Ангелы крови - Максим Макаренков

– Ладно, если что услышишь, сам знаешь, где меня найти, – сказал Кинби, отсчитывая купюры.

Мизинчик радостно осклабился, спрятал деньги во внутренний карман оранжевого пиджака и отбыл.

А Кинби постоял еще немного, осматривая улицу и прикидывая, куда пойти теперь.

Имя Борис Паланакиди ему ни о чем не говорило, но, по словам Мизинчика, тот в Городе особо и не светился. Что же могло привести такого мелкого афериста сюда, на чужую территорию? Какая-то крупная добыча, за которую могли дать настоящую цену только по-настоящему серьезные и понимающие покупатели. Искать таких можно было только в Городе.

Обдумывая полученную от Мизинчика информацию, Кинби двинулся к городскому Управлению полиции. Если Марта не на выезде, то наверняка не откажет в небольшой любезности и пороется в файлах Управления.

Если господин Паланакиди интересовался артефактами Войн Воцарения, то велика вероятность, что им уже интересовались.

А если Кинби сильно повезет, то можно будет найти что-нибудь и о «пропавшей сестренке».

Бесполезно измерять глубину тьмы.

Как бы глубоко вы ни погрузились, все равно внизу окажется вязкая бесконечность, в которой мелькают кошмарные тени и неторопливо шествуют беспредельно чуждые в своей извращенной жестокости существа.

Здесь не существует таких понятий, как пощада, милосердие, жалость.

Здесь недоуменно переглядываются, услышав незнакомые слова – надежда, свет, доброта, сочувствие.

Тому, кто решится вести дела с тьмой, стоит помнить о том, что она готова платить только ту цену, которая устраивает ее саму.

Тьма не любит, когда продавец торгуется.

Ведь всегда проще отнять, чем заплатить.

Возможно, если бы у человека, пытавшегося перевести дух, привалившись к каменной стене заброшенного дома было время для абстрактных раздумий, он пришел к таким выводам.

Но времени не было.

Мыслей в голове тоже не было, они улетучились несколько минут назад, когда в конце переулка, возник высокий стройный силуэт. Существо стояло молча и абсолютно неподвижно. Человеку оно напомнило изваяние Скорби, виденное им много лет назад в заброшенном храме.

С негромким шелестом существо раскрыло огромные черные крылья. Переулок заполнила волна нестерпимого ужаса, обжигающего, словно раскаленная лава, и холодного, как тысячелетние льды.

Человек побежал, подвывая, словно раненый пес, спотыкаясь и падая, сдирая кожу с ладоней и коленей. С головы слетела новенькая модная шляпа. Он выбирал ее несколько часов, доводя до нервного срыва продавцов и наслаждаясь процессом.

Сейчас он не заметил потери, как не замечал струек крови, текущей по ногам из рваных ран на коленях.

Резко свернув в узенький переулок, он с размаху налетел на мусорный бак и задохнулся от резкой боли в боку. Что-то хрустнуло, но он даже не заметил. Рванулся, неразборчиво заорал, дергаясь и бестолково колотя руками по своему, недавно еще белому плащу, зацепившемуся за проржавевшее железо.

Ткань с треском, выстрелом прозвучавшем в мертвенной тишине глухого проулка, порвалась и несчастный, освободившись, побежал дальше.

Легкие горели, ноги онемели и заплетались, беглец их уже не чувствовал, его мотало от стены к стене. Постепенно усталость заполнила все, заслоняя даже ужас, и человек остановился. Упершись руками в стену, он с трудом заталкивал в себя воздух. Отдышавшись, выпрямился и сделал пару неверных шагов по переулку. Звуки шагов отдавались гулким эхом и гасли, умирая меж каменных стен давно покинутых домов. Человек не помнил, как попал сюда – в самое сердце покинутых кварталов на границе с Дымкой.

Но сейчас это его не волновало. Настороженно озираясь, он брел посреди переулка, боясь приблизиться к укрытым ночным мраком стенам. Спотыкаясь на непонятном хламе, человек брел к выходу из переулка, где ночная мгла казалась чуть менее густой, прислушиваясь к каждому шороху, стараясь ступать как можно тише.

Позади звякнуло и человек, оборачиваясь, подпрыгнул, вглядываясь в неясные тени. Ни малейшего движения. Облегченно вздохнув, он снова повернулся к выходу из переулка и судорожно вздохнул. На него смотрели бесконечно холодные глаза, в глубине которых плескалось, прикрытое льдом равнодушия безумие. Ангельски прекрасное лицо было неподвижно, словно посмертная маска. За спиной чуть трепетали огромные черные крылья.

Стремительно выбросив вперед изящные руки с тонкими длинными пальцами, существо разорвало человеку грудную клетку.

