Застава - Ойтен Мирланда

Я не очень понимала разницу между френеатрией и психиатрией. По сути они были одним и тем же, а название “френеатрия” придумали, чтобы не очень пугать волшебников и чтобы они не бегали от лечения. Мол, вы не сошли с ума, у вас лишь лёгкое расстройство разума, которое, разумеется, вылечат умные врачи-френеаторы, которые совсем-совсем не страшные психиатры, которые спят и видят, как бы лишить вас голоса, накормить таблетками и спрятать за семнадцатью замками.

Не знаю, как волшебников, а вот простых людей эти гении в белых хламидах напугали точно. Почему это волшебников лечат, а простых людей отправляют к тем, кто не лечит?

В общем, Рахаил злился, что я подставила его прямо перед зимовкой — и был совершенно прав. Я попыталась объяснить ему ситуацию с матерью-настоятельницей, что у девочки трагедия и что Унанита сама сошла с ума и отказалась её лечить, и что у Камы никого не осталось, кто о ней толком позаботился бы, и что не такая уж она и опасная, и что не так уж страшно болеет, точно не страшнее меня, а как болела я, Рахаил помнит, я только по коридорам ходила во сне и орала.

Поэтому я знаю, что я делаю и у меня всё под контролем.

— Майка, зачем тебе голова? — пожевав усы, спросил старик.

— Не зачем, — честно ответила я. — У меня от неё только проблемы.

Рахаил несколько секунд смотрел на меня, похлопывая свёрнутой папкой по ладони.

— Под твою ответственность, — наконец, буркнул он и, резко развернувшись, ушел.

Я смотрела ему в спину, пока она не пропала в темноте. Потом шевельнулась — и едва не упала, потому что силы меня покинули, а ноги стали ватными. Меня едва хватило снять хламиду, бросить храм как есть и дотащиться до комнаты.

Андар уже был здесь и, сидя в кресле у окна, читал. Это кресло он сделал сам, и оно вместе с кроватью занимали практически всё место в комнате, что было неудивительно: в этих клетушка полагалось жить по одному. Но где регламент, а где реальность, и Рахаил на многое закрывал глаза, если оно не мешало работе.

— Ты выглядишь ужасно, — Ан отложил книгу и, когда я подошла, наклонился вперёд. Сил у меня сопротивляться не было, так что он легко посадил меня на колени. Я поёрзала, обняла его голову и запустила пальцы в кудрявые волосы.

— Так плохо?

— Просто ужасно.

— Это из-за поездки или ученицы? Зачем её вообще прислали?

— Дрязги старших сестёр, — не стала скрывать я. — Они решили подгадить махом сразу и мне, и друг другу, и матери-настоятельнице.

— Скинув на тебя эту девчонку?

— Да, — я немного поколебалась, но призналась. — Она болеет. Как я. Только ещё калечит себя во сне, как сказала Играс.

Мы помолчали. Андар прекрасно знал, что это за болезнь “как я”. Хотя формально я прошла лечение у Унаниты и была признана комиссией в Алахаде совершенно здоровой, ничерта я не была здоровой. Аниону до сих пор время от времени приходилось выдавать мне снотворное.

…и все мы прекрасно знали, что скорее всего, когда Бег и Анд уедут, моё состояние ухудшится, я снова буду бродить по коридорам во сне и пугать соседей.

— Настолько всё плохо? — Андар убрал с моего лица несколько растрепавшихся прядей. Я мысленно отметила постричься после отъезда ребят. Всё равно надо будет как-то заглушить боль, вот и займусь хоть чем-то.

— Угу, — подумав, я всё же не стала вываливать ему все детали, все мои обиды на родственницу Камы и на то, что с ней случилось. Во-первых, это не те вещи, о которых треплются с теми, кто не член сестринства… точнее, всё равно не поможет, во-вторых, Андар расстроится из-за случившегося не меньше меня.

— А чего её тогда к тебе послали? Если она калечит себя, то должна лечиться. Ты-то никого не калечила.

Я вздохнула и положила подбородок ему на макушку. Смешная мы парочка, что с ним, что с Бегейром. Про таких романов не пишут и их любовью не восхищаются. И всё же мы были счастливы, любили друг друга, и плевать на чужое мнение. Если бы только можно было узнать, будет ли у нас ещё будущее или нет. В Ордене была практика отправлять супругов в одну крепость, но в супружеском союзе третий не предусматривался. К тому же я формально не орденец, а сестринство, как сказала Играс, не очень-то заинтересовано выкапывать меня из этой дыры.

