Шестикрылый Серафим - Александра Маринина

Мой рассказ постоянно прерывался вопросами Евгения Карловича, который делал по ходу какие-то одному ему понятные заметки на листе бумаги. Когда я закончила свое повествование, было уже совсем поздно.

- Батюшки! - спохватился Евгений Карлович. - Уже двенадцатый час! Значит, так, Сашенька, я вам вот что предлагаю. Вы в нашей гостинице на Каляева остановились? Очень хорошо. Сейчас я вас провожу в гостиницу и пойду домой. Мне все равно нужно обдумать то, что вы мне рассказали. Давайте встретимся завтра, если вам удобно, и подведем некоторые итоги.

Мы встретились с Брадисом на следующий день, и вот какая картина у нас получилась после подведения итогов. Это была даже не картина, а как бы кусочки мозаики, которые еще предстояло сложить. Но и в них уже отчетливо просматривалась криминальная история.

Мы сразу отвергли официальную версию скоропостижной смерти Славы, равно и как возможную версию о его самоубийстве. Первую можно было считать достаточно отработанной, для выдвижения второй не было никаких оснований. Оставалось убийство.

Брадис долго допытывался у меня, каковы были результаты судебно-медицинской экспертизы, но, кроме того, что содержание алкоголя в крови Мишина было мизерным и что тело его было кремировано без проведения комиссионной экспертизы в морге, я ничего пояснить не могла.

Мы оба понимали, что при расследовании любого убийства огромную роль играет личность самого потерпевшего. В связи с этим нами были выделены следующие основные черты Славы как человека: аккуратность, скромность, отрицательное отношение к спиртному, недоверчивость, некоторая замкнутость, отличные физические данные, хорошая выдержка и умение владеть собой, деликатность и такт. Его характеристику как профессионала оказалось оценить значительно сложнее слишком мало Слава рассказывал мне о своей работе. Я пыталась заставить Евгения Карловича выудить хоть что-то из факта встречи Славы с Ларисой Семиной, после которой он недвусмысленно дал мне понять, что его работа крайне опасна, но на это Брадис только смущенно развел руками:

- Мы, Сашенька, договорились с вами строить версию честно, поэтому притягивать за уши эту вашу неудавшуюся сцену ревности давайте не будем. Отложим ее, как говорится, про запас. Ваш Мишин был молодой живой парень, а она, Семина эта, была все же чудо как хороша. Чего греха таить, я бы в его годы с такой барышней с большим удовольствием - Брадис вздохнул - прогулялся бы под ручку по Невскому. А случись навстречу жена, сказал бы ей то же самое, что вам сказал ваш Слава, а мог бы еще и небольшой профилактический скандал закатить. Работа у нас творческая, импровизировать приходится на ходу, особенно с собственными женами, но некоторые стереотипные отговорки имеют место быть, вы уж не обессудьте. Меня тут только одно настораживает. Не перед вами же оправдываясь, он к нам на нее ориентировку направил. Хотя как знать, парень он был действительно осторожный, может быть, его с ней видели не только вы...

А вот непосредственно с фактом смерти Славы выстроилась целая серия загадочных обстоятельств. Ни для кого из нас не было секретом, что в День милиции инспектора уголовного розыска пьют на работе не только чай. Ничего необычного не было бы в телефонном звонке дежурному или любому сотруднику отделения от коллеги, предупреждающего о грозящей проверке. В московских милицейских кругах такие внезапные проверки окрестили "операцией "Бахус". Борьба с проверяющими еще теснее сплотила и без того дружные ряды московских розыскников. И звонок в розыск, а не дежурному выглядел вполне естественно. Однако, как удалось мне выяснить значительно позже, никакой проверки в тот день не было не только в нашем, Черемушкинском, но и в соседнем, Октябрьском районе, из которого якобы последовал этот предупреждающий телефонный звонок. Видимо, кому-то нужно было, чтобы в тот вечер, никого, кроме дежурного, в отделении не было. Возник естественный вопрос: Мишин не мог не знать о проверке, с коллегами отношения у него были нормальные, и не предупредить его они не могли. Значит, на момент распространения слуха о готовящейся проверке, а было это около семи часов вечера, Мишин был абсолютно трезв. Это не вызывало сомнений еще и потому, что Мишин согласился подменить дежурного, а значит, наверняка "подставить" себя под проверку, будь такая случится. В подобной ситуации выпить и остаться в отделении для Мишина было невероятным - его характер исключал подобный глупый риск.

В десять часов вечера того злосчастного дня свет в кабинете Мишина уже не горел, ключи в двери не торчали, а сама дверь в его кабинет была заперта. Судя по всему, к этому времени он был уже мертв и лежал в запертом кабинете. Дежурный по отделению милиции с семи часов вечера до возвращения дежурного сыщика Никитина с ужина никуда не отлучался. Его помощник тоже был на месте. Доставленных в это время в отделение было только двое, оба они были беспробудно пьяны и направлять их на беседу с дежурным сыщиком до протрезвления было нецелесообразным. Таким образом, подняться к Мишину на второй этаж, то есть пройти через три двери на глазах у дежурного и остаться незамеченным, было невозможно. Оставался, правда, еще один выход - через паспортный стол. В тот день вечером паспортный стол не работал, и дверь с улицы, ведущая в него, была заперта. Однако, как я узнала, уже работая в отделении, у "опытных" сыщиков втайне от начальства были ключи от этой двери. Этим проходом пользовались редко, в исключительных случаях, когда надо было незаметно впустить или выпустить посетителя или сбежать самому. Конечно, был такой ключ и у Славы, я вспомнила его большую связку с ключами "от разных нужных дверей".

