Владыка Ледяного Сада. Конец пути - Ярослав Гжендович

Я смотрел на все это и чувствовал, как колотится сердце. Все еще лежал в снегу, словно мертвый, и любой ценой старался быть незаметным, но понял, что это – мой шанс. Не слишком ясно было, зачем они хотят напасть на людей на поляне, но, что бы ни произошло, я должен это использовать. Пока же я ждал.

Если они решат меня связать, я все равно освобожусь. Если оставят меня под охраной, я подожду, пока стражник глянет, что там у соратников, разрежу путы, при первой возможности убью его и сбегу в лес. Как можно быстрее, в противоположную сторону, туда, откуда будут идти люди Ульфа.

Я сунул руку под пояс и нащупал нож. На месте. Достаточно его вынуть и крутануть в пальцах, а потом рассечь узлы. Я делал это много раз в Ледяном Саду и знал, что все займет пару минут.

Командир ходил между ними, отдавая шепотом приказы, а потом выпрямился, раскинул руки в стороны и медленно крутанул головой так, что аж кости хрустнули. Натянул свой ящерицеподобный шлем и вскочил в седло.

Те, кто держал шары, прикрепленные к кускам цепи, надкололи их о деревья, а потом крутанули ими в воздухе. То, что находилось под глиняной скорлупой, сперва задымилось, потом выстрелило пламенем. Я слышал, как метательные снаряды, вертясь на цепях, издают мрачный звук и превращаются в руках Змеев в огненные круги.

Я лежал спокойно, чувствуя, как и во мне разгорается огонь, как колотится в горле сердце, словно я проглотил живую рыбу. Двое копейщиков остались в лесу и присели под деревьями, прячась между кустами. Я смотрел, как они провожают взглядом своих, и сильнее стискивал нож в пальцах. А потом мой осторожный взгляд упал на сверток рядом с копейщиками, и я понял, что сторожат они не только меня. И тогда, словно удар молнии, обрушился страх. Чувство было таким, будто по мне поползли тысячи огненных муравьев.

На снегу, в спутанной сети, лежал ледяной саркофаг, где находилась Наша Скорбная Госпожа, усыпленная водой онемения. Я не мог понять, как это произошло, как не мог и поверить в то, что увидел. Она была у них. А это значило, что Ульф Ночной Странник, человек, который упал со звездой и был ключом к моему предназначению, наверняка мертв. Я не мог поверить, что он дал бы забрать ее. Я помнил, что нас ждет, попади Деющая в руки безумного короля Змеев.

А в следующий миг я с ужасом понял, что не могу бежать. Не могу оставить им Скорбную Госпожу. Я должен забрать ее с собой, а волоча тяжелый саркофаг, далеко бы я не ушел. Я еще прикинул, не сбежать ли, чтобы потом попытаться выкрасть Деющую или же убить ее, чтобы она не попала в страну Змеев. Вот только я и понятия не имел, как это сделать. Ледяной ящик изготовил мастер Фьольсфинн, сильный Деющий; он постарался, чтобы тот невозможно было уничтожить, а открыть его из всех нас умел только Ульф. И у меня были очень слабые шансы убить стражников. Маленький нож, подходящий для чистки фруктов, против двух мечей и копий? Им можно было убить внезапно, но не в прямом бою против готового противника, а уж тем более – против двух. Я хорошо знал, сколько сил у жителей Севера. Я уже видел мужей, которые продолжали сражаться, когда их насквозь пробил меч.

Я лежал в страхе в снегу, все еще со связанными руками, колеблясь между тем немногим, что я мог сделать, и, как оно обычно бывает в таких случаях, в конце концов не сделал ничего. На поляне меж тем раздались вопли испуганных людей, донесся рев пламени, басовое завывание рога, грохот и треск, а потом – одинокие испуганные крики. Это продолжалось недолго, но я не слишком-то надеялся, что занятые своими делами и ничего не ожидавшие люди, работавшие в лесу, сумеют дать отпор быстрой атаке Змеев. Но я все еще не мог понять, зачем они так поступали.

Когда шум на поляне усилился, я чуть приподнял тело, пытаясь взглянуть между кустами, но на шею мою сразу же плоско опустился наконечник копья, снова втыкая мое лицо в снег.

– На землю, падаль! – прошипел копейщик. И я остался лежать. Скоро холодное острие с моей шеи исчезло, но я не стал двигаться, понимая, что стража настороже.

Через какое-то время меня подняли на ноги парой пинков под ребра. Я снова был в неволе. Снова был тем, с кем общаются пинками, тычками и ударами. Но на этот раз я был уверен, что долго это не продлится. Я не намеревался снова сносить такое – пообещал себе это уже давно.

Змеи кружили по вытоптанной поляне, и, насколько я мог понять, было их столько же, сколько и раньше. Курень уже превратился в пылающие руины, везде валялись клочья одежд, разбросанные инструменты и вещи. В большом пятне крови на снегу подрагивали два ужасно изрубленных, изувеченных тела, а остальных людей собрали в центре поляны и заставили встать на колени. Стражник ударами древка погнал меня в ту сторону, а потом пинком подбил мне ноги.

