Прерванная дружба - Этель Войнич

– Рене, – сказал наконец маркиз; и Рене появился из-под стола с карандашом в руках.

– Да, отец?

– Что, если нам с тобой как-нибудь на днях съездить в Аваллон и поговорить с тётей Анжеликой?

– Хорошо. Только… – Рене запнулся, вертя в руках карандаш, и закончил одним духом. – Может быть, лучше Анри с ней поговорить? Если это предложит он, тётя скорее согласится.

Маркиз улыбнулся.

– Пожалуй. Я вижу, ты мудр, как змий, сын мой. Рене насупился: уж не смеётся ли над ним отец?

– Вы с Анри как будто собирались сегодня осматривать ферму? – спросил маркиз.

– Да, он, наверно, уже ждёт меня.

– Так, может, ты сам с ним об этом и поговоришь? Когда Рене повернулся, чтобы идти, маркиз окликнул его.

– Рене!

– Что?

– Твой брат хороший человек, очень хороший. Рене с недоумением посмотрел на отца.

– Разумеется, отец.

– Он не должен почувствовать, что… всё устроилось помимо него. Он очень привязан к Маргарите.

Рене быстро взглянул на отца, встретил его взгляд и кивнул; потом вышел, напевая английскую песенку:

Что может быть прекраснее,Чем эти ночи ясныеВесеннею порой?

Голос Рене ещё не вполне установился и срывался с баса на высочайший дискант, однако несколько нот он взял очень чистым и мягким тенором.

Вечером Анри пришёл к отцу с предложением взять Маргариту на каникулы домой. Он начал словами: «Мы с Рене считаем…» – но, по-видимому, находился под впечатлением, что этот план придумал он. Маркиз слушал с видом человека, которому подали совершенно новую идею, выразил своё согласие и как бы совсем случайно заметил, что поговорить с тётей Анжеликой лучше всего ему, Анри.

– Лучше, если с ней поговоришь ты, а не я и не Рене. Он слишком молод: а если мне самому заговорить об этом, она может подумать, что я недоволен тем, как она ухаживает за Маргаритой, и огорчится. Мне бы этого не хотелось. Ты ведь знаешь, как она предана девочке,

– Разумеется, знаю, – с жаром отвечал Анри. – Только я уверен, что тётя никогда не истолковала бы ваши слова превратно. Рене, правда, может сказать что-нибудь не совсем тактичное, хотя, конечно, и без всякого злого умысла. Он бывает так… резок. Это у него, наверно, от английской школы.

– Наверно, – согласился отец. – Бедняга Рене совсем не дипломат.

Анри отправился в Аваллон, проникнутый сознанием ответственности своей миссии. Вначале тётка отвергла весь план, как нелепый и неосуществимый, но вскоре была покорена искренними заверениями племянника, что все обитатели Мартереля будут в восторге, если она приедет в гости, и принялась укладывать свои вещи и вещи Маргариты.

Анри привёз отца в Аваллон в старой карете, предназначенной для тёти Анжелики и её вещей. Так как на обратном пути Жаку, Рене и Анри предстояло везти Маргариту, маркиз вызвался сам править каретой, чтобы не нанимать кучера в городе. Узнав, что её величественный зять собирается сесть на козлы, Анжелика пришла было в смятение, но утешилась, решив, что этим он выказывает истинное смирение благородной души. В этот день все семейство обедало у неё, и отец Жозеф, пришедший проститься, был также приглашён к столу.

В доме Анжелики священник был царь и бог. Ни хозяйка, ни гости, которых он привык у неё встречать, никогда не подвергали сомнению его непререкаемый авторитет во всех вопросах. Даже избалованную и своевольную больную девочку подавляло его мертвящее бездушие. Но в обществе маркиза его надменная невозмутимость как-то сморщилась и слетела с него, словно шелуха. Он превратился в наряжённого в чёрную юбку злобного и жалкого человечка, пытающегося – со своим скрипучим голосом и вульгарным выговором – подражать речи аристократа. Рядом с врождённым достоинством маркиза обнаружилась искусственность напускного достоинства священника, на котором держалось все его влияние. У него это было нечто благоприобретённое и старательно культивируемое; у маркиза – естественное выражение определённого склада ума.

Отец Жозеф то и дело посматривал на точёный профиль неприятного ему гостя, в присутствии которого он всегда чувствовал себя ломовой клячей, оказавшейся рядом с породистым рысаком. Он вызывающе оглядел собравшихся за столом и с тайным удовлетворением отметил, что поблек не он один. Бедняжка Анжелика, робко и суетливо исполняющая обязанности хозяйки за своим собственным столом, никогда не казалась такой растерянной и безнадёжно буржуазной. Изысканная почтительность, которую выказывал ей её зять, лишь сильнее оттеняла её жалкий вид: она как бы извинялась за собственное ничтожество. Анри же спасала сама полнота его самоуничижения. Он глядел на отца с обожанием преданного пса и не терзался никакими сомнениями.

Отец Жозеф встрепенулся. Он, христианский священник, позволяет заведомому атеисту нагнать на него такого страху, что язык отказывается ему повиноваться! Да ещё в присутствии молодёжи! Маркиз большой учёный, известный египтолог? Хорошо же, он покажет этим слабым людишкам, что церковь может постоять за себя. Поспешно припомнив немногочисленные статьи, прочитанные им в журналах и собравшись с духом, отец Жозеф яростно напустился на «новые теории о всемирном потопе». Маркиз положил вилку. На какое-то мгновение его сдвинутые брови выразили нестерпимейшую скуку, но он туг же вежливо повернулся к говорящему и принялся слушать его с любезным и снисходительным вниманием.

Отец Жозеф закончил свою речь на воинственной ноте, но в его глазах была растерянность. Он надеялся, что ему станут возражать, – тогда бы он оказался на высоте положения: он всегда чувствовал себя уверенно в спорах, особенно с противниками, которых ему удавалось вывести из себя. Но маркиз выслушал тираду священника в вежливом молчании, а когда тот кончил, по-прежнему, не говоря ни слова, взял своими белыми пальцами ягодку клубники. Анжелика, беспокойно переводя взгляд с одного на другого, робко вмешалась в разговор:

– Боюсь, отец Жозеф, что ни у кого из нас, кроме господина де Мартереля, нет достаточных знаний, чтобы разобраться в этом вопросе… Господин маркиз, конечно, может по достоинству оценить… – И умолкла, бросив на зятя умоляющий взгляд.

– Вы слишком скромны, – мягко сказал маркиз. – Отец Жозеф только что изложил нам – чрезвычайно исчерпывающе и поучительно – именно точку зрения человека, не имеющего специальных познаний в этом вопросе. Специалист же, естественно, несколько иначе смотрит на эти вещи.

Анжелика неуверенно улыбнулась: она была несколько сбита с толку, однако всё же полагала, что очень мило со стороны Этьена. известного учёного, так хорошо отозваться об отце Жозефе. Но священник, оскорблённо вспыхнув, отвёл газа и встретил сверкающий злорадством взгляд Маргариты. Он заметил, как она переглянулась с Рене, и сразу догадался, что брат и сестра вполне понимают друг друга и оба его ненавидят.