Если это было убийство, а мы с Брадисом исходили именно из этого, значит, должен был быть и убийца, который встретился с Мишиным в период с восьми до десяти вечера, так как без пятнадцати восемь к Славе в кабинет заглядывал дежурный сыщик, просивший его подменить. Мишин был жив-здоров и никаких посетителей у него в тот момент не было. Таким образом, Мишин мог, быть убит либо Никитиным, либо дежурным по отделению, или его помощником, либо кем-то неизвестным, которого Слава провел через дверь паспортного стола.

Никитин отпал сразу - дежурный разговаривал со Славой по телефону после его ухода на ужин. Ключа от паспортного стола у Никитина не было. Проверить это было, конечно, невозможно, но, насколько я помню, это было именно так. Дежурному и его помощнику, с одной стороны, пришлось бы быть соучастниками, так как они оба утверждали, что никуда из дежурной части не отлучались. С другой стороны, какой резон убивать дежурного опера в собственное дежурство, а уж тем более, когда ждешь проверку из главка. Мог это, конечно, сделать и любой другой сотрудник, имевший ключ от паспортного стола. Но этот вариант уже подпадал под третью версию.

Именно она и казалась наиболее вероятной - убийство совершил незнакомец, впущенный Мишиным либо прошедший сам через дверь паспортного стола. Как я выяснила позже, ключи от этой двери были еще у четырех сотрудников. Но все они, за исключением Михаила Дмитриевича Волкова, который не пил из-за язвы совсем, в тот день начали отмечать праздник сразу после обеда и не рискнули бы вернуться в отделение, опасаясь нарваться на проверяющих. Круг подозреваемых из числа "своих", таким образом, сузился до старого "самого хитрого и самого больного сыщика Москвы и Московской области", дяди Миши Волкова. Мысль об этом была мне неприятна. Но отделаться от нее я не могла. Почему дядя Миша, почти родной мне человек, не выстроил ту же цепочку, которую выстроили мы теперь? Опыта ему было не занимать.

Брадис, видимо, прочитал мои мысли. Не вините Волкова, Сашенька. Он человек и мудрый, и прозорливый. Вы ведь, извините, еще совсем девчонкой были тогда, да еще с юридическими амбициями. Смерть Мишина для вас была не просто смертью, он был для вас больше, чем товарищ, вы ведь его любили. Это был для вас серьезный удар. На ваш здравый рассудок и холодную логику в этом деле рассчитывать не приходилось. И Волков это прекрасно понимал. Да и, согласитесь, только теперь, по прошествии стольких лет, ваши впечатления сложились в какую-то относительно стройную конструкцию. А в то время это были сплошные эмоции. Ведь расскажи вам Волков про свои предположения, вы бы, с одной стороны, перестали верить ему, а с другой - всем окружающим. Кстати, не состоялось бы и этого нашего с вами разговора. Но это только одна сторона. Вспомните, кто, как не Волков, часами обходил квартиры в близлежащих домах, чтобы найти человека, который видел, как из вашего подъезда вынесли чемодан. И ведь он его почти нашел. Вот вы рассказывали мне, Что почти через год, опрашивая своих малолеток, смогли, пусть приблизительно, но установить, что в тот милицейский праздник, вечером, через школьный двор, где собирались ваши подучетчики, проходил прихрамывающий мужчина. Ведь Волков об этом знать не мог, а близорукий собачник, которого он нашел, так же, хоть и неуверенно, но отметил-таки, что незнакомец с чемоданом немного хромал. Итак, что-то здесь сходится. Для установления этого мужчины через шесть лет, конечно, не много. Тем более, вы говорите, в тот вечер резко похолодало. У многих бывших спортсменов, особенно занимавшихся со штангой или переболевших болезнью Шлятгера в детстве, перемена погоды зачастую сопровождается болями в коленях, а следовательно, и странностями походки. Но вы понимаете, Сашенька, что не менее вероятно как то, что это было следствием недавней травмы, неудобной обуви, так и то, что эта примета - хитрая уловка также, как, например, накладные усы. Если же эта хромота хроническая, то можно считать, что у нас есть устойчивая примета и нам еще может повезти. Но в любом случае одно достоверно: ваш Волков честно пытался разобраться в этом деле. Конечно, можно предположить, что делалось это только для того, чтобы убедить вас в том, что ключи у Славы были похищены неизвестным убийцей, а не им самим. Но поверьте мне, если бы чемодан украли по заданию Волкова, то сделали бы это так, чтобы вы сами обратили внимание на кражу. Может быть, у вас была сломана дверь или замок, в квартире был бы беспорядок, может быть, кражу совершили бы через окно. У вас дома есть балкон?