Рапсодия любви - Барбара Картленд

Пока она лихорадочно спрашивала себя, что делать, молодой человек напротив нее заявил:

— Я вот что вам скажу, прелестная леди. Вы войдете в гостиницу, если заплатите нам за это. Поцелуй — справедливая цена.

Он протянул к ней руку, и Орлена вскрикнула от испуга.

— Нет! — выдохнула она. — Нет, пожалуйста… пропустите меня! — Девушка практически шептала. Теперь ей было действительно страшно.

Рука молодого человека почти коснулась ее, когда протяжный голос позади них произнес:

— Леди сказала, что она хочет войти в гостиницу.

Молодые повесы, стоящие перед Орленой, повернули головы. Проследив за их взглядами, девушка увидела перед садовой дверью, в которую она так жаждала войти, того самого джентльмена со скачек. Если на ипподроме он выглядел блистательно, то теперь он был просто великолепен. Его белый галстук и вечерняя сорочка казались ослепительными в темноте, и в льющемся из окна свете Орлена заметила блеск его цепочки для часов.

— Вам-то какое дело? — спросил молодой человек с бутылкой, который до сих пор не принимал участия в разговоре.

Он стоял на дальнем конце полукруга, преградившего ей путь, шагнув ближе, увидел, кто это сказал, и вместе со своими приятелями смущенно умолк.

Орлена не вполне поняла, как это случилось, но так же плавно, как воды Красного моря расступились, чтобы дать дорогу народу Израиля, так молодые люди отошли с ее пути.

Она машинально двинулась вперед и остановилась рядом с тем джентльменом. И лишь тогда обнаружила, что ее мучители исчезли. Они ушли так быстро, что девушка даже не заметила. Только теперь Орлена увидела, что сад пуст, если не считать ее саму и ее спасителя.

— Благодарю… вас, — машинально проговорила она. Голос ее дрожал.

— Вы, конечно, понимаете, что не следует приходить в сад «Бушеля» в такую ночь? — спросил джентльмен.

Девушка посмотрела на него, широко открыв глаза, удивленная строгой ноткой в его голосе, хотя он говорил с подчеркнутой медлительностью. В том, как джентльмен возвышался над ней, было что-то пугающее.

— Здесь… никого не было, когда я… пошла к… пруду, — сказала Орлена, словно должна была объяснить ему свои поступки.

— И что вы делали, когда дошли до него? — поинтересовался джентльмен.

— Я… — Девушка начала отвечать, затем поняла, что будет невозможно рассказать о мелодии, которую она сочинила, этому самому необычному из всех мужчин! — Я… я думаю, мне… лучше войти внутрь, — тихо проговорила она.

— А я думаю, это был бы очень неразумный поступок, — ответил джентльмен. — «Бушель» — неподходящее место для такой юной девушки, как вы.

Орлена удивленно вскинула глаза.

— Н-но я… остановилась здесь.

— С кем?

Вопрос прозвучал неожиданно резко.

— С моим… моим братом.

У девушки возникло необъяснимое чувство, что ее спаситель ждал какого-то другого ответа. Через минуту он сказал все с той же строгой ноткой в голосе:

— Вашему брату следовало быть умнее, но я вижу, вы приехали из деревни.

Наверняка он понял это по ее платью, подумала Орлена, когда мужчина окинул его быстрым взглядом.

— Д-да.

— С севера?

— Д-да.

Она страстно желала сказать этому джентльмену, что он не имеет права учинять ей допрос; но он словно загипнотизировал ее, и хотя девушка хотела уйти, она боялась сделать даже шаг.

— Я провожу вас до лестницы, — сказал джентльмен, — и в другой раз, если приедете в Ньюмаркет, не останавливайтесь в «Бушеле» на неделе скачек.

— Я не… буду, — ответила Орлена, — и… спасибо… вам.

Девушке показалось, будто он каким-то непонятным образом отпустил ее, и она направилась к двери, зная, что спаситель идет следом.

Свет из окон туда не доходил, и, оказавшись на минуту в тени, Орлена вдруг испугалась шума и смеха, доносящихся из гостиницы. Вспоминая, что джентльмен обещал проводить ее до лестницы, она подождала, чтобы он сам открыл дверь.

Взглянув на него, Орлена подумала, что никогда не видела мужчину, который выглядел бы таким циничным и таким скучающим. И тут в первый раз его твердый рот скривился в слабой улыбке.

— Вы очень юная и очень красивая, — заметил он. — Думаю, я заслужил вашу благодарность, и она должна быть щедрой.

Глаза девушки расширились от удивления. Она не понимала, что джентльмен имеет в виду.

Затем, к ее изумлению, он протянул руку не для того, чтобы открыть дверь, но чтобы поднять своими пальцами ее подбородок. Он поднял ее лицо к своему, и прежде чем Орлена успела пошевелиться, прежде чем она успела понять, что происходит, его губы коснулись ее губ!

В первое мгновение девушка застыла в полном ошеломлении. Когда же к ней вернулась способность двигаться, она почувствовала, как что-то странное, теплое и чудесное затопило все ее тело. Словно золотой поток хлынул от ее губ, устремляясь по горлу прямо в грудь.

Это было такое восхитительное, такое прекрасное чувство, как будто сама музыка, которую Орлена услышала в саду, и аромат цветов, и бархатная мягкость ночи перешли с его губ в ее.

Девушка не могла это объяснить, она не могла пошевелиться, она почти не могла дышать.

Но прежде чем Орлена успела собраться с мыслями и осознать происходящее, мужчина отпустил ее.

— Возвращайтесь на север, маленькая невинность, — молвил он, — и сделайте счастливым какого-нибудь скучного фермера. — С этими словами ее спаситель открыл дверь, и они оказались внутри.

Жара и шум обрушились на Орлену, и девушка не смогла бы сделать ни шага, если бы он не взял ее за локоть и не подтолкнул к лестнице.

Когда же она машинально протянула руку к дубовым перилам, то услышала, как джентльмен говорит своим ясным, протяжным голосом:

— Идите наверх и не оглядывайтесь!

Словно находясь под неким странным заклятием, которое невозможно разрушить, Орлена подчинилась. Она поднялась по дубовым ступеням, чувствуя, что мужчина наблюдает за ней.

Девушка дошла до своей спальни, проскользнула в дверь и заперла ее за собой. Только тогда ее руки прижались к щекам, и она поняла, что все ее тело горит.

Двуколка катила к Лондону, а Орлена все вспоминала вчерашний вечер.

Когда девушка разделась и легла в кровать, она едва могла поверить, что случившееся с ней внизу было реальностью, а не плодом ее воображения.

Ее поцеловали — поцеловал мужчина, совсем ей незнакомый, — а Орлена не сделала никакой попытки ему помешать! Она не боролась, не протестовала и теперь спрашивала себя, уж не сошла ли она с ума? Как она могла позволить такое? Как могла настолько забыться, чтобы вести себя столь возмутительным образом?