Халтурщики - Том Рэкман

— Мне начинает нравиться наш разговор. Обо всем этом вы напишете в некрологе? — Она болезненно кашляет и, хрипя, прижимает к лицу кислородную маску. Когда она наконец снова начинает говорить, голос у нее осипший. — У меня тихая комната, — говорит она, — мне повезло, что я тут одна. Каждый день меня навещает племянница. Каждый день. Я вам о ней рассказывала?

— Да, вы на нее жаловались. Говорили, что вам надоел ее горячий суп и прохладные утешения.

— Нет, нет, нет, — возражает Эрцбергер, — я на нее никогда не жаловалась. Вы перепутали. Я обожаю свою племянницу. Она — милейшая женщина. Герасим, вот как я ее называю. А на самом деле ее зовут Джулией. Она просто ангел. Я ей так предана. Не представляете, насколько она добра со мной в последние месяцы. — Она кашляет. — Мне уже нечего сказать. И я теряю голос. Лучше я замолчу. Хотя я так ничего и не сказала. Ничего толкового. — Она достает блокнот и пишет в нем: «Вот как мне положено общаться». Она сидит и ждет, но Артур больше не задает вопросов.

Слышны только шум приборов и присвист ее дыхания.

Потом Артур, наконец, говорит:

— Вот что. Я вам кое-что скажу. Хотя это никакого значения не имеет, но… насчет того, что случилось. — Он смолкает.

Эрцбергер кивает и пишет в блокноте: «Я знаю. Несчастный случай. Дочь».

— Да. Дочь. Несчастный случай.

Она пишет: «Теперь это все позади».

— Я не могу об этом говорить. — Артур убирает в карман диктофон и ручки.

Она снимает маску.

— Мне очень жаль, — говорит она. — В конце концов оказалось, что мне вам нечего сказать.

Ожидая посадки на рейс до Рима, Артур записывает все, что может вспомнить об Эрцбергер. В самолете он тоже работает и, вернувшись домой, находит место, где его никто не побеспокоит. Такое место в доме одно, бывшая комната Пикл. Он садится на ее кровать с ноутбуком и печатает до четырех утра, потихоньку потягивая в качестве топлива виски — старый трюк его отца. На следующий день он задерживается на работе: собирает сведения об Эрцбергер. На краю его стола лежит стопка ее книг, всем видно, что он поглощен работой. Мимо проходит Кэтлин и тоже обращает на это внимание.

По мемуарам Эрцбергер производила впечатление дерзкой женщины, не поддавшейся влиянию своей эпохи, она располагала к себе и даже вдохновляла. При личной встрече всего этого не наблюдалось. Но в своем некрологе Артур пишет о той Эрцбергер, которую он увидел в ее книгах, о вымышленной Герде, а не о той женщине, у которой брал интервью. Именно такой статьи от него ждут. Для придания некрологу веса он вставляет фразу «в ряде интервью, взятых незадолго до ее смерти». Он редактирует статью до тех пор, пока там становится нечего править. Потом Артур читает ее вслух сам себе в бывшей комнате Пикл. На этот раз он как следует постарался. Этот некролог почти так же хорош, как работы его отца. Артур отправляет его непосредственно Кэтлин, минуя Клинта. Раньше он так не делал, и она это отмечает. Уже в ее кабинете Артур объясняет:

— Мне показалось, что лучше показать текст именно вам. Я не хочу никого задеть. Но будет здорово, если вы сможете на него взглянуть. Если нет или если моя просьба неуместна, ничего страшного.

Кэтлин все же читает некролог, и он производит на нее сильное впечатление.

— После смерти Герды, — обещает она, — опубликуем его прямо как есть. Постараемся напечатать целиком. Это как раз то, что нам нужно. Текст с душой. И со смыслом. Он просто потрясающий. Вы идеально передали ее характер. Проследите, чтобы Клинт выделил на ваш некролог достаточно места. Если будет спорить, скажите, что это мое указание.

Пользуясь случаем, Артур предлагает Кэтлин и другие свои статьи — на этот раз уже не некрологи. Она не возражает, так что он показывает ей материалы по мере написания. После первого случая он шлет написанное сразу ей, но не с просьбой отредактировать, а со словами «если у вас найдется минутка, я бы очень хотел услышать ваше мнение». Она читает все статьи и восхищается ими, после чего Артур отправляет их Клинту с пометкой «редактура Кэтлин», так что он не может изменить ни слова.

Постепенно Артур устраивает в бывшей комнате Пикл кабинет. То есть это он называет комнату своим кабинетом, хотя Византа против.

Однажды ночью ему приходится отвлечься от работы.

— Привет. Что такое?

— Ты занят? — интересуется она.

— Ну, так. Что случилось?

— Я зайду попозже. Не хочу мешать.

— Да в чем же дело?

— Ни в чем. Я просто хотела поговорить.

— О чем? — Артур выключает настольную лампу. И сидит в темноте. В дверном проеме виден силуэт жены. — Об этом я не могу говорить.

— Я же не сказала о чем.

— На сегодня я закончил.

— Время, — продолжает она, — поджимает. Если мы планируем это.

