Пророки богов или Импотенты - Виктор Сафронов

Вроде нет.

Бояться внезапной продажи в рабство, какой-нибудь «катмандусе»… ща, посмотрим? Так, а теперь посмотрим здесь за цветным прилавком. Ясно. Вроде, причин нет…

Ехай в гостиницу. Любуйся местной достопримечательностью, тараканами с ладонь шириной, ими же, в случае чего, можно и перекусить. А на жаре мутит… Еще недавно, пролетая… Где ж я летел? Но снег точно видел… А здесь жарко…

Безобразно медленно тянется таможенный контроль.

Ребятишки в форме, суетятся под ногами, душу из меня вынимают… Самый высокий из них (росточком мне подмышку) его для солидности позвали, что-то спрашивает, болбочет…

А я, помятую о том, что у русских собственная гордость, обстоятельно так и достойно, отвечаю и по-украински, и по-русски, и даже по-английски… Ноль… Не берет местную немчуру моя филология.

Надоело им смотреть, как я, вместо словаря-разговорника, все время к грелке прикладываюсь… Стали руками на меня махать, в свистки свистеть и показывать на висящий портрет с мужиком похожим на швейцара у гостиницы, такой же гордый и неприветливый… Пока я не перекрестился, и освященной небесами огненной водой из грелки вокруг себя не побрызгал, не отставали, все в портрет тыкали…

В результате, примерно через час обоюдополезного общения, прогнали они меня и даже багаж выдали, правда, изрядно изуродованный и перекопанный. Грелку только, суки, забрали, лишили семейной реликвии. Оказывается, у них на все резиновые изделия, имеются свои таможенные заморочки… Видно поэтому и рождаемость такая высокая у несмышлёнышей. Жрать нечего, население нищает, а рождаемость увеличивается — очередной непонятный европейцу азиатский парадокс.

При помощи четырёх офицеров, меня под белы руки загрузили в такси, и я убыл в неизвестном для себя направлении. После разобрался, они меня в гостиницу на постой определили. Пугало меня нетрезвого только одно, если эти таможенные богатыри, по моему примеру приложатся к грелке и…

Что «и»?

Здесь я терялся в догадках. Но то, что этих бравых парней с засученными рукавами стошнит от растворенной в самогоне резины, в этом сомнений не было. Как пить дать, могли обвинить в покушении на правительственных чиновников и подготовке государственного переворота… Да, ладно, черт с ними… Там если что и осталось, так на пару глотков, но это если моим горлом мерить… Хот и неубедительно, но как мог, успокоил себя.

Добрался до гостиницы, хорошо. По дороге спел песню про «Подмосковные вечера», потом про «Мороз», много было песен разных и хороших… Репертуарная политика солиста, с головой выдавала в нем матерого русофила и патриота… Встречные рикши, услыхав бандитский посвист и разудалую русскую песню, шарахались в стороны и переворачивали люльки с пассажирами. Ощущение было такое, что как будто их кто-то стегал кнутом. И почему кто-то не любит русских туристов? Очень даже неправильное утверждение насаждаемое русофобами.

Прибыв по месту залегания в нору, попытался внизу, в баре купить за рубли бутылку местной отравы «local alcohol», но финт не удался. Пришлось без сожаления, отдавать фунты… За наши рубли и не дали! Понятно-с… Азия-с…

Номер мне попался уютный, но без излишеств и на самом краю города. Крысиная нора — так без преувеличений можно было назвать всю эту роскошную, гостиничную песню. Специально для русскоговорящих туристов, там даже было «карта гостя» на арабском языке. Для жителя среднерусской полосы, не избалованного разными хилтонами, ды мариоттами, вполне нормальный сервис. Грелку, тока, суки… Ну, да я об этом вроде уже говорил…

Бросил на лежанку свою, видавшую виды скатку, она же портфель и скатерть самобранка, сам рядом пристроился. Не спиться… Грелки на таможне лишился, а без источника тепла, какой сон, одна морока, а не сон. Попытался хлебнуть их мутной, рисовой бурды, только изжога усилилась…

Ворочался, ворочался… Смена часовых поясов, здоровый сон в воздухе… Все это сказывается. Плюнул тягучей слюной, смачно рыгнул резиной и пошел болтаться по местным окраинам.

Пристроившимся за мной местным то ли шпикам, то ли шпане, пришлось на пальцах объяснять, что я не сексотуристо, денег для их грабежа и разбоя — нет, драгоценностей и звенящих монист для обмена, тоже голяк… В конце концов, пусть они не злят иноземца и оставят его в покое. Для верности показал кулак… Все сразу стало понятно. Поулыбались и разошлись.