Безнадежно пытаясь вдохнуть разорванными легкими, корчась от невыносимой боли, человек увидел, как фонтанчиками хлещет кровь из его разодранной груди, и почувствовал, как теплые капли падают ему на лицо.

«Странно. Какой теплый дождь», – подумал он и умер.

Дежурным по управлению оказался старый знакомый Кинби сержант Берт Гловер. Седоватый мужик с характерными для людей из Ночи точеными чертами лица и бледной кожей, он давно уже должен был по возрасту выйти на пенсию, но даже инспекторы отдела кадров не заикались об этом, просматривая результаты квартальных тестов и рапорты о раскрытии.

Увидев Кинби, сержант заулыбался и протянул руку. Кинби с удовольствием обменялся с ним крепким рукопожатием, улыбнувшись в ответ.

– Рад видеть тебя, Берт.

– И я тебя, и я тебя. Лейтенант Марино у себя, – сказал он, не дожидаясь вопроса. – Подожди немного, сейчас пропуск выпишу.

Дожидаясь, пока сержант заполнит журнал посетителей, детектив поставил на стойку пакет с лапшой и одноразовым термосом с зеленым чаем для Марты, и осмотрелся по сторонам.

За время, прошедшее с его увольнения, практически ничего не изменилось, разве что все стало еще чуть более потрепанным и обветшавшим. Все так же потрескивала и мигала потолочная лампа в глубине вестибюля, привычно тянуло хлоркой из сортира, находившегося сразу за лестницей наверх.

Кинби вспомнил, как однажды здоровенный доббер по кличке Два Оскала, обвинявшийся в вооруженном грабеже, попытался бежать через окно в этом сортире. Отрубив конвоира, он вышиб раму и принялся вылезать.

И застрял.

Основательная задница категорически отказывалась проходить через оконный проем. Вынимали героя под дружный гогот всей дежурной смены и подследственных, которым посчастливилось наблюдать это зрелище. С тех пор грозного Два Оскала знали исключительно как Две Жопы и криминальная карьера его неуклонно катилась под откос.

– Держи, готово, – Гловер протягивал зеленый прямоугольник пропуска. В правом верхнем углу светилась яркая зеленая же точка контрольной пси-отметки. Цвет и содержание этих отметок каждые два дня менял мант дежурной смены.

Поднявшись на второй этаж, Кинби свернул направо и двинулся по длинному коридору, застеленному выцветшей и вытоптанной до белизны ковровой дорожкой. Постучал в дверь кабинета с номером 249 и дождался хрипловатого:

– Входите.

Открыв дверь, Кинби прислонился к косяку и помахал перед собой пакетом:

– Мадемуазель, доставка горячих ужинов! Если еда окажется недостаточно горячей, мы привезем еще две порции бесплатно.

Марта сидела, откинувшись на спинку кресла и водрузив ноги в тяжелых ботинках на стол. Сцепив руки на затылке, она разглядывала снимки, приколотые к доске, стоявшей в торце комнаты. Черная футболка обтягивала полную грудь девушки, и Кинби залюбовался этим соблазнительным зрелищем. Несмотря на встрепанные волосы, покрасневшие от усталости и табачного дыма глаза, Марта оставалась самой прекрасной женщиной на свете. Кинби в очередной раз подумал, что мог бы смотреть на нее вечно.

– Прекрати пялиться на мою грудь и тащи сюда свой горячий ужин, пока я не погнала тебя за двумя бесплатными порциями, – вывел его из задумчивости голос Марты.

Вытащив из пакета термос и плотно закрытую миску с лапшой, Кинби поставил их перед Мартой, не забыв поцеловать в затылок и, потягиваясь, прошелся по кабинету.

Марта уже стремительно уплетала лапшу. Плеснула в здоровенную чашку с надписью «Обожаю работать сверхурочно» чая из термоса и с гримаской отвращения уставилась на прозрачную зеленоватую жидкость.

– Это ЧТО? Кинби, ты же знаешь, что я ненавижу эту мочу!

– Марта, прекрати травить себя кофе в таких количествах. Зеленый чай полезен.

– Ага. Конечно. – Сарказм в голосе Марино можно было резать и намазывать на хлеб.

– Кроме того, ты все равно слишком устала, чтобы тащиться к автомату, а я не пойду.

Фыркнув что-то, что Кинби предпочел не расслышать, Марта все же сделала глоток и демонстративно поморщилась.

Кинби подошел к доске, на которой Марта развесила снимки с места происшествия. И застыл, глядя на первый слева снимок во втором ряду.

На нем крупным планом было запечатлено лицо убитой.

Не отрывая взгляда от снимка, Кинби полез во внутренний карман куртки и достал фотографию «сестренки Ольги». Перевел взгляд. Протянул руку и засунул край своего снимка за край того, что был пришпилен к доске.