Мой любимый сфинкс - Людмила Зарецкая

– Вот прямо так и везде?

– Там, где огороженная сеткой территория, – везде. Мы их специально разводим. В естественных условиях проживания. А сейчас лето, как раз молодняк подрастает. Нарвались бы на разъяренную мамашу – и все. Вы зачем за забор полезли? На воротах же везде объявления висят, что проход запрещен. Да и заперты они, ворота.

– Я через открытые прошла, честное слово… – Голос девицы задрожал от переизбытка чувств. – Я видела, что там ворота, но они были открыты, а тут поле, а не лес. Разве на поле могут быть звери?

– На кабанов охотятся в овсах, – менторским тоном сказал Аржанов, и ему стало смешно. – Да и медведи в овес ходят иногда. Потому и сеем. А за открытые ворота я егерей выдеру. Что за бардак, честное слово!

– Как выдерете? – Худышка, похоже, опять испугалась.

– Образно говоря. Всего лишь без премии оставлю, – успокоил ее Аржанов. – Садитесь, я вас обратно отвезу. Не бросать же вас тут на съедение.

Девица опасливо посмотрела на мотоцикл и замялась.

– Вы что, никогда на мотоцикле не ездили?

– Н‑нет.

– Ну вот, заодно и попробуете. Вы не волнуйтесь, – он помешкал, вспоминая ее имя, – Зоя. Я хорошо вожу мотоцикл, и в здешних местах это один из самых надежных и безопасных способов передвижения.

– Меня Златой зовут, – тихо ответила девушка и неловко взгромоздилась на сиденье за его спиной. – И я нисколько не сомневаюсь, что вы хорошо водите мотоцикл. Судя по вашему самоуверенному виду, вы все делаете великолепно.

– Держитесь, – сухо скомандовал Аржанов и, обернувшись на ее сомневающееся лицо, уточнил: – обнимите меня за пояс. Двумя руками. Иначе упадете.

Тонкие, похожие на веточки ручки с наманикюренными пальчиками послушно обвились вокруг его талии. На плечо свесился золотистый хвост волос, довольно тяжелый. Возле уха Аржанов слышал напряженное сопение. Он знал, что ей страшно, но она не ойкала и не ныла, что, несомненно, делало ей честь. Характер Аржанов ценил во всех его проявлениях.

Впрочем, по большому счету, сидящая за спиной девица его совершенно не интересовала. Во‑первых, на ней были очки. А Аржанов терпеть не мог эту деталь женского туалета. Женщина в очках казалась ему асексуальной. Как старая училка в школе. Во‑вторых, он уже вышел из того возраста, когда интересуют все девицы подряд. А в‑третьих, вошел в такую степень благосостояния, которая предусматривает опасливое отношение к интересу, проявляемому к нему девицами.

Надо признать, что эта никакого интереса к нему не выказывала. Сжав зубы, сидела на мотоцикле, стараясь держаться на «пионерском расстоянии», и молчала.

«Глаза закрыла, наверное, – догадался Аржанов, стараясь ехать не очень быстро, чтобы не пугать ее еще больше. – Злата. Надо же, какое имя прикольное! Нечасто встретишь».

– А где васильки?

– Что? – Сквозь шум ветра Аржанову показалось, что он ослышался.

– Васильки. Они всегда растут на полях. Я, собственно, и пошла за эти ворота, потому что увидела поле с колосками. Хотела васильков нарвать, а то я их с детства не видела! – Приблизив губы к самому его уху, Зоя, нет, как ее… Злата почти кричала.

– Васильки в овсе не растут. Только во ржи, ну еще в пшенице немного, – заорал в ответ Аржанов. – Вы овес ото ржи отличаете, девушка?

– Если честно, не очень, – призналась она. – А зачем вам овес? На корм скоту или на продажу?

Аржанов даже хрюкнул от неожиданности. Все-таки ее присутствие на охотничьей базе, среди матерых охотников, было похоже на анекдот, смешной до невозможности.

– В овсах на кабана охотятся. И на медведя. Я же вам говорил. Поэтому мы поля и засаживаем, и кормушки ставим, и ямы с соляркой обустраиваем.

– А ямы зачем?

– Кабан солярку любит. Уж даже и не знаю почему. Идет на запах, копает, пока не найдет, и начинает кататься. Вроде как он живность из шкуры выводит таким образом. Как бы то ни было, для него запах соляры покруче, чем вам «Шанель».

– Я «Шанель» не люблю, сладко очень. Возрастные духи, – на полном серьезе прокричала Злата. – Вот Issey Miyake – совсем другое дело. Вы знаете, японские ароматы вообще очень ненавязчивы. Японцы ценят понятие личного пространства, поэтому и духи делают такие, чтобы его не нарушать.

– Про японские духи вы мне в следующий раз расскажете, ладно? – сказал Аржанов, глуша мотоцикл перед центральным гостевым домом. – От потенциальной опасности я вас спас, так что больше за ворота не выходите, пожалуйста.

– Да-да, спасибо большое. – Лицо ее вмиг сделалось расстроенным. И Аржанову почему-то стало ее жалко.

– Хотите, я вас в поселок свожу? – неожиданно для самого себя предложил он. – Правда, развлекать мне вас будет некогда, потому что я на работу поеду. Но поселок покажу и где-нибудь в центральном парке погулять оставлю, а на обратном пути заберу. Я на работу ненадолго, несколько договоров посмотрю – и обратно.

– А можно я тоже с вами на работу? – выпалила Злата, холодея от собственной наглости. – Я не буду вам мешать, посижу в сторонке, и все. Для меня природы вокруг слишком много. – Она улыбнулась чуть виновато, и Аржанов вдруг подумал, что улыбка у нее хорошая. – Я дитя мегаполиса, так что любому парку предпочту кабинет.

Аржанов уже сердился на себя за неожиданное предложение взять ее с собой. Возиться с ней ему было совершенно неохота, да и некогда. Но вылетевшего воробья было уже не поймать, поэтому чуть более сердито, чем она того заслуживала, он буркнул, что переоденется и будет ждать ее на стоянке машин через десять минут.

– Мы не на мотоцикле поедем? – уточнила Злата. – А то я за кофтой сбегаю, холодно на мотоцикле, хоть и жара на улице.

– На мотоцикле я только по полям езжу, – сухо ответил Аржанов. – Можете не утепляться. Поедем на машине. «Геленваген» вас устроит?

– Я не знаю, что это, – пожала плечами Злата. Ее золотистые волосы блеснули на солнце, заставив его невольно зажмуриться. – Но меня вполне устроит любой вид транспорта, особенно с учетом, что я сама напросилась.

– Вы не напрашивались, это я вас позвал. – Аржанов был уже вконец недоволен собой и, кивнув, пошел по дорожке в сторону флигеля, в котором жил. Злата зачарованно смотрела ему вслед.

Поселок с поэтическим названием Ясеневка поражал воображение. Вдоль главной улицы, понятное дело, не заасфальтированной, но плотной и накатанной, тянулись аккуратные дощатые тротуары, приподнятые над землей сантиметров на десять. При взгляде на них становилось понятно, что пройти, не замочив ноги, здесь можно в любую погоду. Съезды с тротуаров были тоже аккуратными, приспособленными под коляски, хоть детские, хоть инвалидные.