Варианты - Валерий Мит

– Тебе больше не нужны мои тренировки, – добавил он, – всё, что тебе нужно, – это тренировать контроль над собой и стараться сдерживать свои новые возможности, которые у тебя будут проявляться.

В кабинет к тренеру заглянул Сергей, мой одноклассник и капитан нашей команды.

– Иван Трофимович, скоро тренировка? – спросил он. – Ребята уже собрались. Володя, привет! Ты как? – обратился он уже ко мне.

Я молча пожал плечами.

– Скоро начнём, Сергей, передай ребятам, пусть готовятся, подождите ещё несколько минут, – ответил Иван Трофимович.

Сергей вышел за дверь.

– Так вот, Володя, – обратился тренер ко мне, взглянув мне в глаза, – очень жаль, что всё так вышло. Прости ещё раз за то, что приходится так поступать с тобой. Но ты ведь и сам почти решил то же самое.

Я снова вместо ответа пожал плечами.

Я вовсе не был уверен, что до разговора с тренером безоговорочно решил покинуть секцию. Мне казалось, что я, наоборот, искал причины остаться.

Тренер грустно взглянул на меня.

– Надеюсь, Володя, после случившегося мы врагами не станем, – сказал он. – Мы ведь теперь, можно сказать, товарищи по несчастью. Не исчезай, заглядывай как-нибудь.

– Хорошо, Иван Трофимович, – ответил я.

Больше мне ответить было нечего – мы уже всё сказали друг другу. А после такого разговора незачем было и оставаться. Я встал и, не глядя на тренера, вышел за дверь, забыв пожать ему руку.

В тот момент я думал, что обратно никогда не вернусь.

Я ушёл, чувствуя себя обиженным. Злой на весь свет, который вдруг, так неожиданно, ополчился на меня. Мне казалось тогда, что все, кто окружают меня, стараются мне помешать, остановить, усложнить моё продвижение вперёд.

Я шёл по улице и еле сдерживал слёзы. Мой привычный мир, мой образ жизни в одночасье оказался разрушен, и я в тот момент не очень представлял, что делать дальше. Я шёл и тихо ненавидел всех – своего тренера, своего бывшего друга Сашку, его подругу Свету, даже Сергея – капитана нашей команды. Я думал, что все они так или иначе причастны к тому, что случилось со мной, и вольно или невольно делают мою жизнь невыносимой.

– Это нужно тебе… – еле слышно повторял я услышанные слова.

– Что, что мне нужно, Иван Трофимович? – спрашивал я, не рассчитывая получить ответ. – Откуда вы можете знать, что нужно, а что не нужно мне, если я сам этого толком не знаю?

Я шёл к себе домой, и мне было невыносимо грустно. Я понимал, что уже завтра всё для меня станет по-другому. Да что там завтра, уже сегодня изменилось всё. Я представлял, как приду к своей маме и она меня спросит:

– Володя, ты как? Что делал сегодня вечером? Как успехи? Что будешь делать завтра?

Что я должен ей ответить? Спасибо, плохо. Сегодня вечером разговаривал со своим тренером. Успехами то, что случилось, назвать нельзя, после нашего разговора он выгнал меня из секции. Завтра я пойду в школу, а после школы мне будет делать совершенно нечего, настолько нечего, что даже тошно жить.

Этого я сказать ей не мог, но и врать я ей так и не научился, она всё равно всё увидит и всё поймёт…

Я открыл своим ключом дверь квартиры, вошёл в прихожую. Постарался раздеться как можно тише и незаметно пройти в свою комнату.

– Володя, зайди на минутку, пожалуйста, а то мне сейчас не отойти от плиты, – позвала мама из кухни.

– Хорошо, мама, – ответил я, – только зайду в ванную, нужно вымыть руки.

Я включил воду и взглянул на себя в зеркало. Странное, потерянное лицо, беспокойный взгляд. Я был похож на затравленного зверька, который не ждёт от будущего ничего хорошего. Нужно срочно что-то с собой делать, думал я, она сразу догадается, что со мной не всё благополучно, начнёт задавать вопросы, а я ничего не смогу ей толком ответить.

Я вошёл в кухню, мама взглянула на меня, и я увидел, что она всё поняла.

Она выключила газовую плиту, на которой стояла кастрюля с чем-то недоваренным, наскоро вытерла руки кухонным полотенцем и подошла ко мне.

Я не удержался и обнял её, она обняла меня в ответ.

– Бедный, бедный мой мальчик, – сказала она, поглаживая меня по голове. – Что бы ни случилось, Володя, – добавила она, – знай, что на этом свете нет ничего непоправимого.

