Советы одинокого курильщика. Тринадцать рассказов про Татарникова (сборник) - Максим Кантор

– Вроде было, – почесал затылок Сева, – а может, не было… Нет, не заметил… Занят был.

Русский траппер

Мы приехали на место происшествия – Гена Чухонцев, следователь, и я, репортер. Тряслись два часа по колдобинам, но все же дорулили до тихой заводи – река Клязьма делает здесь волшебный изгиб, образуя укромнейшую заводь, скрытую от глаз. Да и откуда взяться глазам – никаких соглядатаев тут быть не может. Так, пара деревень окрест, да уж практически вымерли те деревни, кто там остался? Безумные бабки да спившиеся подростки, и те наперечет. Кривые домишки, гнилые бревнышки, сорняки в огороде; тоска, обыкновенная русская тоска. И сетовать не приходится, что доживают эти деревеньки свой век, – всему приходит конец. Скоро снесут на погост бабок, сопьются мужики, заколотят их в гроб, зарастут лопухами хибары – и все, поминай как звали русскую деревню.

Вот с другой стороны реки, там да, угодья лучших людей страны, такие стоят замки, что раз увидишь архитектуру – уже не забудешь, сниться станут те сооружения. Там у них заборы по четыре метра высотой, корабельные сосны по сорок метров, хоромы в шесть этажей. Но на этих угодьях и вовсе некого найти, чтобы смотрел на реку, – некому здесь любоваться водными просторами, хозяева появляются редко. Живут они большую часть года в Монако или на Багамах, а сюда, на Клязьму, наведываются не часто – а может, и вовсе никогда. Ну что здесь, в сущности, делать? Комаров кормить? Водку пить под соснами? Конечно, к месту работы – то бишь к Кремлю – поближе. Но ведь иной раз и задумаешься: а надо ли быть так близко к месту работы? Может, подальше – оно и надежнее, для здоровья полезнее? Вот и стоят по одну сторону реки пустые замки, а по другую – заброшенные деревни. С какой стороны ни взгляни – заповедные места.

Доехали мы, вышли из машины, осмотрелись.

Яхта уже стояла пришвартованная к берегу, пассажиры давали показания, опера записывали сбивчивые рассказы в блокноты – а редкие пейзане дивились на столичных фраеров: одеты с причудами, говорят с вывертом, все у московских не по-людски. Жители прибрежных деревень спускались по косогору к яхте, прислушивались к разговорам. Какие у них здесь развлечения? Они такого события, может, сто лет не видали, а может, и все двести. Дивились пьяненькие мужички на столичных свидетелей. А свидетели не старались говорить тихо.

– Не могу молчать! – кричала правозащитница Альбина Кац, я узнал ее голос еще за километр. Характерный такой голосок.

Гена тоже узнал голос, втянул голову в плечи, это у него такой привычный жест – когда Гена понимает, что ему надают по шапке на работе за халатность, нераскрытое дело, шум в прессе, он всегда втягивает голову в плечи, старается спрятаться.

– Поднимемся на борт? – предложил Гена без особого энтузиазма, и мы поднялись по сходням на палубу.

– Ну и где тут?..

Местный следачок, усталый и напуганный, с уважением посмотрел на прыщавого Чухонцева: вот приехал столичный кадр, сейчас все раскроет. Знал бы он, как Гена боится любого дела.

– Слава богу, вы приехали. Не знаю, как и подступиться.

Нас проводили к телу.

– Это по твоей части, – сказал мне Гена, – не иначе как месть журналисту. Политическое убийство, чувствую, пахнет политикой. Надо публикации готовить – пусть правительство займется. Как считаешь, президент возьмет дело под свой контроль?

Гена смотрел на меня с надеждой, словно я мог повлиять на президента. Ну что я мог ответить? Что это не избавит его от хлопот? Что в тот момент, когда президент возьмет дело под свой контроль, всем тем, кто успел с ним поработать в следствии, достанется на орехи? Ничего я ему не сказал: он и так все знал.

Гена затравленно озирался, а местный опер следил за его взглядом, думал, цепкий глаз Чухонцева выхватывает подробности и детали.

– А вот обратите внимание: бочку мальвазии им на борт погрузили.

– Вижу.

– А вот подмостки, тут эстрада…

– Сам вижу.

– Праздник был, понимаете?

– Сам знаю.

На борту яхты «Фортуна-2» (где первая «Фортуна», никто не знал – видимо, потонула) воротилы издательского бизнеса отмечали презентацию нового журнала «Русский траппер». Почему вдруг – траппер? Зачем в России траппер? Этого никто не спросил – видимо, предполагалось, что отечественный траппер (то есть первопроходец, охотник, следопыт) – это тот, кто осваивает новые территории бизнеса, прокладывает дорогу по целине прогресса. Русский траппер – как написано было в анонсе журнала – это тот, кто ставит капканы на российскую косность и казнокрадство, местничество и взяточничество. Русский траппер – это флагман национального возрождения. Сам президент дал интервью в первый номер, поддержал идею трапперства. Дескать, расставим капканы на финансовый кризис! Словом, ударное издание.

