Мишень - Максим Суховей

Олег даже нашел силы усмехнуться про себя: вот так бы себя чувствовал атеист века XVII, обнаружив, что Бога действительно нет. Вот только что был, а потом вдруг взял и ушел. И не вернется. А ведь ты, ругательски его ругая, все же верил, что он о тебе заботится… Тут уж либо по классике в «подлецы по убеждению» податься, либо… Либо что?

Голова казалась пустой и легкой, а все мысли были простыми, как кубики. Дон. Марк. Руди. Крепость. Колдун. Договор. «Хранители»… Из этих кубиков Олег мысленно возводил башенки — и тут же их разрушал.

Значит, кого из состоящих в Договоре я знаю? Руди — однозначно. Дон, Марк, Колдун, «дезертиры» вместо выбывшей Бабули — пятеро. Мне известно, что участников — шесть. Ладно, не суть… Хочу ли я быть объектом этого Договора? Однозначно — нет. Важен ли Договор для кого-то, кроме этой компашки? Очевидно, важен — или важны его последствия, если судить по тому, что какой-то интерес в этом имеют маги и даже Старшая кровь. Что еще я знаю о Договоре? Он связан с покойным — странно покойным — Крамнером. Он связан с Тропой. Его, стало быть, хранят.

Хранят, потому что участники друг другу не доверяют. Они повязаны, но не доверяют. Чем повязаны? Некими Силами, известными мне как «Хранители». Что я знаю о Хранителях? Что это мощь. Что они могут убивать. Что они реагируют на попытки разгласить мне суть Договора. Что они убили трех человек в ту ночь — считая тех, чьими телами они воспользовались. Четверых, если считать Кэт, которая умирает.

Могут они мне нравиться? Опять-таки нет, потому что мне не нравится мощь, которая убивает походя. Они не должны быть. Если они появляются в связи с Договором, если это Договор призывает их, значит, его тоже не должно быть. Значит, надо его…

Олег поразился простоте и ясности этой логической цепочки. Но пока это казалось вполне разумным — если не городить вокруг этого турусов. Он проскользнул в дверь своей кельи, неторопливо прикрыл за собой дверь…

— Привет, «снайпер».

Старый знакомец, белесый наемник, сидел на углу стола, покачивая ногой.

— Опять ты, — почему-то не удивившись, вздохнул Олег.

— Ага, — радостно согласился тот. — Поговорить вот пришел.

Олег плюхнулся на лежак, примостил здоровой рукой под спину подушку:

— Все уже, поговорили. Свободен.

— Не любишь ты меня, «снайпер», — пожаловался белесый. — Злой ты… А мне, между прочим, даже твой дружок-«волкодав» мешать не стал бы, если б знал, с чем я пришел.

— А где он, кстати? — словно невзначай поинтересовался Олег.

— Смешно, — хихикнул наемник. — Он с остальными на башне торчит, кумекает, как другого твоего дружка от нас вынимать.

— Хочешь сказать, Макс у вас?

— А где ж ему еще быть? Мы с ним старые знакомые… Вот он, в отличие от тебя, очень даже считает, что нам есть о чем говорить.

— Трындишь.

— Я?! — возмутился наемник. — Да ни в жизнь! Ну, мне не веришь, можешь потом у этой своей девочки спросить. Хорошо, зараза, видит, не дай бог на такой жениться…

— Ну и зачем вы его…

— Мы — его?.. За кого ты нас принимаешь, «снайпер»? Не мы его, а он сам пришел. Я ж говорю, старый знакомый…

Ай да Макс, ай да жирдяй очкастый! — невольно восхитился Олег. Как же ты меня обвел! Как же ты всех нас обвел!..

— И о чем он с вами говорит? Что вы там ему наобещали? Бочку варенья и корзину печенья?

— Он-то? Да пугает в основном… Будто сам не понимает, что отступиться мы не можем. О тебе говорим тоже.

— Ну? И что ж вы там обо мне говорите?

— Да вот поспорили сегодня, — снова хихикнул белесый. — Я говорю, ты согласишься, он говорит — не согласишься…

— Аки барышня-гимназистка, — хмыкнул Олег, чувствуя, как под спудом глухой, безнадежной злости зарождается злость новая, холодная, как ручей и острая, как нож. — «Ах, я согласная — ах, я несогласная!»… И на что ж я там соглашаться должен?

С наемника вдруг разом слетело все шутовство, он стал серьезен и даже строг:

— «Снайпер», ты только пойми правильно. Вот в этом случае я от тебя ничего не хочу, ничего не требую. Я просто помочь тебе могу — как мужик мужику. Совершенно бесплатно.

— Помочь — в чем? — насторожился Олег. Слова наемника, и уж тем более внезапная его серьезность ему крайне не понравились.

— Женщина, ну, которую позавчера ночью… «Снайпер», я не знаю, кто она для тебя, что она для тебя, но я знаю, как ей сейчас. ТАМ хреново, «снайпер». ТАМ очень хреново. А я пока что могу ее ОТТУДА вернуть.

— Что ты сказал?! — Олег одним движением поднялся, новая злость, ледяная и белая, пронзила его от макушки до пят. Белесый наемник все так же серьезно глядел на него, даже ногой качать перестал:

— Сядь, «снайпер». Сядь, — он подождал, пока Олег снова не опустится на лежак, потом повторил негромко: — Я могу ее вернуть. И взамен у тебя ничего не попрошу, никаких обещаний, никаких намеков даже. И только вот не надо этих твоих шуточек про «душу потом», а? Ну что, ловушку ищешь?

