Королева Ойкумены - Генри Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заднюю дверь заклинило. Ник со второго удара вышиб ее ногой. Регина мимоходом удивилась – «Почему этого не сделал папа?» – но тут Ник потащил ее наружу. Они спрыгнули в глубокий снег, провалившись по колено. Следом из машины выпал капитан-командор.
– В лес! – взревел он, приподнявшись на руках. – Без разговоров!
Этот рык, словно мощный пинок, погнал молодых людей к лесу. Обернувшись на бегу, Регина увидела: отец ковыляет следом, неуклюже подволакивая левую ногу. Оранжевые языки пламени лизали внедорожник, пробуя машину на вкус. В небо поднимался султан жирного дыма. Добежав до разлапистой сосны, Регина остановилась, переводя дух, под косым пологом ветвей. Отец тоже доковылял до них – и вдруг начал заваливаться набок.
Кинувшись вперед, Ник не дал капитану упасть. Внедорожник взорвался позже, когда с неба вновь обрушился вой пикирующих разведчиков. Навстречу серым ястребам – хищники стремительно неслись на добычу – вспух черно-красный гриб. Безжалостные ладони хлопнули людей по ушам. Ветер подхватил аспидное, с огненными прожилками облако; швырнул на сосну. Упала душная ночь. Угольное небо плакало, роняя редкие капли пламени. В горле першило от гари.
– Лежать! Не шевелиться! – хрипел капитан-командор, и Регина плотнее вжималась в рыхлый снег.
Самолеты улетели. Вдали прогремели взрывы, и всё смолкло. Ветер уносил прочь клочья копоти. Чадили останки машины. Еще один траурный шлейф тянулся со стороны шоссе. Регина не знала: это горит придорожный сухостой – или «Бродяга»? Удалось ли консулу уйти?
Честно говоря, консул интересовал ее в последнюю очередь.
V
Оторванное ухо болталось на тонком лоскуте кожи. Крови натекло много. Она залила половину лица и шею капитана, пропитала рукав крутки – и продолжала сочиться.
– Пап… твое ухо…
– Знаю.
– Зато я не знаю, получится ли прирастить.
– Режь! – ван Фрассен ободряюще подмигнул дочери. Вышла жуткая гримаса, но ничего лучшего капитан предложить не мог. – Доберемся до госпиталя – новое соорудят. За неделю.
«Если доберемся», – вздрогнула Регина. Она разложила перед собой всё наличное «медицинское оборудование»: нож-универсал, аптечку и два запасных картриджа с лекарствами. «Солдатский коктейль» – антибиотик, анальгетик и тоник-стимулятор – отец вколол себе сам, минутой раньше. Осторожно, чтобы не порезаться, девушка выдвинула лезвие ножа. Керамосталь, атомарная заточка. «Папу ножом? – спросил внутренний голос, обладатель такого чувства юмора, что хоть сразу в смирительную рубашку. – Валяй, деточка! Рука не дрогнет?»
– Давай, я сделаю, – предложил Ник, втайне боясь, что Регина согласится.
– Я умею. У нас спецкурс был.
Да, был. Вот только ампутации в полевых условиях их в университете не учили. И это не игра в «древнего доктора» со скальпелем. Регина спрыснула лезвие антисептиком; не дав себе задуматься и испугаться, одним движением отсекла ухо. Тампон; зажать пальцами. Сосчитать да пяти. Биогель. Готово. Край раны набух багровым потеком – и застыл, заключен в лаковую пленку. Регина перевела дух, только сейчас ощутив, как колотится в груди сердце. Аккуратно протерла и убрала лезвие. Растопив снег в зябнущих ладонях, попыталась смыть кровь с папиного лица – без особого успеха.
– Теперь посмотрим, что у тебя с ногой.
– Перелома нет, госпожа военврач!
Нарочитая бодрость капитана не обманула бы и ребенка.
– Обойдусь без ваших комментариев, пациент.
«Псевдокожа» зимнего ботинка – эластомер с утеплителем и термоэлементами – раскрылась четырехлепестковым «цветком». Штанину и шерстяные кальсоны пришлось разрезать. Увы, нога напоминала синюшную колоду. Лодыжка распухла, ступня вывернута. Вывих? Растяжение? Проклятье! Она не хирург, а пси-анестезиолог…
– Ник, возьми нож и вырежь две прямые палки. И найди, чем примотать.
Пока Ник, увязая в снегу, возился в зарослях, она пыталась вправить ступню. Нога была горячая и влажная, пальцы скользили. Регина крепче ухватила ступню, повернула, стараясь вернуть в нормальное положение. Под пальцами хрустнуло; девушка с трудом подавила собственный крик. Отец не издал не звука. Лишь содрогнулся всем телом, как от электроразряда. Лицо ван Фрассена блестело от пота.
– Всё, папа, всё! Порядок.
Ах, если бы она была в этом уверена! К горлу подступил комок.
