Разум - Анатолий Рудой

Наступает конфликт мировоззрений. Старого багажа едва хватает для улавливания слабого отблеска новизны, а другого нет и не ясно, как его приобретать. Но познание начинается с осознания необходимости самого познания. Необходимость же облекается в форму вопроса. Если удастся неудовлетворённость понимания затолкать внутрь вопроса, то можно утверждать, что в мировоззрении произошли изменения. Последовательность вопросов выводит разум на уровень решения задачи. Если бы удалось внедрить в умы потребность ставить вопросы без клановой зашоренности и кормёжной оглядки, без боязни отойти от здравого смысла и давления пресловутой современности, люди и планета были бы здоровыми.

Человеческое кредо отлавливания истины состоит в подсматривании. По научному оно именуется восприятием, созерцанием, или наблюдением. Всеми чувствами, которые только есть. Но особенно уважаемым, а значит, и достоверным принято считать использование собственных, т. е. людских, глаз. Было время, когда каждый, остригший бороду клином, мог очами отслеживать проделки небесных тел и нехотя, как Гераклит Эфесский, изрекать: «Всякое сходящееся расходится»! Смотрящих оказалось так много, что на всех не хватало звёзд. Пришлось придумать линзы, вправить их в телескоп и выискивать объекты для своей известности всё дальше, всё мельче, но при смотрении ничего, кроме шаловливой материи, обнаружить до сих пор так и не удалось. Вывод однозначен: мир материален, всё имеющееся есть порождение материи, которая вечна, бесконечна и смысл её в переливах игривости. Этим материя получила разрешение существовать в виде отдельности, не связанной ни с чем, ни с кем и быть ради личного бытия. То, что она разбросана фрагментами, кусками, скоплениями, так это сторонний взгляд неавторитетного существа. Для атома водорода железная болванка так же похожа на решето, как для человека звёздное небо.

А если бы все люди были дальтониками и радуга для них казалась бы серой лентой? А если бы они имели один глаз и не владели бинокулярным зрением? А если бы они были трёхглазые или вообще многоглазые? А если бы они совсем не ощущали излучение, а только, например, гравитацию? А если бы …

В каждом из этих случаев мировоззрение, а значит, и сам мир воспринимались бы по–иному. Какой же он в действительности? Как к нему относиться, если не только его суть, но даже вид зависит от особенности зрения? Как быть, если мир, отображённый в одном уме, не совпадает с его же отражением, но в другом уме? Что это: сколько умов, столько и миров? Пора взяться за голову! Пора уяснить: познание обязано пойти по такой дороге к истине, на которой отсутствуют парадоксы, противоречия, нестыковки, натяжки, разорванность и уединённость событий и явлений, пора заняться уяснением не только звеньев цепи развития, но самой ветвью развития с последующим вписываем её в бытие мира, в сущее и во всё охватное мироздание. Пора менять ум! Такой, как он был ранее и есть сейчас, не пригоден для выживательных действий. Достигнута точка на шкале оразумления, после которой отношение разума к естеству обязано измениться в направлении осознания себя.32 И пока оно не наступит, человечеству дальше дороги нет. Так или иначе, но оно преобразится. Одна крайняя черта — это уничтожение, а другая — перерождение до неузнаваемости или точнее: до ненужности с переводом на круги насильственного поумнения, что равноценно гибели в рассрочку. И факт того, что такому суждению дано быть изложенным, свидетельствует о наличии шанса. Этот шанс вроде теста, экзамена, проверки сути людского материала в качестве основы для вынесения окончательного приговора.

Вообразим ледоход. По широкой водной глади нескончаемо плывут льдины. Посадим на одну из них жильца. Его размеры установим согласно людским пропорциям: высоту человека разделим на расстояние до самых далёких звёзд и такое же отношение примем для роста жильца. Тогда получится примерно одинаковая обозреваемость окружающего пространства. Поскольку жилец умный, он непременно займётся изучением того, что дано ему в его ощущениях. Пройдёт время и о своей вселенной, т. е. льдине, он будет знать всё. Какая же особенность этих знаний? Они будут проистекать или иначе: приобретут структуру, пригодную для отображения того, что вынудило погрузиться в пучину познания. Можно предположить или почти утверждать, что в его мыслительном багаже не отыщется ассоциаций, навеянных запахом трав и лугов, красок жаркого лета, шума лесов и прочей атрибутики, напрочь отсутствующей в суровых ледяных просторах. Его знания окажутся льдинными. И если ему придётся приложить свой ум к незнакомому предмету, то что он задействует при исследовании? Применит то, что только у него и есть, т. е. свой ум. Но он ведь льдинный! Значит, суждения его станут нести отсвет льдинного мировоззрения. Пусть он задастся вопросом: что находится за пределами его мира, т. е. льдины? Для подготовки ответа привлечётся вся мощь местного разума и предпримутся усилия описать неосознаваемую среду в категориях льдинного воспитания. Получится ли это у них? Непременно! Будет выдана картина мира, согласная с льдинными научными наработками. Но что может содержать такая картина, если её создатели владеют только местными ощущениями? Ко всему прикасаемому они приложат свой же материалистический, а точнее: льдинностический кругозор. Однако в нём отсутствуют образы зальдинного бытия. Как поступить, если вопрос задан, а мыслительной потенции для ответа нет? При недостатке знаний всегда поступают одинаково: всё неосознаваемое объявляется несуществующим. Значит, жилец с академическим апломбом поведает зарвавшимся любопытным, что за краем мира, т. е. за льдиной, возможно имеется эфир, пустота, вакуум, темень, словом, нечто с названием пространство. И поскольку там нет ни одной приметы подлинного мира, каким безусловно, является их льдинный мир, то, ясное дело, тамошнее пространство есть нематериальное, или извините, нельдинное. А коль так, незачем тратить на его изучение драгоценное время настойчивого учёного: вода для замёрзших умников понятие невозможное. Это некий антимир, гипотетическая стихия, выдумка рвущихся к славе, слабо обоснованная тема диссертации, повод скрыть свою бездарность, словом, бред …