– Не знаю, мама, – грустно ответил я, – сейчас мне кажется по-другому.

– Не хочешь рассказать? – спросила она.

– Извини, но пока мне трудно об этом говорить, – ответил я.

Моя мама была мудрая женщина, она не стала ничего выпытывать, мы просто стояли, обнявшись, она гладила меня по голове, и от этого мне становилось значительно легче.

Я смотрел на себя с высоты прожитых лет и видел, насколько же я был наивен тогда, насколько самолюбив и эгоистичен. Оказавшись в странном месте, в преддверии чего-то нового, я всё увидел по-другому. Здесь не было ничего, что требовало сравнения, здесь не было и не могло быть компромиссов, и всё являлось тем, чем было на самом деле.

Я видел, как я неуверенно продвигался вперёд – жалея себя, ругая в душе своих друзей, не понимая тогда, что они ни в чём не виноваты. Они, так же как и я сам, пытались жить, принимали решения, совершали поступки. Делали это в соответствии со своими, им одним понятными правилами. Пытались двигаться дальше в своём собственном направлении, и никто из них не ставил цели мне навредить. Всё, что происходило со мной тогда, было следствием череды моих собственных неправильных действий. То, что я ушёл из спорта безвозвратно, было моим выбором – моим, и ничьим больше.

Там я этого не понимал.

Там я ещё не знал, что по-другому и не бывает.

Никто и ничего с нами не делает – мало того, и не может сделать, пока мы сами не позволим это.

Мы отдаём себя на откуп случайностям и обстоятельствам только тогда, когда не можем позволить себе быть независимыми, когда не можем взять на себя ответственность, которая при этом неизбежно возникает, и прежде всего перед самим собой. Это трудно и страшно – плыть по течению намного легче. Сопротивляясь обстоятельствам, приходится принимать решения, делать выбор, менять что-то в себе и вне себя – при этом потери неизбежны. Если выбор окажется неудачным, можно потерять всё и остаться ни с чем. Но если выбор окажется правильным, а решимости и сил хватит, награда может превысить любые потери. Жизнь неизбежно наполнится снова, и она окажется наполнена так, как нужно тебе.

Тогда я этого понять не мог, у меня не было для этого нужного опыта. В отчаянье жалел себя, злился на кого-то, самолюбие не позволяло взглянуть на ситуацию с другой стороны. На самом деле вариантов развития событий было несколько.

Тот разговор с Иваном Трофимовичем был намного более эмоциональным, чем конструктивным. Мой тренер много лет назад перестал верить в себя, был слаб и подвержен обстоятельствам. В момент разговора это его состояние было на максимуме, и он почти не контролировал себя.

То, что случилось тогда в зале, напугало его. Это событие могло изменить привычный уклад его жизни, а он не хотел перемен, боялся их. Не ожидая от жизни ничего хорошего, он считал, что перемены только к худшему.

Я видел, что если бы я смог тогда преодолеть себя, отбросить глупые обиды и самолюбие, если бы я смог тогда вернуться, то всё дальнейшее могло бы сложиться по-другому.

А вот могло ли? Не слишком ли я самоуверен? Способен ли человек управлять своей судьбой? Я задавал себе эти вопросы и видел, что да – пусть в пределах отпущенных ему возможностей, но всё-таки да.

Я видел, что у меня была как минимум ещё одна возможность.

Она могла быть использована до начала июня 1981 года. Дальше такой возможности не существовало. Если бы я справился с собой в пределах этого времени, то всё достаточно легко могло бы вернуться в привычное русло, а я мог бы двигаться дальше, не меняя направления.

Но я сам не знал тогда, что нужно мне. Я одинаково хотел уйти и остаться. Уйти оказалось проще, и я отправился дальше по пути наименьшего сопротивления.

Правильно ли я поступил тогда?

Здесь, на краю своей жизни, это было невозможно понять. Здесь всё было равнозначно и не поддавалось сравнению, но зато именно здесь я мог видеть, что могло бы случиться, если бы я поступил иначе.

Полностью восстановившись после болезни, я вернулся на базу. Прошёл в кабинет тренера. Иван Трофимович удивлённо взглянул на меня и как-то неуверенно спросил:

– Володя, мне кажется, мы уже всё с тобой решили?

– Вот, Иван Трофимович, заглянул на минутку, – ответил я. – Исчезнуть совсем никак не получается. Или мне лучше уйти?

– Что ты, что ты, кто ж тебя гонит, проходи, присаживайся, – ещё более неуверенно ответил он. – Рассказывай, что ты, как?