Другой глобус - kammerherr

Оставался еще один «глухой» вариант, а именно — что рукопись зашифрована таким шифром, который не поддается расшифровке. Например, с помощью книги, которая известна только отправителю и получателю послания.

Подумав, Чехович исключил и его — и тоже из-за личности автора. Совершенно очевидно, что манускрипт был адресован не одному человеку, и даже не «группе лиц» — монахиня явно хотела сообщить что-то «городу и миру», а значит, документ расшифровывается, просто должен существовать ключик к шифру. Почему никому из уважаемых людей не удалось его найти — это уже другой вопрос.

«Что ж, мне предстоит действительно интересная практика — подумал Эдвард, — а Барбароссе теперь придется подружиться с Надеждой Александровной». Он не стал вносить в договор никаких замечаний. Сумма стояла такая, что грешно спорить, кроме нее предусматривалась постоянная зарплата в течение полугода, в случае необходимости — возможность продления. Что не было предусмотрено, так это текущие расходы, — а они предстояли не маленькие. Но мелочиться Эдвард не стал.

* * *

Отправляться в средневековье — хуже, чем в тыл врага.

Потому что провал в тылу не означает неминуемой смерти, а вот если тебя «расшифруют» в средневековой Праге, смерть предстоит не только неминуемая, но и жуткая.

Поэтому первым делом следовало позаботиться о своем внешнем виде. Эдвард собственноручно набросал эскизы одежды и обуви, даже про нижнее белье подумал — на всякий случай. Найти театральную мастерскую, где взялись пошить одежду, оказалось не так трудно, а вот пулены — башмаки, в которых тогда щеголяли горожане, в конце-концов, пришлось заказывать индивидуально, заплатить за них, как за самолет, да еще уговаривать мастера сделать хотя бы за месяц, вместо назначенных трех.

Во время «вынужденного простоя» — пока ждал пулены, он решил ознакомиться с работами коллег, занимавшимися манускриптом Камиллы Анежской, и эти работы окончательно убедили его в том, что расшифровывать тут нечего.

Глава 5

Одно дело — изучать средневековье, другое — жить в нем.

Чехович оказался на том же самом месте, между недостроенным Тыном и зданием ратуши, на Староместском рынке. Теперь следовало двигаться в сторону Анежского монастыря, но осторожно — как по минному полю. Сколько времени предстояло прожить здесь, Эдвард не знал. Если повезет, можно управиться за день, если нет — придется искать постоялый двор…

Была еще одна шальная мыслишка, притаившаяся в самом дальнем уголке головы. Даже две мыслишки. Первая — погулять. Просто туристом пройтись по Праге первых лет 15-го века, раз уж получил такую возможность.

Вторая относилась к той самой «технике безопасности», соблюдать которую он обещал Барбароссе. Каждый неверный шаг, и каждое невпопад сказанное слово могли привести на костер. Но Чехович втайне надеялся, что даже в самой критической ситуации он успеет оказаться дома прежде, чем эти дикари чиркнут спичкой. Уже имеющийся опыт показывал, что скорость его перемещения во времени и пространстве почти не уступала скорости мысли.

Час был еще слишком ранний, и прежде чем отправиться к монастырю, он мог осуществить свое желание погулять по средневековой Праге. Чехович много раз был в Праге, хорошо знал город и сейчас с азартом игрока смотрел на знакомые места шестисотлетней давности, отмечая отличия. Многие улицы, и даже целые кварталы он не узнавал и пытался мысленно представить карту современного города, чтобы понять, как они выглядят сейчас.

Но все это была просто игра, забава. Главное заключалось в другом. Камни! Вот что было самым интересным для него в средневековье, что составляло его суть.

«Подлинники средневековья» — камни, книги, любые предметы, сохранившиеся с тех времен, вызывали у Чеховича такое же чувство, какое у религиозного фанатика вызывал вид мощей святых.

Камни были «каналом связи», по которому он общался с Карлом Великим, Яном Гусом, Фридрихом Барбароссой, Лоренцо Медичи… И с простыми горожанами, жившими сотни лет назад. Тому, кто умеет и хочет слушать, камни могли рассказать о многом, что видели.

Для кого-то слово «средневековье» является синонимом варварства и дикости. Для Чеховича это было время, в котором сформировались основные понятия современной европейской цивилизации — «город», «право», «нация», «деньги», «университет»…

Еще в старших классах школы он изучал средневековые города по книгам, картам, фотографиям и фильмам. Когда стал доступен интернет и сервис «стрит вьюз», «путешествовать» стало еще интереснее. Так он «побывал» в Эдинбурге, Праге, Брюгге, Генте, Ротенбурге, Сиене, Таллине … Потом погулял в некоторых из них туристом, а когда учился в Гарварде — посещал их уже как ученый. Но теперь у него появлялась фантастическая возможность побывать в этих же городах эпохи средневековья.

Как хорошо, что Прага не пострадала во 2-й мировой войне, как Ковентри или Дрезден, думал Чехович, бродя по безлюдным улочкам еврейского квартала. А то, сейчас пришлось бы ходить мимо тех же соборов и знать, что всем им суждено быть разрушенными, а затем, после восстановления, эти камни превратятся в обычные кирпичи.

Дрезденский Фрауэнкирхе, который союзники в 1945-м превратили в пепелище, восстанавливался только через 50 лет, с помощью тех же англичан. И хотя, при его реконструкции использовались «родные» камни разрушенного собора — те, которые сохранились и оказались пригодными — это все-таки, новодел, который на 90 % состоит из «кирпичей».

Нюрнберг, Кельн, Варшава, Будапешт и многие другие чудесные средневековые города, разрушенные и восстановленные, теперь состояли из «кирпичей» и больше не существовали для Чеховича как средневековые. Другим, в том числе, Праге, в этом отношении повезло больше.

* * *

Часы на здании Ратуши не работали («скоро их заменят на новые, те, которые сейчас знает весь мир», — подумал Эдвард) — впрочем, понятие «время» в эти неторопливые годы сильно отличалось от того, к которому все привыкли сегодня. На поюзанном, местами тронутом ржавчиной, циферблате скорбно склонялась к земле одинокая часовая стрелка — как культя у одноногого инвалида.

Но по тому, как начало припекать солнце, было ясно, что то, что современники Камиллы называли «утро», уже заканчивалось. Пора было начинать поиски ее самой.

Калитка в небольших, арочной формы, воротах была открыта, через нее Чехович вошел в монастырский двор. С деревянной скамьи у стены навстречу ему поднялся привратник — старец с длинной бородой — «мочалкой», лет девяноста. «Как усовершенствовалась с тех пор служба секьюрити» — подумал Эдвард и заговорил первым:

— Здравствуйте, отец, могу я увидеть сестру Камиллу?

Старец несколько секунд продолжал смотреть на него подозрительно («изучает» — подумал Чехович), затем спросил:

— А зачем она тебе?

Ученый — медиевист был готов к такому вопросу