Одержимый - Мэтт Рихтел

А двумя днями позже Энди прыгнул с моста «Золотые ворота».

Я попытался вспомнить все, что знал по психологии и неврологии. Раздражительность. Яркие сны. Суицидальные тенденции. Свидетельство психоза или шизофрении? Я помнил, что такие симптомы чаще всего встречались у людей, переваливших за тридцать. Но как-то они не вязались со всем остальным, рассказанным мне Эрин.

Не удивляло разве что место, выбранное для того, чтобы свести счеты с жизнью. Мост этот пользовался огромной популярностью у самоубийц. В мэрии Сан-Франциско даже говорили о том, чтобы поставить на мосту ограждение. Но критики заявляли, что обойдется оно в кругленькую сумму и будет мозолить глаза. Эти аргументы заставляли меня задуматься, а есть ли у жителей Сан-Франциско право утверждать, что головы у них не такие пустые, как у лосанджелесцев.

Я спросил Эрин, рассказала ли она полиции про Энди.

– Я говорила с ними после взрыва.

– С лейтенантом Аравело? – спросил я.

– Вы тоже?

– Да. – Я поморщился. – Это трагедия, Эрин, и я сожалею. Но не понимаю, какое отношение все это имеет к взрыву или чему-то еще.

Она покачала головой.

– Это странное совпадение, – уверенно заявила она. – Что-то было не так с этим местом… я про кафе.

Я не стал задавать уточняющего вопроса. По тону чувствовалось, что у нее нет фактов, подтверждающих ее слова.

– Эрин, когда я впервые встретился с вами… нашел вас в учебном центре, вы сказали: «Вы обратились не по адресу». А потом спросили, какой мой грех. Почему вы это сказали?

Эрин пожала плечами:

– Наверное, чувствовала за собой вину.

– Вину?

– В том, что выжила, – мягко ответила она. И добавила: – Я хочу вам кое-что показать.

Глава 12

Коул-Вэлли расположена над Хайт-Эшбери, знаменитым местом, где в 1960-х селились хиппи. А вот Коул-Вэлли облюбовали яппи. Здесь хватало «Ауди-А4», владельцы которых носили в кармане кредитную карточку «Поттери барн».[18]

В Коул-Вэлли снимал квартиру и Энди. Меня встретили картонные коробки, которые служили книжными полками, не сочетающаяся друг с другом мебель. Над телевизором на стене висел портрет Эйнштейна 1970 года. Хит дешевых распродаж. Мечта профессора математики. Эрин разлила чай в пластиковые стаканчики с логотипом сан-францисского ежегодного легкоатлетического пробега.

Объяснила, что ключ от квартиры дал ей Энди, и она никак не могла набраться мужества приехать и прибраться.

Она протянула фотографию. Он сидел у потухшего костра. Солнце, похоже, ярко светило над головой, но еще ослепительнее была улыбка Энди под копной золотистых вьющихся волос. Одежду свою он скорее всего приобретал в «Армии спасения». Чувствовалось, что он легко сходился с людьми.

– Я не врач, – повторил я.

– Вы закончили медицинскую школу. И безусловно, умны. Я просто хочу понять, что произошло. Выслушайте мою историю.

Я вдруг понял, что выслушивать Эрин нет ни желания, ни терпения.

Вновь сунул руку в нагрудный карман, достал фотографию (три на пять дюймов, в белой окантовке), положил на стол. Энни сидела на валуне. За ее спиной уходило вдаль озеро Тахо.

– Она красавица, – вырвалось у Эрин. – Это та женщина, что оставила вам записку?

Я ответил, что не знаю. Эрин взяла фотографию.

– Я никогда ее не видела.

– Вы абсолютно уверены?

– Извините.

Наши взгляды на мгновение встретились, а потом Эрин отвела глаза. Я взял фотографию Энни, убрал в карман. Чувствовал, что нужно переключиться с воспоминаний. Уставился на дешевую ручку «Бик».

– Не так трудно ее сжевать.

И тут же пожалел о своих словах. Прозвучали они саркастично. И что я хотел этим сказать? Сжевать ручку нетрудно, но почему человек это сделал? От стресса или из-за агрессивной оральной фиксации?

– Энди редко пребывал в плохом настроении. Он мог уснуть на полу, смотря телевизор, и проснуться только утром. Но примерно два месяца тому назад он пришел в кафе и сказал, что провел бессонную ночь. Сказал, что смотрел информационные программы. Был очень возбужден. Производил впечатление человека, который продает кассеты с музыкальными записями, улучшающими настроение собак. Но скоро стало не до смеха. Он не смог уснуть и в несколько последующих ночей.