— Я думаю, я сегодня достаточно сделал.

— Просто я уже немолодая. Так что…

— Нет, нет, — говорит он, вставая. — Я пас. Нет. Я не смогу. Я закончил. На сегодня все. — Он подходит к жене и берет ее за плечи. Она подается вперед, ожидая, что Артур ее обнимет. Но вместо этого он отодвигает ее в сторону и выходит из комнаты.

На следующий день умирает кубинец, уверявший, что ему было 126 лет. Его заявлениям никто не верит, но должна же газета напечатать что-то на девятой странице. Так что Артуру дают задание написать о нем восемьсот слов. Основную информацию он черпает из сводок информационных агентств и украшает некролог несколькими умными вставками от себя. Перечитав статью с десяток раз, он отправляет ее Клинту. «Послал тебе про лживого кубинца», — сообщает он боссу и перед выходом в последний раз проверяет почту. Приходит сообщение от племянницы Эрцбергер: Герда умерла.

Артур смотрит на часы, чтобы понять, есть ли еще время до дедлайна. Он звонит племяннице Эрцбергер, приносит ей соболезнования и задает пару обязательных вопросов: точное время смерти Герды, официальная причина, на какое число назначены похороны. Внеся поправки в ее некролог, он идет в кабинет к Клинту.

— Надо кое-что поменять на девятой странице.

— Уже не можем.

— Только что умерла австрийская писательница Герда Эрцбергер. У меня готов некролог.

— Ты с ума сошел? У нас на девятой этот сраный кубинец.

— Убери его и вставь Эрцбергер.

— Что значит «убери»? Кэтлин мне ничего не говорила.

— Кэтлин хотела публиковать некролог Эрцбергер.

Они оба кидаются именем Кэтлин, словно дротиками.

— He-а. Кэтлин хотела, чтобы мы опубликовали статью про стодвадцатишестилетнего кубинца. Она сказала это на послеобеденном совещании.

— А я хочу, чтобы ты напечатал про Эрцбергер. Полностью.

— Да кто вообще слышал про эту тупую австриячку? Слушай, дружище, я думаю, что этот твой шедевр мы вполне можем отложить до завтра.

— Кэтлин настаивала, чтобы, когда Эрцбергер умрет, мы сразу поместили об этом материал. Конечно, можно вставить строчку после некролога этого старого брехуна, и, быть может, она останется довольна. Но меня это не устроит. Это моя личная просьба, к Кэтлин это никакого отношения не имеет: к черту кубинца, печатай статью про Герду. И не вздумай ее урезать. Я хочу завтра увидеть свой текст целиком, а не кратенькую приписку о смерти Эрцбергер после некролога о кубинце. Ты меня понял?

Клинт улыбается.

— Приятель, я сделаю то, что должен сделать.

Этой ночью Артур спит плохо: он слишком взволнован. Когда приходит газета, он сразу же открывает девятую страницу. «Да! — восклицает он. — Клинт, дорогой, дорогой Клинт!» Как он и надеялся, Клинт убил статью об Эрцбергер, сжав ее жизнь до сотни слов, которые вставил после некролога старого кубинца. «Прекрасно», — говорит Артур.

Взяв себя в руки, он звонит из своего кабинета Кэтлин.

— Простите, что побеспокоил вас в такой ранний час, да еще и дома, но вы видели наши сегодняшние некрологи?

— Некрологи — во множественном числе? — Он слышит, как Кэтлин перелистывает страницы. Ее голос холодеет. — Почему мы дали всего лишь краткое резюме вашего некролога?

— Да, я сам не понимаю, почему его нельзя было придержать на день.

— Вы знали, что он выходит в таком виде?

— Ни малейшего понятия не имел. Только что сам увидел. Меня беспокоит… хотя меня, наверное, несколько вещей беспокоят. Во-первых, газета понесла такие расходы на мою командировку. Во-вторых, сколько я сам сил потратил, полетев к Герде еще раз. Особенно после всего того, что случилось у меня в семье. — Он закрывает ногой дверь кабинета, чтобы Византа ничего не услышала.

— Именно, — отвечает Кэтлин.

— Но самое главное, — продолжает Артур, — это выглядит как предательство по отношению к Герде. По-моему, она выдающаяся писательница двадцатого века, великий мыслитель. Но ей и так уделяется слишком мало внимания. И что же мы делаем? Клинт печатает лишь резюме статьи. Делает маленькую приписку после некролога какого-то кубинского враля. Я, конечно, не хочу, чтобы у кого-нибудь из-за этого были неприятности, но, по-моему, это оскорбительно. И газету это выставило в невыгодном свете. Мы сделали такой обывательский ход, хотя Клинту надо было только придержать статью на денек, а потом напечатать ее в полном размере, я же ему говорил, что именно так и надо сделать. Я сказал, что вы бы так распорядились. Я настаивал: «Не печатай ничего сегодня. Кэтлин наверняка сказала бы, что надо придержать ее до завтра». Но ладно. Простите, что я так разошелся, — говорит Артур. — Я не хотел поливать дерьмом Клинта. Просто…