Пионовый фонарь: Японская фантастическая проза - Огита Ансэй

— Взгляни, доченька, это Хэйдзи, твой возлюбленный. Прими же его подношение.

С этими словами в великом горе припали они к могильному холму и зарыдали. Вслед за ними заплакал и Хэйдзи.

После этого старики обратились к Хэйдзи с такими словами:

— Вы лишились родителей, тяжела ваша сиротская доля. Хоть наша дочь и умерла, вы для нас не чужой. Оставайтесь с нами, найдите себе достойное поприще и живите по своему разумению.

Позади своего дома Хамада выстроил отдельный флигель, там и поселился Хэйдзи.

Миновали сорок девять дней траура, и семья покойной, по обряду, отправилась на могилу в Осио. Хэйдзи же остался присмотреть за домом. Воротились они уже в сумерки, и Хэйдзи вышел за ворота им навстречу. Когда сестра покойной — а ей исполнилось уже шестнадцать лет — выходила из паланкина, Хэйдзи почудилось, будто она что-то обронила. Он незаметно приблизился и поднял с земли алый плетеный поясок. Спрятав его за пазуху, Хэйдзи поспешил в свой флигель. Там при свете фонаря он глядел на поясок и предавался воспоминаниям.

Наступила ночь, все вокруг стихло. Неожиданно послышался какой-то стук. Хэйдзи отворил дверь — на пороге стояла сестра покойной. Проскользнув в комнату, девушка прошептала:

— Смерть отняла у меня сестрицу, и горе мое безутешно. Давеча я обронила алый поясок. Не вы ли его подняли? Коли так, знайте: наш союз предопределен еще в прежних рождениях. Потому-то я и пришла к вам. Давайте же поклянемся друг другу в вечной любви.

Хэйдзи ушам своим не поверил:

— Как вы можете такое говорить? Ваши родители пожалели и приютили меня. Если им станет известно о нашей встрече, разве смогу я смотреть им в глаза? Прошу вас, уходите сейчас же!

— Батюшка потому и дал вам кров, — обиженно проговорила девушка, — что прочит вас в зятья. Коли вы не желаете ответить на мою любовь, я утоплюсь, и пусть вас мучают угрызения совести. Так и знайте: мой мстительный дух станет преследовать вас не только в этой, но и в будущей жизни!

Что было делать Хэйдзи? Пришлось ему уступить желанию девушки. Провел он с нею ночь, а на рассвете она исчезла.

После этого девушка стала приходить к Хэйдзи каждую ночь, а с наступлением утра потихоньку уходила. Хэйдзи до того прилепился к ней сердцем, что возненавидел рассвет.

Однажды, месяц спустя, девушка по обыкновению пришла к нему и повела такую речь:

— До сих пор о наших свиданиях никто не знает, но рано или поздно тайное становится явным. Если наша тайна откроется, нам несдобровать. Увезите меня отсюда. Тогда нам не придется скрывать от людей свою любовь.

Послушал Хэйдзи свою возлюбленную и бежал с нею в гавань Микоку, где жил бывший вассал его отца. Узнав от Хэйдзи, в чем дело, тот приютил влюбленных у себя в доме.

Миновал год. Как-то раз девушка говорит:

— Убоявшись родительского гнева, мы бежали из дома. Но вот уже прошел год, и отец с матушкой, должно быть, тоскуют обо мне. Я думаю, теперь, спустя столько времени, они простили нас. Давайте вернемся домой.

И на сей раз не стал Хэйдзи перечить. Сели они на корабль и вернулись в Цуругу. Оставив девушку на корабле, Хэйдзи один пошел к ее родителям.

— Хотя ничего, кроме добра, я от вас не видел, — сказал Хэйдзи, — я совершил непростительный, недостойный честного человека поступок и покрыл свое имя позором. Я знаю, грех мой велик, и все-таки тешу себя надеждой, что спустя столько времени гнев ваш немного остыл. Поэтому мы с вашей дочерью и решили вернуться. Умоляю, простите нас.

Выслушал Хамада его слова и в полном недоумении вопрошает:

— О чем это вы говорите? Что-то я ничего не могу взять в толк.

Тогда Хэйдзи рассказал ему все по порядку и вдобавок показал алый поясок.

Изумлению Хамады не было предела.

— Этот поясок, — молвил он, — ваш покойный батюшка преподнес моей старшей дочери по случаю помолвки. Когда она умерла, мы положили его в гроб. Что же до младшей дочери, то вот уж год, как она занедужила и не встает с постели. В таком положении она при всем желании не могла бы бежать с вами из дома.

Но коль скоро Хэйдзи утверждал, что девушка дожидается на корабле, Хамада послал туда слугу, однако тот никого, кроме кормчего, там не нашел.

Пуще прежнего удивились Хамада с женой, ничего понять не могут.