– Сейчас мы соорудим шину…
Приложив к опухоли инъектор АПП, Регина набрала на панели код. Согласно инструкции, сосчитала до десяти – и ввела регенерант с анестетиком.
– Ты у меня золото, Ри. Что б я без тебя делал?
– Командуй, пап. Что дальше?
– Уходим. Тут оставаться нельзя.
– Куда?
– В лес. Доберемся до какого-нибудь жилья…
Вернулся Ник, неся палки: не две, а три. Третья была длинной и толстой. Сверху у нее торчала косо срезанная рогулька.
– Вам понадобится костыль…
– Спасибо.
Сбегав к останкам машины, молодой человек добыл жгут обгорелых проводов, и еще рукав Трауберга, отрезанный от куртки покойника. К счастью, рукав оказался весьма объемист. Натянув его на ногу отца – чтобы не мерз! – Регина зафиксировала голеностоп самодельной шиной. Обструганные палки с третьей попытки удалось крепко-накрепко стянуть обрывками проводов. Опершись на костыль и плечо Ника, капитан с усилием поднялся.
– Годится, – он скрипнул зубами. – Дойдем.
Поначалу Ник не мог приноровиться. Они с капитаном по очереди оступались, едва не падая, как разучившийся ходить двухголовый зверь. На проселке дело пошло лучше. Накачанный стимуляторами, ван Фрассен бодрился, браво вбивая костыль в мерзлую землю. Останки машины скрылись за поворотом. Под сводами леса царила торжественная тишина – как в соборе. Лишь снег поскрипывал под ногами. Регине некстати вспомнился храм Святого Выбора. Ветер стих, деревья стояли, не шелохнувшись. С неба начали опускаться мохнатые белые мухи.
– Это хорошо, – пробормотал капитан. – Это кстати…
Снег был девственно-чист. Ни зверь, ни человек давно не тревожили скрипучую целину. Монотонный скрип шагов и однообразие пейзажа действовали гипнотически. На девушку накатило странное отупение. Она шагала, как автомат; невидящий взгляд слепым лучом прожектора шарил по окрестностям, ни на чем не задерживаясь. Казалось, дороге не будет конца, и они будут брести вечно – измученные паломники, без надежды, без цели. Никто их не найдет, никого они не найдут…
Первые следы она увидела через пару часов.
Цепочка отпечатков – чуть меньше Регининой ладони. Четыре продолговатые лунки от пальцев с когтями, «пятка»… След был свежий: его не успело занести. Волк? След одиночный, значит, опасности нет… На всякий случай Регина огляделась. Много ли она смыслит в волках? А в опасности? Мужчины тоже остановились. Капитан потянулся к кобуре: проверить, легко ли извлекается лучевик. Ник захлопал себя по карманам и в сердцах плюнул.
– Парализатор!
– Что – парализатор?
– Обронил… в машине…
«Смогла бы я захватить контроль над зверем? – нервно думала Регина, продолжив путь. – Как местные? Гюйс рассказывал: такое, в принципе, возможно. Но есть ряд нюансов… Жаль, не сказал: каких именно. А я, дуреха, не догадалась спросить…» Справа, шагах в десяти, снег шевельнулся, пошел волнами. Казалось, под ним движется большой гибкий шланг. Вот шланг набух, скрутился петлей, обещая вырваться на свободу, хлестнуть беглецов тугой струей – и, передумав, ушел на глубину.
Регина чуть не обмочилась от страха.
– Снежный удав, – просветил ее Ник. – Не бойся.
– Удав?
– Они на людей не нападают…
Полсотни километров от города – и всё. Ау, цивилизация! Молчит, не отвечает. Мир-дикарь; мир-чужак. Теплокровные змеи, волки… Кто еще? Саркастодоны? Такая зверюга сожрет, и не подавится. Хищно скалясь, подкрался вечер. Воздух наполнился илистой мутью. Кусты на обочине еще были видны, но дальше всё сливалось в неприятный кисель. Скоро ночь. А жилья не видать. Откуда здесь жилье? Глушь, дичь. И папа еле идет, навалившись на Ника; морщится при каждом шаге…
Комариный зуд возник на периферии сознания. Вибрация тончайшей «лески», протянутой к отцу. Прошляпила, дуреха! Действие обезболивающего закончилось. Так, анестезируем контактным путем. Кора головного мозга. Вторая сенсор-зона. Легкая «щекотка» – иначе не активировать нейроны алетиноцицентивной системы. Продолговатый и средний мозг. Гипоталамус и лимбическая система – чтоб наверняка. Пошли эндогенные опиоиды – энкефалинчики и эндорфинчиками, как шутит их кураторша, виконтесса Зингер.
Сейчас, папа. Еще чуть-чуть…
– Ри, твоя работа?
– Пап, я никуда не лазила! Я только…
– Спасибо.
В серой мгле они не сразу заметили просвет впереди. Пни, укрытые снежными шапками, походили на ряды надгробий. Сбрось снег – увидишь годовые кольца, даты жизни и смерти. Проселок упирался в вырубку – кладбище леса; дальше дороги не было.
