Ты избран - Ростислав Кот

нет, так что я смогу в огромном пустом зале с высоченным сводчатым потолком подойти к серебристой пирамидке инфора, смонтированной на монолитной тумбе из чёрного камня, и вообразить себе, что я на Аудиенции. Заплатив монетку, с инфора можно посмотреть межпланетные новости или отправить письмо в другой мир, если есть кому…

Я с детства мечтал о космосе и звёздных кораблях. И этим частично объясняется моё прозвище – Космонавт. Этим же, наверное, объясняется и моя работа. Я, кстати, не выбирал её – в юности я даже не знал, что в нашем отсталом мире такая вообще бывает. А потом в какой-то момент эта работа сама выбрала меня… Как это получилось – рассказывать долго, но как-нибудь обязательно расскажу.

Агент адвослужбы, особенно её оперативного крыла – профессия трудная, временами опасная. Да, я стал ближе к космосу. Настолько ближе, насколько это вообще возможно для планетянина, наверное. Планетянин, в отличие от косможителя – это тот, у кого все корни «приземлённые». И мозги, и менталитет… Так вот, и космос у меня планетянский получился – посмотришь на Космодром краем глаза, а потом – давай ловить контрабандистов по лесам и заброшенным посёлкам да копаться в разном грязном белье угасающей цивилизации. С этой точки зрения в моём прозвище можно усмотреть немалую долю иронии. Ну что за Космонавт, который ни разу в жизни выше пяти километров в небо не поднимался, да и то в кресле пассажира?

Но я не жалуюсь. И не обижаюсь на эту иронию. Главное, что через полтора часа я по Второму мосту вновь пересеку реку Уарату, что петляет вдоль Шоссе. Потом, ещё через пару часов, торжественно проследую через величественный Первый мост, чьи фермы, изящно изгибаясь, вздымаются в небеса метров на двести. За мостом будет сложная развязка, построенная с расчётом на всё никак не возникающий значительный межпланетный грузопоток. Это сплетение проходящих на разных уровнях кольцевых эстакад в просторечии у нас именуется Кругом. И вот я съеду с Круга и подкачу к Главной Резиденции, оставлю машину на гигантской стоянке, совершенно пустой на данном этапе экономического развития колонии Имллт… И пойду на Аудиенцию к своей мечте. Раз у меня белый кристалл – значит, приглашён, а не сам напрашиваюсь. Раз приглашён, значит, зачем-то нужен, могу пригодиться…

О Великая Мать, сколько раз я потом вспоминал эти свои приятные и пафосные размышления! Не с обидой, нет. Я снова мечтал вот так же искренне и наивно думать о том же самом – о космосе, о Космодроме, об Аудиенции… Но уже не получалось… В то утро такая возможность была дарована мне судьбой в последний раз. Оказалось, что осталось мне только доехать, поставить машину перед Главной Резиденцией, пройтись под высокими сводами её центрального зала до зала Аудиенций, куда допускают только тех, кому должно… Осталось достать свою профессиональную карту, вставить её в приёмник и усесться в высокое чёрное кресло… И кончится моя сказка! Увы…

Первый мост

Мосты на Шоссе, объединяющем все основные обжитые районы нашего мира, в нашей культурной традиции принято аллегорически сопоставлять с этапами жизни человека. Первый мост – это первый самостоятельный шаг в неведомое. Первый поступок, первое проявление мужества и умения отстоять себя, свою мечту, вопреки опасности и обстоятельствам… Он навсегда запоминается цветной картинкой, этот миг в жизни – если, конечно, не свернёшь при том шею…

Кдалл, бродячий философ с планеты Имллт, «Дневник, который я никому не покажу», св. I, стр. 55

Я стою, широко раскрыв глаза и раскинув руки. Вокруг только небо. Коленки слегка дрожат – под ногами лишь полутораметровая полоска бетона. Спереди и сзади она плавной дугой убегает вниз, очерчивая вершину исполинской фермы Первого моста… А справа и слева от меня, чуть более чем в полушаге – пропасть. Почти бесконечная пропасть.

Слева бездна, заполненная прозрачным воздухом. Где-то далеко внизу, на дне её, словно змея под толстым стеклом, сверкает размашистая лента реки Уараты. Пропасть справа заполнена переплетениями конструкций противоположной фермы моста. На пару с той фермой, на которой я стою, она переносит через речную пойму монолитную каменную жилу Шоссе, верхняя грань которой с проезжей частью имеет стометровую ширину.

Пару раз я решился глянуть вниз – с такой высоты Шоссе казалось серой тропинкой, по которой изредка проползали крупные разноцветные жуки автомашин. Странно, но при взгляде сверху мост почти не закрывал обзора – я видел, как пенилась Уарата, стеснённая узостью стремнины, видел золотистое дно на отмелях, жёлтые мазки глинистых берегов с ярко-зелёными пятнами кустарника, ровные волны серебристо-зелёных пойменных лугов. Помню, меня поразило, что блистающая под солнцем поверхность реки была неровной: видно было, как переплетаются, громоздясь друг на друга, струи речных потоков. Пустота и пространство затягивали, манили… Испугавшись, что закружится голова, я поднял взгляд.

Передо мной, почти у самых ног, погружённая в утреннюю дымку, лежала правобережная равнина, заполненная по краям перелесками и аккуратными квадратиками полей. Но только по краям! Всю центральную часть равнины занимало гигантское бетонное пятно – лётное поле Космодрома. Оно только казалось округлым – я к тому времени уже знал, что Космодром сверху выглядит как правильный восьмиугольник.

Отсюда, с высоты ферм Первого моста, лётное поле было как на ладони – Южный портал находился всего в нескольких километрах. Виднелись стоявшие на Космодроме звёздные корабли. Правда, деталей сквозь толщу подрагивающего, нагретого солнцем воздуха было не различить…

Такая же равнина, только более холмистая, что оставалась у меня за спиной, на левом берегу, совсем меня не интересовала. Потому что там не было Космодрома. Космодром на всю планету один-единственный. И тысячекилометровое Шоссе, соединявшее оба крупных города нашей планеты – столицу Инаркт и расположившийся на берегу далёкого океана мой родной Кодд, – тоже одно-единственное. В тот момент я был уже достаточно взрослым, чтобы осознавать, что Имллт – мир, где я родился и вырос – это заштатная окраинная колония. И потому все крупные, заметные вещи присутствовали в нём в единственном экземпляре. Даже термоядерная станция, снабжавшая энергией всю планету, весь транспорт и всю промышленность, и та была одна-единственная. С единственным реактором притом.

Я любил свой мир и никогда не смотрел на Космодром как на дверцу, ведущую на волю из клетки. Но все мои мечты и все тайные планы, которые я скрывал даже от самого себя, были связаны с ним.

Всё детство я задирал к небу голову, провожая взглядом идущие на посадку звёздные корабли. И не пропустил, кажется, ни одного. Представьте: закат, низко висящее над океаном солнце, лежат на берегу облупившиеся лодки, приподняв кверху винты слабеньких моторов, а в небе тянет за собой инверсионный след нечто