Любимец века. Гагарин - Лидия Обухова

Клушино долго было прифронтовой полосой; последние дни сражение шло всего в восьми километрах. Это гвардейская дивизия генерала Стученко обходным маневром рвалась на Гжатск. Грохот артиллерийской канонады, надрывный гул авиации, зарево пожаров, вспышки разрывов - вот были дни и ночи клушан!

Немцы уходили мартовским заморозком, в ночь с субботы на воскресенье, накануне того дня, когда Юрию исполнилось десять лет. Ночь выдалась ясная, месячная; хорошо было видно, как меж высоких сугробов пробиралось человек полтораста в белых маскировочных халатах, кто на лыжах, кто с санями. Видимо, это отходил ерьергард минеров. И Алексей Иванович Гагарин, и соседский парнишка видали из-за угла, как становился смертоносным снег между их домами. Но Витька Белов по малолетству разглядел только блеск металла под месячным сиянием, а Алексей Иванович примечал расположение мин. «Отец вышел навстречу нашим и показал, где фашисты заминировали дорогу», - вспоминал потом не без гордости Юрий Гагарин.

О появлении советских разведчиков рассказывают многие. Можно подумать, что те заходили в каждый дом! Но ведь это было долгожданное и выстраданное событие. Никто не хотел чувствовать себя обделенным. Так и Юра Гагарин помнит, хотя была глухая полночь, их белые полушубки, изморозь на автоматах. Как дали закурить отцу, а мать поставила перед ними чугунок картошки. Правда, утром, усомнившись, он спросил, не приснилось ли все это во сне. Алексей Иванович отозвался уклончиво: «Я сам как во сне...»

Евгений Дербенков встретил передовых на улице ранним утром, когда в Клушино от Дубков входил целый отряд. Трое в полушубках и с автоматами через плечо машут ему рукой, а он не подходит - научился бояться солдат! «Кто у тебя тут? Мамка? Веди нас к ней». Видел, как минометы приладили около ветлы и стали бить по немецким обозам.

А соседке Анне Алексеевне Беловой будто бы даже сказали: «Вы, околишные, прячьтесь в бункера, бой может случиться...».

Она азартно моргает желтыми ресницами; под ними подслеповатые глазки, которые видят плохо, а примечают все.

- Ночью окрестные села горели. Нас немцы не подожгли только потому, что хотели потиху удрать. Наши-то шли со Столбова, а немцы на Пречистое отступали. Через день, как погнали обозы, около моей избы остановилось двое саней, военврач водички зашел попить. «Как, - говорит, - мамаша, не болеете? Лекарство, может, требуется?» А я отвечаю: «Какое уж тут здоровье!»...

Анна Алексеевна сыплет словами, как пшеном из мешка, мелко и безостановочно. Будь у меня кибернетические способности, уже к исходу первого часа я знала бы истории всех близких и дальних клушан, их родственные связи и душевные качества. Про Юрушку вспоминает в общей канве, но с непременным оттенком благодарности:

- Юрушке не продлил бог жизни. А сколько добра людям вокруг сделал! И автобус теперь ходит, и строительство у нас, Веришь ли, услыхала утром по радио, - как колуном по голове! Чужой был, а дороже своего.

Немного погодя опять:

- Спасибо Юрушке: щепками на всю зиму запаслась.

А щепки-то от домика-музея, который поставили теперь на месте прежней гагаринской усадьбы! Посмертное невольно переносится ею на недавно еще живого...

ОТРОЧЕСТВО

Немцы ушли. Гагарины перебрались из землянки о избу.

Утром Юра услышал протяжный звук, подумал, что идут немецкие машины, испугался и вдруг понял: мать поставила самовар! Он гудел поспевая.

Изба была полупуста. Все вокруг носило следы заброшенности. Под старым ватным, из красного сатина одеялом лежали только они с Бориской. Валентина и Зою немцы успели угнать в Германию. Правда, по дороге оба бежали, дождались Советской Армии, стали бойцами - Зоя ветеринаром при кавалерийской части, а Валентин в танке, башенным стрелком, - но обо всем этом в Клушине узнали намного позднее. Отец ушел служить нестроевым в гжатском госпитале. А когда фронт двинулся на запад, сторожил военные склады. Анна Тимофеевна с младшими сыновьями оставалась пока в Клушине.

Возвращалось прерванное детство. Довоенная школа сгорела, Ксения Герасимовна ютилась всеми четырьмя классами в двух комнатках попова дома. Помните священника Дмитрия Клюквина, которого «наладили» клушинские школьники во время революции? Так вот его дочь, одинокая старая дева Вера Дмитриевна, и была хозяйкой уцелевшего домика, в котором читать учились по «Уставу пехоты», а на арифметике манипулировали гильзами от патронов.

Женя Дербенков рассказывает:

- После уроков приходилось помогать матерям в колхозе. Юра часто пас телят, а я свиней. После немцев повсюду было полно боеприпасов. Ходили мы в Вельковский лес с мальчишками, разряжали потихоньку снаряды. Как? А очень просто: сядем верхом на снаряд, в руках зубило, молоток, бьем, потом отвинтим головку. Как-то на плесе решили взорвать. Кроме меня, в этой затее участвовали Юра Кулешов, Коля Белов, Юра Гагарин и Толя Гольцов. Насыпали полную фуражку пороху... Удивительно, как уцелели! Жили голодно, трудно, подкармливали нас на солдатской кухне, пока стояли войска. Но все равно мы были счастливы!.. Как Юрка учился? Все быстро схватывал. Идет контрольная, он едва вопросы переписал, как уже и сдает. По литературе тоже - раз прочел и помнит. Мать его Анна Тимофеевна бранилась: «Да сядешь ли ты заниматься как все дети!»

Позже Алексей Иванович разобрал избу и перевез сруб на окраину Гжатска, на улицу Ленинградскую.

Я разговаривала с теперешним завучем той школы, где проучился первую зиму Юрий Гагарин. Геннадий Тимофеевич человек моложавый, подвижной, с отработанной дикцией. Гагарина в детстве он, конечно, не знал. До полета видел несколько раз на улицах: «Вон, - говорят ему, - летчик идет, наш ученик Юра Гагарин». Это не очень останавливало внимание: из каждого маленького русского городка вышли свои летчики, инженеры, артисты, а из некоторых даже писатели или заместители министров.

Но в день полета, когда Геннадий Тимофеевич сидел у себя над делами и услышал сообщение по радио, он первым помчался на Ленинградскую улицу, в домик Гагариных, где не застал родителей, а лишь маленькую племянницу Тамару, которая училась у жены Геннадии Тимофеевича. Тамара дала ему Юрины грамоты и книгу Степана Злобина «Степан Разин». Насчет гармошки засомневалась; отдавать или нет? А через полчаса приехал человек из Смоленского музея и увез эту гармонь...

Юрий вернулся в Гжатск уже героем. Их познакомили. Гагарин стеснялся, он казался вообще очень застенчивым. Когда во время встречи в одной школе его стали звать в другую, он повел глазами на свою учительницу: «Как Елена Федоровна скажет?»