Императорские изгнанники - Саймон Скэрроу

Аполлоний вздохнул. — Тогда это твои похороны. Но если я могу чем-то помочь, я буду счастлив.

— Если уж до этого дойдет. Но я благодарен тебе.

Наступила короткая тишина, когда Катон почувствовал, как пот начинает выступать на его коже, образуя бусинки, а затем стекать вниз. — Учитывая мою ситуацию, ты можешь захотеть связать себя с кем-то другим. Я пойму, если ты захочешь так поступить.

— Пока нет необходимости в этом.

Катон на мгновение внимательно посмотрел на агента. Он начал ценить острый ум Аполлония и осмысленное понимание мира. Более того, он встречал мало людей, которые были столь же искусны в обращении с оружием, как вольноотпущенник. Несмотря на то, что они вместе служили в посольстве Корбулона в Парфии и сражались бок о бок, Катон был обеспокоен тем, что он имел лишь самое базовое представление о характере и мотивах человека напротив. Он почувствовал побуждение узнать больше, и изменение обстоятельств воодушевило его выйти за рамки социального приличия.

— Скажи мне, Аполлоний, почему ты оставил службу у Корбулона и присоединился ко мне?

— Это было достаточно простое рассуждение. Корбулон уже человек вчерашнего дня. Мне нужен покровитель с будущим. Я думал, у тебя есть потенциал. Я все еще так думаю.

— Корбулон человек вчерашнего дня? — Катон покачал головой. — Ему даны важные полномочия. Он собирает большую армию для вторжения в Парфию. Если ему это удастся, он получит триумф и станет любимцем толпы и Сената. Я бы сказал, что он далек от того, чтобы заслужить такого рода эпитет в отношении своих аукторитас и дигнитас.

— Ты так думаешь? — Аполлоний вытер пот со лба. — Возможно, мне следует объяснить свои мысли. Ты прав, за спиной Корбулона стоит мощная армия. Это его и погубит, неважно победит ли он парфян, или же они его унизят. Если он добьется успеха, я готов поспорить, что каждый амбициозный сенатор в столице позавидует этому. Что еще хуже, если он станет любимцем толпы, то можешь быть уверен, что Нерон возжелает подрезать ему крылья как можно скорее, или же предупредить любую потенциальную опасность, которую он представляет, небольшим обвинением в заговоре. Если же он потерпит неудачу, Нерону понадобится козел отпущения. В любом случае Корбулон обречен. Когда он падет, это всего лишь вопрос времени. Я подсчитал, что для меня будет лучше передать свою преданность покровителю, чья карьера все еще находится на подъеме, и чтобы это было не так опасно. Я сомневаюсь, что кто-либо во дворце увидит в тебе угрозу в обозримом будущем. Ты идеально соответствовал моим требованиям. Итак, я к твоим услугам.

Катон сухо рассмеялся. — Похоже, ты не очень-то веришь в мою звезду. И это вряд ли было самым вдохновляющим заявлением о лояльности, предложенным клиентом.

— Может быть и нет. Но я думаю, ты найдешь его одним из самых честных и точных, которые ты, вероятно, слышал.

— Вот оно как, — снова рассмеялся Катон. — Но, как я уже сказал, я думаю, возможно, ты выяснишь, что присоединился к покровителю, чье положение вряд ли будет расти дальше при нынешних обстоятельствах.

— Не обманывай себя, господин.

Аполлоний редко обращался к нему как к командиру, и это льстило Катону.

— Учитывая то, что я знаю о тебе и твоей находчивости, — продолжил агент, — Я уверен, что ты переживешь расследование, и твое положение будет продолжать расти. Так что я доволен тем, что остаюсь у тебя на службе.

— Предполагая, что я буду счастлив держать тебя у себя на службе.

Выражение лица Аполлония превратилось в понимающую ухмылку. — Мы оба знаем, что ты был бы дураком, если бы не взял меня на службу к себе.

«Это правда, — признал Катон. Особенно сейчас, когда Макрон скоро выпишется из армейских рядов. Аполлоний был бы стоящим соратником, чей локоть хотелось бы ощущать рядом в битве, и был достаточно проницательным, чтобы стать полезным советником. Единственным аргументом против него была его безжалостная черта. Казалось, он полностью руководствовался эгоистичными соображениями. Катон обнаружил, что это его нервировало, поскольку он привык к безоговорочной лояльности и честности, существовавшей между ним и Макроном последние пятнадцать лет. Пройдет некоторое время, прежде чем он приспособится к своему новому спутнику. Пройдет гораздо больше времени, прежде чем он ему поверит. Но доверие было роскошью, которую он, возможно, не мог себе позволить. В сложившейся ситуации ему были нужны все союзники, которых он мог найти.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Вторая когорта вернулась в преторианский лагерь на следующее утро во главе с центурионом Игнацием. Солдаты и офицеры были настолько опрятны, насколько это возможно, в одежде и снаряжении, на котором были видны следы двух тяжелых кампаний. Тем не менее, они все еще шли четким строем, проходя через арку под сторожкой и напевая маршевую песню. Преторианцы, стоявшие на часах, и другие, отдыхавшие в тени возле своих казарм, смотрели на них с нетерпеливым любопытством. Хотя солдаты, возвращающиеся с войны, всегда испытывали волнение, настроение было приглушенным, особенно когда встречающие увидели, как мало их товарищей осталось в живых. В ту ночь в питейных заведениях вокруг лагеря будет много историй.

Макрон ждал их на ступенях канцелярии трибуна в конце казарм Второй когорты. Он был одет в свою лучшую тунику и плащ, а его фалеры ярко сверкали на ремнях, которые он носил поверх лорики скваматы — чешуйчатого доспеха. Солнце сверкало на его шлеме и амуниции, пока он с ленцой постукивал своим витисом по пяткам. Игнаций промаршировал с колонной вдоль фасада здания, затем отдал приказ остановиться. Он сделал небольшую паузу, прежде чем проорал своим парням повернуться лицом вправо и застыть в ожидании. Звук калиг, подбитых гвоздями, скребущих, а затем ударяющих по камням, эхом отразился от окружающих стен.

Макрон с нежностью окинул их взглядом. Это были люди, которых он хорошо знал, и он гордился ими. Хотя он никогда не признал бы этого открыто, но они показали себя ничуть не хуже его бывших товарищей из Второго легиона. Он почувствовал глубокое сожаление в груди от перспективы оставить их позади, после получения увольнительной и отъезда с Петронеллой в Британию. Однако сейчас он был их новым командиром и должен был выполнить этот долг как можно лучше. Он глубоко вздохнул и расправил плечи, обращаясь к преторианцам.

— Братья! Рим приветствует нас после нашей службы Империи на восточной границе. Вторая когорта может гордиться собой, так как мы служили под нашими штандартами с отвагой и честью. Пока наши товарищи из других когорт отсиживали свои задницы