На улице ночь. Роскошных красных фонарей не видать. Грязные, вонючие улицы. Окраина, одним словом. Резким порывом ветра, меня потянуло назад в нумера. Резко похолодало. Твердой походкой отправился восвояси. Нет нормального продукта, придётся унаваживать организм, местной дрянью. Такой вот получился крендель, перед засыпанием на чужбине.

ГЛАВА 9 Борзой и Федя

Бросив Степу-Ладунка умирать на куче угля в подсобке сауны, этой же ночью была убита и вся его семья — двое сыновей и жена. Убивали без пыток, просто изнасиловали детей на глазах у матери. Сняли это все на плёнку для дальнейшего тиражирования и распространения в США, Великобритании и других арабских странах. И только потом, когда увидели, что съёмка прошла нормально, перерезали всем горло. Когда резали, Борзой даже отвернулся, всё-таки дети были его крестниками, он, как блестящий и единственный друг Ладунка (Стёпка этим фактом очень гордился) был их крестным отцом. Надевал на них крестики и марихуану при этом не курил, просто курил сигару и от отвращения морщился и плевался. После акта мести и устрашения других, вернувшись домой ещё раз с умилением просмотрел эту запись. Там он был действительно хорош, страха в глазах не было, весь в белом, веселился искренне, со злобой в глазах и любовью к пересказыванию своих зверств.

Борзой посчитал, что не разумно оставлять в живых будущих юных мстителей и организующую и направляющую руку мести — их мать. Тем более он даже гордился своим гуманным шагом, так как отец семейства и кормилиц сгинул, а пенсия по случаю без вести пропавшего человека, для того чтобы на нее могли нормально существовать три человека, до безобразия ничтожна. Он избавил их от юдоли, церковной паперти плача и несчастий, связанных с безденежьем. Тем более, зная, где Степашка держит заначки и хранит сбережения, тысяч триста американских денег выгребли, однако помеченных для подкупа чиновников купюр, тех, что были отправлены морем с племянником среди них не оказалось. Главарь банды даже подумал, может зря, пытал и мучил дружка закадычного, может, надо было просто грохнуть его и дело с концом? Хотя нет, воспитательный процесс, острастка для других… как не крути — предал Стёпка, не удержался.

С самого утра, выспавшись и плотно позавтракав Борзой, по заведенной традиции поехал в церковь покаяться, поторговаться с всевышним по поводу дел праведных и дальнейшего повышения своего благосостояния.

Послушал звон колоколов, обстучал лбом и поклонами все углы и иконы, выдал батюшке десять тысяч долларов, за отпущение грехов, получил его, и отправился решать повседневные текущие проблемы и задачи…

После выхода из храма, начался долгожданный для большого количества нищих, стоящих в несколько рядов у церковной ограды, момент раздачи милостыни…

Деньги, полученные от продажи наркотиков, проституции и других не пыльных забав, щедро раздавались направо и налево… Из тех же средств, изливались потоки весомых пожертвований и на благотворительность и на ту же церковь… Как известно со времен римского императора Веспасиана — деньги не пахнут. Нищие принимали подаяние с благодарностью и особо не принюхивались. Купюры в барской руке были достаточно крупного номинала, поэтому, пахнут они или не пахнут человеческой кровью, было не важно.

Один из оборванцев, известный всей округе — Федя-блаженный или Федя-пророк, выделялся среди остального болезного люда, своей колоритной внешностью: под два метра ростом, всколоченной бородой и шальными, хитрыми глазами. Когда ему положили в ковшеобразную ладонь двадцать долларов он, не глядя на них, как подкошенный рухнул на колени и скороговоркой забормотал что-то о надвигающейся беде, о том, что только он может отвести ее в сторону и спасти раба божия Сергия от несчастий…

В конце его достаточно громких причитаний, перешедших в тяжёлый рэп, можно было уловить музыкальные нотки Марша дроздовцев, более известного, как песня дальневосточных партизан «По долинам и по взгорьям» или «Комсомольская прощальная». Из рэповых частушек-нескладушек, проявлялись федины требования забрать его с собой, обеспечить жильем, трехразовым суточным принятием алкоголя, едой и не мучить работой. Чтобы его просьба не повисла в воздухе, Федя из своих необъятных карманов достал пакет, при разворачивании оказавшийся диплом и показал его меценату Борзову…