Льдинное отношение к познанию в людской среде повторяется так часто, что его можно назвать рядовым поведением. Земля на слонах, слоны на китах, а киты на чём? Над плоской землёй твёрдый небосвод, а что за ним? Войска Македонского шли в Индию по краю мира, а что за краем? Если Земля круглая, то почему люди не падают вниз с обратной стороны: куда?48 Планета висит без опоры — ересь. На Солнце пятна: богохульство. Изменчивость видов — противоречит Библии.14 Отношение длины окружности к диаметру может стремиться к нулю: бред.8 Исследования Лобачевского находилось за пределами понимания его современников.18 Осы, гнездо которых Вы разрушаете, поднимутся над Вашей головой.18 Скорость света конечна: почему?13 Единое время мироздания: кто задаёт?31 Разум присущ лишь человеку: такого ли мнения остальные существа?32 Мир трёхмерен: так ли? Правомочно ли опираться на фразу: «Наукой доказано …?» 32

Исповедование материалистичности свидетельствует об ограниченности (начальности, частичности, предварительности, упрощенчестве …) понимания мира. Даже теперешние знания указывают на постепенное убывание плотности по мере проникновения в малые размеры естества. Уже в молекуле, если собрать кажущееся вещество воедино, то получится едва анализируемая область. В атоме соотношение условной плотности к обширным мягким пустотами ещё разительнее, а в ядре и в его составляющих о тверди вообще рассуждать не приходится. Если всё же предположить наличие между частями некоторых прослоек в виде поля, то сами поля, вроде льдин на воде, не в состоянии породить пространство. Они способны лишь проявлять себя в пространстве. Тогда видно, что материя становится нематериальной как в направлении упрощения структуры мира, так и при его усложнении. Получается, такое свойство, как материальность, зависит от развитости того, кто интересуется этим свойством.

Так, зарожденцы, только вступающие в нулевой мир, даже не подозревают о возможности плотного состояния. Лишь постепенное оразумление и связанные с этим конфликты развития вынуждают их осваивать иные состояния среды. Для жильцов линейного, плоскостного и объёмно–междумерного миров материальность выступает вроде неизбежности при каждом воплощении в плотную среду. Но с другой стороны, эти жильцы даже не догадываются о ней в случае ухода после смерти из нашего мира и воплощения в области мягких форм. Как показано в работе миры 31, попеременное пребывание в материи и вне её есть вынужденная мера устроителей септона 31, направленная на принуждение сущностей к обязательному оразумлению в границах запрета на остановку роста. Если бы отсутствовало стремление существ уйти в покой прошлого состояния, увильнуть от тягот развития и пренебречь личным назначением, то такая разновидность пространства, как материя, даже не создавалась бы. Вовсе не было бы того вещества, которое наполняет суть этапной разновидности сознания в форме человека. И поскольку лень, пассивность и желание укрыться в покое для существ начальных миров неустранимы, то именно в этих мирах на материю возлагаются наибольшие насильницкие свойства. Давление плотности на разум возрастает по мере расширения его кругозора. Это также вынужденная мера, предостерегающая разум от свершения действий, не обеспеченных собственной развитостью.34 Далее, на пути восхождения и при накоплении опыта набирает силу такой процесс, как осознание себя 32. Осознание своей значимости даёт возможность исключить из собственного напора на природу поступки, угрожающие миру. Тогда и природе приходится меньше защищаться от неразумного разумника. Внешне такой расклад выглядит как снижение наказательной активности материи на разум. Ослабление роли вещества приводит к сокращению его количества. Так выстраивается закономерность: чем рáзвитие существа, тем меньше они погружены в материю. Практически она становится ненужной уже в объёмно–кваромном междумерье, а в закваромных областях её нет вовсе. Существам, владеющим собой, не требуется принуждение к росту, тем более такое грубое, какое обрушивается на незрелый разум при вступлении в трёхмерье.