Маскарад лжецов - Карен Мейтленд

— Слушайте! — снова крикнул Жофре.

Мы замерли, прислушались и на этот раз тоже различили звук: очень далекий, но легко узнаваемый. Кто-то выл в темноте. Вой повторился три раза, затем стих.

Родриго плотнее закутался в плащ.

— Спи дальше, ragazzo. Всего лишь собака воет.

— Это не собака, а волк, — резко проговорил Зофиил.

Адела ахнула; Осмонд обнял ее, словно защищая от опасности.

— Не надо так шутить. Ты пугаешь Аделу.

Как ни хотелось мне успокоить женщину, пришлось сказать правду.

— Зофиил не шутит. Это и впрямь волк, но с другой стороны холма, не в ущелье. И даже если он будет ближе, пламя его отпугнет.

— Да, если волк — зверь, — сказал Зофиил, — а если человек, то пламя привлечет его к нам. — Он напряженно вглядывался в темноту за входом, сильно подавшись вперед и нащупывая за поясом кинжал. — Многие разбойники перекликаются по-волчьи да по-совиному. В таких ущельях они обычно и прячутся.

На Осмонда эти слова подействовали, как удар грома. Он стиснул Аделу так, что, казалось, сейчас ее раздавит. По лицу его было видно, что он готов выбежать из пещеры и в одиночку схватиться с бандой головорезов, если только найдет в себе силы разжать объятия.

Мне захотелось ободрить всех шуткой.

— Ну слава богу, Зофиил, а то уж я испугался, что ты говоришь о волках-оборотнях. Коли речь всего лишь о грабителях и душегубах, то четверо таких молодцов легко с ними справятся. К тому же пещеру с дороги не видно, так что они и не заметят нашего огня.

Фокусник, как всем нам предстояло вскорости убедиться, не любил, когда отмахиваются от его слов. Глаза его сузились, рот сложился в уже знакомую мне язвительную усмешку.

— Оборотни, камлот? Ведь ты же не веришь в сказки, которыми пугают детей и женщин? Мне ты не показался суеверным глупцом. Вот если бы такие слова произнес наш юный Осмонд...

Юный Осмонд временно позабыл свою тревогу и, судя по виду, намеревался ответить уже не просто словами, а чем-нибудь куда более решительным.

Мое лицо приняло наигранно-удивленное выражение.

— Удивляешь ты меня, Зофиил! Разве церковь не объявила ересью неверие в волков-оборотней? Разве они не такие же создания природы, как и русалки? Взгляни на мой шрам. Откуда он у меня, по-твоему?

Глаза у Аделы расширились.

— Это тебя оборотень так?

Родриго открыл было рот, но, поймав мой предостерегающий взгляд, ограничился усмешкой. Теперь все внимание было приковано ко мне; оставалось лишь усесться поудобнее и начать рассказ.

— Много лет назад, ребенком, я жил с отцом и матерью в долине на границе между Англией и Шотландией. Дом наш стоял в густом лесу, и отец мой рубил деревья, из которых потом делали корабельные доски и брусья. Работал он не покладая рук, и мы не знали нужды. Но однажды топор соскочил с топорища и вонзился ему в ногу. Рана была глубокая, она воспалилась, и отец сгорел меньше чем за неделю. Мать билась, как могла, только трудно женщине одной. Теперь мы жили впроголодь.

И вот однажды мы нашли в лесу израненного путника. Мы принесли его домой и перевязали, не зная, выживет ли он. Много дней он метался в лихорадке, потом жар спал, и наш гость пошел на поправку. Был он хорош собой, высокий и статный; мать моя его полюбила и, когда он позвал ее замуж, согласилась без колебаний.

Я боготворил отчима. Был он силен и отважен, а уж как бегал — быстрее ветра. И добытчик изрядный: раз в месяц, в полнолуние, до захода солнца уходил на охоту и возвращался, уже с дичью, лишь после рассвета. Все дивились его сноровке, потому что он не брал в лес ни собак, ни лука, только один нож. Я хотел стать таким же, как он, и просил взять меня на охоту, но отчим отговаривался тем, что я слишком мал.

Потом местные крестьяне стали жаловаться, что в долине поселился волк. Хозяева недосчитывались ягнят или находили поутру свиней с перегрызенным горлом. В полнолуние многие слышали волчий вой. Крестьяне знали, что, если не убить волка, к весне он перережет весь скот, посему решили сообща отправиться на охоту. Звали и моего отчима, однако тот не пошел, сказавши, что не видел и не слышал волка. И это была чистая правда.

В тот вечер отчим, по обыкновению, собрался в лес. Снова я попросился с ним. Он рассмеялся — ты, мол, за мной не угонишься. Но я решил доказать, что он не прав, и, выскользнув до заката из дома, тайком отправился за отчимом. Мне пришлось идти очень быстро. Он не ставил силков и не выискивал следы, а несся вперед большими скачками, так что я вскорости потерял его из вида.