Не то чтобы у нас в отечестве была нехватка журналов, но время от времени создавали новый – еще свежее и острее, чем прочие. Так вот, «Русский траппер» обещал стать самым шикарным изданием новой России. Предполагалось, что помимо обзора мод, ресторанных новинок и охотничьих рассказов, журнал будет давать политические статьи, бескомпромиссные и отважные. Новоиспеченный главный редактор, небезызвестный в журналистских кругах Роберт Хабибуллин, грозился, что не пройдет и полугода, как он расскажет всю правду и расставит все точки над «i». И, пожалуй, расставил бы – вот погулял бы на презентации, а наутро и расставил – только незадача вышла: застрелили Хабибуллина.

Прямо в лоб, промеж бровей влепили пулю надежде русской журналистики – и пышное тело Хабибуллина лежало теперь на палубных досках под палящим солнцем. Лето выдалось жарким, река прохлады не давала, на небе ни облачка. Мирный, спокойный день на реке. И вот на тебе! Застрелен журналист, обезглавлено издание, осиротел «Русский траппер»! Некому теперь ставить капканы на тоталитаризм и варварство.

Я склонился над телом, осмотрел аккуратную дырку во лбу Хабибуллина. Крови почти не было, круглое черное отверстие и все. Как же это просто, господа! Бац – и нет главного журналиста столицы. Работал профессионал, это понятно. Не из дедовского обреза стреляли, использовали шикарную снайперскую винтовку – и выстрел получился отменный. Признаюсь, я восхитился работой. Стыдно сказать, но я оценил качество выстрела – видимо, выписали знатного киллера, свое дело он, несомненно, знал. Прямохонько в лоб попал злодей, а лоб у Роберта Магомедовеча Хабибуллина не особенно высокий – так, сантиметра два с половиной. Однако снайпер не промазал: хоть стрелял в самую гущу гостей, но пуля нашла свою жертву безошибочно.

Мы – так уж это принято – восстановили события. Отчалили они, стало быть, в двенадцать ноль-ноль по московскому времени, а к четырем часам добрались уже до этого злосчастного места. Яхта двигалась небыстро – но все же и не стояла, плыла себе вдоль живописных берегов. Хабибуллин находился в самом центре палубы, держал в одной руке куриную ножку, в другой – бутылку шампанского и наливал шампанское в бокал правозащитницы Альбины Кац. Слева от него стоял торговец пушным товаром Сундуков, справа – депутат горсовета Кошелев, сзади – лидер демократической партии Сливкин, а журналист Берштейн как раз подошел к герою дня с корзиной подарков от сотрудников. Не успел Берштейн произнести заготовленный спич – сотрудники «Траппера» написали по случаю стихотворное приветствие, – как Хабибуллин грянул навзничь на палубу. Не ахнул, не крикнул, не крякнул – просто обвалился главред, как срубленное дерево, и бутылку уронил. Сначала решили – солнечный удар, перегрелся Хабибуллин. Потом подумали: давление шалит у главреда, работает Роберт Магомедович слишком много. Не щадит себя, все о Родине думает – и вот результат: гипертония. Некоторые, впрочем, намекали, мол, негоже с утра пораньше водку с шампанским мешать.

Но присмотрелись – оказывается, водка ни при чем. И гипертония тоже ни при чем. Убит – среди бела дня – убит человек. Ничего себе прогулочка на яхте получилась в воскресный день!

Гена Чухонцев даже не просил, как это у него заведено, подкинуть идейку. Вариантов было столько, что можно выбирать – но штука в том, что выбирать совсем не хочется. Что ни возьми – столько за этим встает проблем. Я чувствовал, что Гена лихорадочно ищет самое простое решение, самое непритязательное, уголовно-бытовое, такое, чтобы политика оказалась вовсе ни при чем.

– Может, его пушной фабрикант грохнул? – с надеждой спросил меня Гена. – Скажем, Хабибуллин отказался его рекламу давать. А Сундуков пришел на презентацию с ружьем, как, по-твоему, похоже на дело? Как вариант?

– Прямо на презентации решил пальнуть? – усомнился я.

– И что такого? – цеплялся Чухонцев за свою версию. – Спилил дуло, спрятал обрез под одеждой, а потом…

– Гена, – сказал я ему, – ты не увлекайся! Сундуков в плавках был.

– В плавки спрятал, – робко предположил Гена.