни словом не обмолвиться про бутылку с письмом в ней, а просто заявил, что я забралась к нему с целью похищения драгоценностей. И я, как дурочка, оставила следы. И тогда я поняла, что вы, мистер Мейсон, моя единственная надежда, потому что вы – я, конечно, в то время не знала, кто вы такой, – могли бы поклясться, что я не брала никаких драгоценностей в доме.

– Так что же вы сделали? – в нетерпении ждал продолжения рассказа Мейсон.

– Тогда я хотя и с опозданием, но последовала вашему совету. Я вернулась на яхту, решив взять бутылку с письмом, и…

– Вы вложили письмо обратно в бутылку?

– Да. Точно так, как я ее нашла. Заткнула пробкой и… все такое.