– Он занимался чем-то другим, отличным от предыдущих дней? Пил больше кофеина? Из-за чего-то волновался? Изменил привычный рацион? – спросил я.

– Нет. К этому он всегда подходил серьезно. Перед тем как купить какие-то продукты, обязательно прочитывал ту часть этикетки, где приводились данные о составе и питательности продукта.

– А как он вел себя днем?

– Энди стал более энергичным.

– Энергичным? В смысле, возбужденным… из-за недостатка сна?

Эрин глотнула чая.

– Полагаю, он все больше думал о диссертации.

Я уже обратил внимание, что Эрин уходила от прямых ответов на некоторые мои вопросы.

– Энди заканчивал диссертацию, темой которой было поведение детей, которые находились под совместной опекой разведенных или живших отдельно родителей. Он пытался проанализировать воздействие на детей еженедельных переездов из одного дома в другой. Со многими такими детьми переписывался по Интернету.

– Вы говорите мне, что взрослый мужчина переписывался с детьми по электронной почте? Может, кому-то из родителей это не понравилось? Могли Энди угрожать?

– Нет, – ответила Эрин. – Всякий раз Энди спрашивал и получал разрешение родителей ребенка, с которым собирался переписываться. И университет дал добро на такую переписку. И потом, разве электронная переписка могла каким-то образом объяснить головные боли?

Я обдумал ее вопрос. Причина бессонницы Энди оставалась неясной. Его возбуждение и головные боли объяснялись проще. Чистая физиология. Если организм не отдыхает требуемое время, его системы не восстанавливаются. Чтобы нормально функционировать, организму приходится выделять повышенную норму адреналина. Но усталость все равно накапливается. Организм окончательно сбивается с ритма, дает соответствующую реакцию и мозг.

Когда я поднял голову, Эрин уже поставила на стол ноутбук. Развернула экран ко мне. На нем светилось единственное слово – «ping», повторенное тысячи раз.

– Как-то вечером, когда ему нездоровилось, я приехала, чтобы посмотреть фильм, и провела ночь на диване. Утром нашла Энди на крыльце, он печатал «ping», снова и снова. Сказал, что занимался этим часами, чтобы скоротать время.

Я заметил, что клавиша для пробела на ноутбуке прогнулась и треснула.

– Я спрашивала об этом Энди, и он сказал, что, должно быть, слишком сильно на нее нажимал.

Я спросил, а не вел ли Энди дневник, записи в котором могли объяснить его душевное состояние.

– Это я тоже хотела бы знать. – Эрин вдруг оживилась. – Файл с дневником есть, но я не знаю пароля, чтобы войти в него.

Так вот чего хотела от меня Эрин: чтобы я помог ей познакомиться с сокровенными мыслями Энди. Меня всегда удивляла беззаботность, с которой люди относились к достижениям техники. Мы доверяем электронной почте похабные анекдоты и очень уж откровенные политические взгляды, забывая, что все наши письма где-то фиксируются на веки вечные. Даже когда мы стираем написанное и отправленное, следы тем не менее остаются. Или наши разговоры по мобильникам на самые сокровенные темы. Может, нам наплевать. Может, мы хотим, чтобы нас застукали… какими мы есть.

Я несколько минут пытался открыть файл. Хозяин компьютера умер, так что я ни в коем разе не вторгался в личную жизнь. Но, как выяснилось, вторгнуться мне не удалось, даже если бы я этого и хотел. Не хватило мне опыта, чтобы открыть файл.

Если честно, я и представить себе не мог, что Энди или его ноутбук имеют хоть малейшее отношение к взрыву в кафе. Но я понимал и гложущее Эрин любопытство… и, если на то пошло, соглашался ухватиться за любую соломинку.

– Могу я забрать ноутбук на день-другой? – спросил я. – У меня есть человек, которому я могу его показать. Маг и волшебник, если дело касается компьютеров.

Я рассказал Эрин о статье, над которой работал, о воздействии радиосигнала, поступающего на мобильник, на человеческий мозг. На этот счет я консультировался с Майком Томпсоном из Стэнфордского научно-исследовательского центра. Он обожал говорить как на эту тему, так и на любую, связанную с высокими технологиями.

– Есть что-нибудь еще, о чем мне не помешает узнать? – спросил я.

Эрин не сомневалась, что Энди помогли покончить с собой. У нее были основания в это верить? Она что-то скрывала?

Глаза Эрин затуманились. Она покачала головой.

– Мой муж был алкоголиком.

– Ваш муж? – переспросил я, пытаясь понять, к чему она об этом упомянула.

– Бывший. Выпив, он становился другим человеком. Как день сменяется ночью. То же самое произошло с Энди.