Стемнело, над деревьями вставала луна, и я понял, что, как ни жаль, надо возвращаться домой, однако не сделал и нескольких шагов, как услышал звук, от которого кровь застыла у меня в жилах. То был волчий вой — казалось, зверя терзает невыразимая мука.

Я замер как вкопанный. В серебристом свете луны мне предстала косматая голова с желтыми глазами, только волк стоял не на четырех лапах, как зверь, а на двух, по-человечьи.

Я завопил от ужаса, и волк обернулся. Он оскалился, показав огромные белые клыки. Однако когда он прыгнул на меня, захрустели кусты и послышался лай собак. Завидев горящие факелы, волк припустил прочь. Крестьяне и собаки бросились за ним. Волк далеко их опередил, но собаки взяли след, а крестьяне бежали за собаками.

Я знал, куда направляется волк. Загнанный зверь стремится в свое логово. Я добежал до нашего дома раньше собак и крестьян, но позже волка. Моя мать лежала на полу, в крови, с разорванным горлом. Волк склонился над ней. Когда он повернулся, чтобы прыгнуть на меня, я забился под кровать, куда он не мог просунуть морду. В ярости волк ударил меня лапой, и его огромные когти пробороздили мое лицо.

Крестьяне впустили собак в дверь, чтобы отвлечь волка, а меня вытащили через окошко. Однако собакам было не совладать с оборотнем, люди же не смели к нему подступиться, боясь укусов, поэтому придавили окна и двери бревнами, а дом подожгли. Волчий вой разносился по долине, пока оборотень не сгорел в пламени.

Рассказ закончился. Стояла мертвая тишина, все боялись пошелохнуться. У Аделы глаза были круглые от ужаса, Жофре сидел с открытым ртом.

Внезапно Родриго расхохотался и хлопнул меня по спине.

— Славно рассказано, камлот, но не ты ли клялся купцу на ярмарке, что оставил левый глаз в Святой земле?

— То, что я лишился глаза, истинная правда. Уж коли я не могу больше им смотреть, пусть добывает нам пропитание и сухую постель.

Родриго покачал головой, улыбнулся и посмотрел на Осмонда.

— Кстати о сухой постели, я подумал, что тебе и твоей жене стоит пойти с нами к гробнице святого Джона. Церковь там богатая, может, потребуется богомаз. Что до Аделы, в Норт-Марстоне вы сможете отыскать и жилье, и повитуху. Верно я говорю, камлот?

Осмонд и Адела, переглянувшись, с надеждой повернулись ко мне.

Улыбка застыла на моем лице. Черт бы побрал Родриго с его сердобольностью! Или он считает это своего рода паломничеством? Как будто мало мне иных забот — тащи теперь в Норт-Марстон брюхатую Аделу. Можно было смело спорить на череп святого Петра, что наши голубки так же непривычны к дороге, как Родриго с Жофре. С ними мы будем плестись черепашьим шагом. Чума надвигается с юга и с запада, и только безумец станет обременять себя целой оравой неумех. Кто я им — Моисей? Однако лица Осмонда и Аделы светились такой надеждой, что у меня не хватило духа сказать «нет».

Волчий вой стих; лишь стук капель по листьям да рев бегущей воды нарушал тишину непроглядной ночи. Тело мое ныло от усталости, но мысли о предстоящем пути прогнали сон. Что ж, коли так, кому как не старому камлоту сидеть у костра в первую стражу, пока другие улягутся спать?

Осмонд разул Аделу, потом, нежно растирая занемевшие от холода ноги, стащил с нее мокрые грязные чулки. Остроносые красные башмаки украшал цветочный орнамент из пробитых в коже дырочек. В такой обуви хорошо ходить по дому или по крытым галереям, но не по лужам и не по разъезженным колеям. Безумие выходить в таких на дорогу. Все указывало на то, что молодые собирались впопыхах — если вообще собирались.

Что вынудило молодую пару с такой поспешностью отправиться в путь? У меня внезапно перехватило горло. Вдруг они бежали из Бристоля, узнав о чуме? Что, если у них на одежде зараза? Мне пришлось взять себя в руки. Нельзя вздрагивать от страха при встрече с незнакомцем — на дороге все незнакомцы. Если каждый из нас вздумает жить отшельником, в Англии не хватит пещер. И даже отшельнику кто-то должен носить еду. Чем изводиться понапрасну, лучше помочь Аделе.

— Вот, возьми этот камень, я завернул его в мешок. Он теплый, ты можешь согреть о него ноги.

Она благодарно улыбнулась.

— Спасибо. Ты такой добрый.

Следующим моим делом было взять ее башмаки и поставить их к огню. Кордовская кожа, самая лучшая, сразу чувствуется на ощупь, несмотря на грязь. Давно мне не случалось носить таких, и уже точно больше не приведется. Кожа на моих ногах так загрубела от пройденных миль, что сама стала, как башмаки.