Не говоря уже о том, что я сестра Тиары. Моя богиня, конечно, никто особой жадностью не отличалась, но всё же… либо жреческая хламида, либо жизнь с миром. А отказаться от хламиды я была не готова. Лучше уж ногу отрезать.

Андар не торопил меня с ответом, а я молча перебирала его волосы пальцами и думала.

— Наши сестринские дрязги и мелкие гадости матере Ракхе.

— Это той, которая вышвырнула тебя из обители? — тихо спросил Анд.

— Угу.

— И как ей должна навредить эта девочка? Она её родственница или кто?

— Ну, да. Типа того. Но Ракха всех достала так, что учебный совет решил… — я попыталась вспомнить, как это правильно называется, когда соблюдаешь все правила, чтобы причинить кому-то вред. Не вспомнила. Это меня тоже расстроило, потому что показалось первым признаком грядущей катастрофы и расстройства моего собственного разума. — Они проголосовали, согласно правилам, об отправке Камы в лечебницу. А так как она сирота, то, раз Унанита отказалась её лечить, она должна покинуть сестринство и стать государственной сиротой. Но Играс её пожалела… Она сказала, что пожалела, — я пожевала губы.

Поверить в то, что Унанита отказалась кого-то лечить мне до сих пор было трудно. Я прекрасно знала, как Ракха могла всех бесить, и за прошедшие годы, пока матриарх угасала, наверняка стала самым ненавидимым человеком в сестринстве. Но девочка-то причём?

Играс, опять же. Нет, матушка не была злым человеком, но и особой добротой она тоже не отличалась. В школе она формально была нашей классной наставницей, но в реальности почти всё время проводила при Синоде в Альдари, пытаясь как-то решить проблему с матриархом и её умирающим мозгом. Да, один раз она заступилась за меня, когда Ракха попыталась провернуть со мной то же самое, что совет попытался сделать с Камалин, но она на тот момент ещё дружила с тётушкой Мартой. Уже потом, через полгода, они из-за чего-то сцепились и разругались до швыряний табуреток и проклятий навек.

Я застонала. Неважно почему, Играс за меня заступилась и это единственно важно.

— Она попросила меня приглядеть за девочкой до весны.

— Девочку, которую надо лечить?

— Унанита заключила, что ей не нужно какое-то спецефическое лечение, только покой, безопасность и пара волшебников, которые приглядят, чтобы она не пыталась ворошбить, — Унанита и правда записала от руки короткую инструкцию в две строки. На бумаге она выглядела не так впечатляюще, как на словах. Наверное, потому что на словах можно было намекнуть на то, что это слова! врача! А вот бумага простора воображению не оставляла.

— Унанита — это та, которая отказалась её лечить? — ещё раз переспросил Анд. Голос его звучал ровно, но я всё равно вспомнила Рахаила и его “тебе голова зачем нужна?”

— Да. Написала отказ и направление в лечебницу. Но Играс сказала, что убедила её всё же написать нормальное заключение, пусть и не в лечебную карту.

— Мне казалось, у вас, жриц, рукоприкладство не приветствуется.

— Побойся богов, Ан. Она в жизни никого не ударила! Просто пригрозила разрушить карьеру Унаниты и лишить её лицензии.

— А она может?

— Не знаю. Но все верят, что у Играс есть ужасно важные связи и в Синоде, и в Совете Альдари, и что она переспала со всем советом магистров, и что она теперь вертит ими, как хочет, а она этой верой пользуется… Ты знаешь, я об этом даже не думала много. О том, что возможно, Играс и правда уговорила их прислать девочку ко мне, чтобы я сделала за них всю грязь и отыгралась на ребёнке за обиды.

— Но ты же не будешь?

Я подумала и прикусила Анда за кончик носа — за то, что вообще задал мне — мне! — такой вопрос вслух.

— Нет, разумеется. Буду делать то, что велела Унанита: не волновать девчонку, следить, чтобы она не скатилась по учёбе и чтобы не сцепилась с Риммой. Так что мне будет чем заняться, когда вы уедете.