— Хочешь сказать, ее нет?

— Ох, есть, «снайпер», да еще какая, — вздохнул наемник. — Ты не бойся, я тебе все по-честному расскажу. В наших с тобой играх врать себе дороже выходит. Короче, «снайпер», если я ее верну… ну, это будет не совсем она, понимаешь?

— Не понимаю, — все с той же настороженностью покачал головой Олег.

— Ну, как бы тебе объяснить, — наемник даже сморщился. — Ну вот на меня посмотри. Вроде и человек, а вроде и не очень, понимаешь? Да нет, не зомби из «ужастика», а просто… Просто все чуть по-другому.

— И кто же ты?

— Кабы знать, «снайпер»… Короче, если я ее верну, она, может, тебя и не узнает, а узнает — тоже не обрадуешься. Так что подумай, «снайпер», крепко подумай.

— А с чего вдруг такая благотворительность? — сквозь зубы спросил Олег. — Ты ж взамен ничего не просишь, верно? Ну и для чего оно тебе надо?

На губах наемника мелькнула странная кривоватая улыбка:

— А это уж мое дело, «снайпер». Ты, главное, думай, только сильно не затягивай — у нее всего-то и есть дня три, четыре от силы. Что-что, а это я чувствую.

— И что потом? — невпопад спросил Олег.

— Если надумаешь — где меня найти, знаешь. Или… Или просто пожелай этого, «снайпер». Всерьез пожелай, по-настоящему.

Олег недоверчиво смотрел на него. Он по-прежнему понимал отчетливо: этот… человек?.. — враг, был врагом и врагом останется, но присутствовало и еще что-то, чего он пока не умел расшифровать.

Наемник тем временем поднялся:

— Ладно, мне с твоими лишний раз видеться совсем ни к чему. Думай, «снайпер», — и двинулся не к двери, а к окну, но на полдороге буквально растаял в воздухе. Олег знал — чувствовал, — что если закрыть глаза, то он увидит слабый след, как инверсный от самолета, что подобный след он уже видел — там, в Гетто, возле дома Ляхова, что он может по нему пройти. И понял он вдруг, что может проложить свой след, что ему только один раз шагнуть — и он попадет в любую заранее намеченную точку: в лагерь наемников, в каморку Колдуна, на галерею донжона, на ту лестницу, где они с Кэт бились с туманными фигурами, и достаточно просто наметить цель, захотеть… Только куда идти и зачем?

С минуту просидев неподвижно, Олег выхватил из-за спины подушку, со всей силы пустил ее в стену — так, что лопнула ветхая ткань. Поискал глазами что-нибудь еще, что можно расколотить, потом с глухим рычанием откинулся к стене и сильно потер лицо ладонью.

Что, «снайпер», приловили тебя? И ведь как еще приловили! В угол зажали, голенького… Вряд ли это тот самый выбор, ради которого ты сюда шел, но вот он, перед тобой, и не увернешься, не откажешься гордо, потому что тем самым ты уже выберешь, и что бы ты ни выбрал — будет заведомо плохо…

Хриплое дыхание Кэт продолжало звучать в ушах. Олег зажмурился. Как же я могу решать за тебя? — мысленно обратился он к ней. Ну скажи, как? Ведь что он, сука, мне только что предложил на самом деле? Либо убить тебя, убить по-настоящему, навсегда, либо… Вероятно, тоже убить, но по-другому. А ведь он, паскуда такая, не врал, он знает, что мне врать бесполезно, и если это так, то тебе сейчас ТАМ действительно очень плохо, а будет ли лучше, когда я что-то выберу, я не знаю, откуда мне знать, я всего лишь человек, а человек слаб, глуп, подл, и ему свойственно ошибаться, ему всегда и во всем свойственно ошибаться, и за его ошибки приходится платить другим, таким же слабым, глупым и подлым, и им тогда тоже приходится выбирать и совершать ошибки, за которые придется платить уже новым, и это цепная реакция, и ее не остановить…

Но Кэт не отвечала, и ему показалось, что он окончательно сходит с ума, тонет в бешено крутящейся черноте. Единственное, за что он сумел уцепиться, была злость, та самая, белая, холодная и острая. Прекрати истерику, «снайпер», сказала ему злость. Этим ты уж точно никому не поможешь и никого не спасешь. Кто бы ни стоял за этим, от тебя ждут именно такой реакции, она и должна быть такой, потому что те, кто это придумал, знают тебя. Значит, твоя реакция должна быть совершенно другой. Хотя бы в этом ты должен их обмануть. Ведь кто ты есть, Панин Олег? Ты есть человек, от которого они — все эти «стратеги», ОВРовцы, территориалы, вояки с их «ифритами» и бронеходами — от которого они сейчас зависят. Ты выбирал эту зависимость, стремился к ней? Нет. Тебя спрашивали, хочешь ли ты этого? Нет. Ты разделяешь их цели? Опять же, нет. Значит, никому из них ты ничем не обязан. А сейчас, Панин Олег, подумай как следует и ответь, почему кому-то было нужно, чтобы здесь решал именно ты?