Вдруг младшая дочь поднялась с постели и заговорила:

— По уговору должна была я стать женою Хэйдзи, но раньше времени покинула сей мир, и домом моим стал могильный холм. Однако узы, связывающие меня с Хэйдзи еще с прежних рождений,[63] все еще не прервались, и посему дух мой нынче предстал перед вами. Прошу вас, выдайте сестрицу за Хэйдзи. Коли сделаете, как я прошу, она тотчас исцелится. Таково мое искреннее желание. Если же поступите противно моей воле, она разделит мою участь и попадет ко мне в обитель мрака.

В великом смятении и страхе все устремили взоры к говорящей — облик у нее оставался прежним, но голос был в точности как у покойницы.

— Дочь моя, — обратился к ней отец, — ты ведь давно уже умерла. Отчего же душа твоя все еще не упокоилась и блуждает в бренном мире?

— Жизнь моя на земле была недолгой, — ответствовал дух, — но крепки были узы любви, связывавшие меня с Хэйдзи. Посему царь Эмма, владыка обители мрака,[64] дал мне отсрочку, и этот год я прожила с Хэйдзи в любви и согласии, как полагается супругам. Теперь пришел срок мне возвращаться в царство теней. Вы же должны исполнить мою волю.

С этими словами дух умершей взял за руку Хэйдзи и, заливаясь слезами, простился с ним, затем поклонился отцу и матушке, после чего обратился к младшей сестре:

— Став женою Хэйдзи, свято блюди свой дочерний долг, заботься о родителях. А теперь мне пора. Прощайте…

Не успел дух произнести эти слова, как по телу младшей сестры прошла судорога, она рухнула на пол и, казалось, испустила дух.

Все вокруг стали брызгать ей на лицо холодной водой, и тогда девушка очнулась, а хвори ее как не бывало. О том, что было с нею перед этим, она не помнила. Хамада выдал ее замуж за Хэйдзи, а по старшей дочери совершили заупокойную службу.

«Вот уж поистине чудесный, небывалый случай!» — говорили люди, слышавшие эту диковинную историю.

В ущелье чертей[65]

В уезде Оню провинции Вакаса есть селение Кумагава. Жил там человек по имени Хатия Маготаро. Был он богат и ни в чем не знал недостатка. Не болела у него душа ни об урожае, ни о том, как выгоднее вести торговлю, и посему проводил он время в чтении конфуцианских книг. Набравшись кое-каких познаний, он возомнил себя великим мудрецом и стал задирать нос не только перед людьми несведущими, но даже и перед теми, кто отнюдь не был чужд образованности. Всячески хулил он буддистскую веру, ни во что не ставил учение о карме и неразрывной связи Трех миров, не верил ни в ад, ни в рай, смеялся над понятиями земной юдоли и «Чистой земли»,[66] и уж конечно не признавал ни чертей, ни богов, ни духов.

— После смерти, — говаривал он, — душа человека возвращается в стихию Ян и Инь,[67] тело же становится прахом, вот и все, что от него остается. Какие там будды! Если кто-то сытно и сладко ест, расхаживает в шелковых одеждах и не знает, как еще ублажить жену и детишек, — это и есть будда. Если же человек не видит вдоволь даже простой пищи, если из одежды на нем одно кимоно из холстины и он вынужден продавать жену и детей, чтобы не помереть с голоду, — разве это не царство голодных духов? Или возьмите несчастного, который стоит у чужих ворот и выпрашивает подаяние. Ему выносят какие-то объедки, и он, не брезгуя, набрасывается на них. Спит он на голой земле, положив под голову камень, и даже в снег ему нечем прикрыть наготу. Это ли не царство скотов? А для того чтобы узнать, что такое ад, достаточно побывать в тюрьме — преступников там вяжут веревками, рубят им головы, пытают, дробят кости, сжигают живьем, распинают. Палачи и есть те самые бесы-мучители, о которых толкуют буддисты. Все это — наш мир, иного же не существует. Те, кто верит в загробный мир, хотя никто еще не видел его своими глазами, или в духов, которые не более чем вымысел, кто слушает россказни монахов и жриц, — попросту болваны.

Так разглагольствовал Маготаро. Когда же кто-либо принимался ему возражать, он сейчас же бросался переубеждать противника, засыпая его цитатами из «Четверокнижия» и «Шестикнижия»,[68] пытаясь сбить с толку своим красноречием, одним словом, был самоуверен и нагл до крайности. Кончилось тем, что люди дали ему прозвище «Маготаро-Дьявол» и, считая его сумасбродом, старались держаться от него подальше.

Однажды Маготаро пришлось по какой-то надобности отправиться в Цуругу. Он вышел из дома, когда солнце стояло уже высоко, и до селения Имадзу добрался уже в сумерках. Дело было как раз вскоре после смуты, охватившей Госю и Китаносё,[69] дороги обезлюдели, и найти себе ночлег в тех краях было непросто.