Я стоял там вместе с остальными и должен был смотреть на стоящие неподалеку сани, на которые Змеи кинули выбранную среди пленников молодую девушку. Ее руки привязали к бортам, а ноги за щиколотки к полозьям, после чего разрезали ей платье до пояса и по очереди насиловали ее, смеясь и перекрикиваясь. Через некоторое время девушка перестала кричать и только мотала головой из стороны в сторону, закусывая до крови губы и дергая ремни, охватывающие ее запястья.

Я глядел на эту сцену помертвевшим взглядом и думал о ноже, что скрывается в ножнах на моем поясе. Уже не чувствовал страха – лишь холодный гнев и равнодушие. Было так, как говорил мне Брус. Я насмотрелся на жестокость и в конце концов привык к ней, но часть меня умерла, превратившись в камень. Я чувствовал тяжесть в груди, камень, холодный и шершавый, словно галька из ручья, но ничего более я не ощущал.

Их командир сбросил плащ и куртку, после чего, полуголый, потянулся к сумам, вынул нечто, что я сперва принял за два куска толстой, цветной веревки, но это были змеи. Здешние ядовитые змеи, в черно-красных узорах, толщиной с мое запястье – они спокойно свисали с его ладоней. Я подумал, что они мертвы, но, когда он обернул их себе вокруг шеи, как платок, одна из змей высунула язык, а вторая слабо качнула головой. Змеи тут зимой спят, а, значит, эти были просто отупевшими от мороза и сонными.

– Сердце! – вдруг хрипло крикнул чародей.

Один из его людей вынул широкий, искривленный, будто серп, нож и подбежал к двум защитникам лагеря, что уже лежали неподвижно. Наклонился над ними, я услышал хруст и треск разрубаемых ребер, после чего Змей вернулся, держа на вытянутой руке вырезанное из груди сердце, словно лоснящийся кровавый плод, с торчащими отрезанными сосудами, похожими на отломанные ветви. Сердце несколько раз вздрогнуло в руке Змея, когда он подавал его Деющему. Тот осторожно взял сердце, стиснул его в ладони. Ручейки крови потекли у него между пальцами, а потом – с запястья, тонкой струйкой падая на снег. Чародей принялся что-то бормотать, водя ладонью над снегом и рисуя спутанную багровую линию, свивающуюся спиралями и узлами.

Я подумал, что если мои люди еще живы, то любая минута простоя увеличивает наши шансы. Пусть насилуют девушку, мажутся в крови, нападают на несчастных охотников или углежогов. За ними идут по следу пятнадцать всадников, чтобы перебить их как бешеных псов. Уже едут сюда. Но хотя я пытался не думать об этом, одновременно видел ледяной ящик со Скорбной Госпожой и знал, что произошло нечто плохое. Ладно, пусть их не пятнадцать. Но если выжил хотя бы один, то он уже сюда направляется. И тогда нас будет уже двое.

– Да заблудятся они, идя следами Змея, да сгинут они на змеиных тропах, да оглушит их змеиное шипение, да ослепят знаки на змеиных хвостах, да восплачут они и сгинут, – бормотал Деющий. – Ибо есть в мире лишь Змеи и корм для Змеев, да будет благословен великий мастер Аакен.

Один из его людей направил коня трусцой в сторону саней, пинком сбил того, что как раз пристраивался к девушке, а потом вынул меч и несколько раз ударил сверху. Я услышал внезапный, сдавленный крик и содрогнулся. Но Змей только перерубил ремни, ранив при этом ее в ногу, а потом схватил девушку за волосы и поволок, чтобы бросить между нами, стоящими на коленях в снегу. Девушка свернулась клубком, вжимая руки между бедер и давясь сдерживаемыми рыданиями.

Деющий пал на колени, снял обоих гадов с шеи, одного за другим, осторожно распутывая их и похлопывая каждого по плоской голове, а потом – уложил на багровых зигзагах, вьющихся в снегу. Я никогда не видел вблизи, как кто-то деет, но то, что делал этот вот, казалось мне довольно странным.

Его люди сели вокруг, подняв к затянутому тучами небу ладони и издавая странный звук – словно трещотка стучала. Я никогда ранее не слышал, чтобы нечто подобное вырывалось из человеческого горла. Обе змеи стали виться по узорам на снегу, и мне казалось, что они ползут в точности по начерченным линиям. Деющий наклонился, протягивая вперед руки, покрытые толстыми шрамами, а потом сперва одна, а затем и вторая змея свернулись в клубок и вдруг прыгнули на руки, втыкая в них ядовитые зубы. Жрец откинул голову, издав не то шипение, не то крик. Змеи некоторое время сжимали челюсти, вися у него на руках, а потом отпали, бессильные, словно пиявки. Остальные подскочили к Деющему, кто-то набросил ему шубу на спину, кто-то собрал змей, снова сделавшихся осоловевшими и вялыми, впихнул их в кожаный мешок. Колдуну помогли встать; руша узоры на снегу, он вырвался из их рук и зашипел снова, и тогда я увидел, что у него черный, раздвоенный язык и жуткие желтые глаза с узкими черными щелями, мертвые, будто отполированные камешки, ровно такие же, как у его змей.