Белое солнце России - Александр Логачев

Конечно, Слепак был мужик умный и понимал – Назарову он должен быть благодарным. Не случись тому проходить тогда той дорожкой, приключилась бы такая история, что сидеть Сеньке при царском режиме, и не за классовую сознательность, а по другому разряду. И все равно не мог простить. Добро бы, набив сопернику морду, сам увел бы девчонку, соловушек слушать. А так – ни себе, ни людям.

Лишь одно немного утешало. Надоевший ему хуже горькой редьки дружок Филька Комар никогда над ним не подтрунивал. Так как и сам в тот вечер лежал рядом, сваленный назаровским кулаком. Напрашивался, поддакивал из-за спины: «Не боись, Филя, мы девку как-нибудь разделим». Сам ему бы врезал за эти слова. Такому все равно: хоть Ларьку, хоть Варьку.

А кстати, кое-что изменилось. Назаров теперь простой отставной солдатик, а я как-никак председатель комбеда. И если что, так могу и власть проявить.

– Комар, – сказал Семен, – как ты думаешь, с чего это так Федька Назаров припозднился?

– Черти его знают. Может, в госпитале лежал. Может, загулял с какой-нибудь вдовушкой.

– А может, в тюрьме сидел, как активный корниловец? Или еще какая контрреволюционная причина.

Комаров сперва тупо уставился на Слепака, а потом хохотнул:

– Точно, не зря он задержался. Надо бы его поскорее сюда привести. Допросить насчет генерала Корнилова.

– Ну, Корнилов – это дело для уезда. А вот нам бы надо узнать, как он к своим старым кулацким приятелям относится, что сейчас от нашей власти в лесу прячутся. Готов ли он Советам на верность присягнуть?

– Сеня, а не сходил бы ты к нему с парой товарищей? – сказал Комар.

«Ишь ты, командиром командовать хочет», – с неудовольствием подумал Слепак.

– Ты что, думаешь, за каждым контриком председатель должен ходить самолично? Сходи-ка сам.

– Тогда и его помощнику бегать не след, – ответил Филька. – Но сходить надо. Тем более что пьяного Назарова повязать будет все же легче. Давай отрядим Топора. В напарники ему дадим бойца, чтоб был потрезвей.

– Командиры, – послышался в дверях нежный голосок. – Командиры, пойдемте водку пить.

Это была Дашка, местная поблядушка. Она прибежала на балкон, надеясь, что из командиров будет там кто-нибудь один, но ее ждало разочарование, каковое, впрочем, было недолгим.

– Ты, Сеня, внизу распорядись, – сказал Комар. – А я еще покурю.

Но курить он не стал, а взял Дашку за руку и свернул в барскую спальню, где из мебели остался только огромный диван (мужики вытащить не смогли). Все приходилось делать на ощупь – в доме было темно, освещалась лишь гостиная на первом этаже, где гулял комбед…

– Кулацкие списки составляет в нашем селе Филька Комар – грамотей великий. Раньше Фильку водкой поил – бедняк, раньше Фильку со двора гнал в шею – кулак. Полсела чохом в кулаках оказалось. Кстати, и я в этой бумажке… Два пуда зерна вывез.

– Хороши дела, – покачал головой Назаров.

– Да это еще цветочки. Пшеничка-то от нас уехала. А Слепак и Комаров остались. Усадьба барская уцелела – так они всем своим комбедом там засели. И нашей голоты туда немало потянулось, и из соседних деревень понабежало. Назвали себя Красной гвардией – один дед, что в гвардии служил, вслед им плевался. Ночью гуляют, а днем в округе порядки наводят…

За окном злобно взлаял Волчок.

– Видать, они пожаловали, – сказал Степан. – В такую пору больше некому.

– Цыц, чертов сын! – раздалось во дворе. – Зашибу!

Волчок продолжал лаять, но уже потише. Похоже, зашибли.

Через пару секунд дверь открылась. На пороге стояли двое гостей: Колька Савельев да Витька Топоров, один в шинельке, другой – в пальтишке, и оба – с красными повязками на рукаве. Лариса ойкнула и успела скрыться в соседней комнате. Гости старались держаться браво, но чувствовалось – это им не так и просто. Они и в патруль-то пошли, чтобы немножко в голове посветлело после дурного первача недавней выгонки.

– Здорово, соседи, – пробормотал Колька. Он снял картуз, и пальцы его правой руки на секунду сложились, будто для крестного знамения, но он смущенно взглянул на Топорова, после чего опустил руку. А Витька и не подумал сдернуть фуражку. Комбедовцы вошли в горницу.

Реакция сидящих была разной. Немало выпивший Степан посмотрел на них зло. Тимоха испуганно икнул. А Никита Палыч только усмехнулся:

– Здорово, обходчики. Сколько за вечер контры настреляли?

– Контра нас боится, – сказал Топор. – Контра боится, трудовой народ – отдыхает. Кто спит, кто праздник празднует. Мы и заглянули на огонек да на стаканный стук. А заодно хотим узнать – какая такая радость соседям привалила…

Но Колька, приглядевшись внимательней к сидящим за столом, рявкнул пьяным баском:

– Да никак Назаров? Вот какая для радости причина. Здравствуйте, Федор Иванович.

– Здорово, – ответил Назаров.

– Поздновато ты, Федя, вернулся, – сказал Виктор Топоров. – У тебя, глядишь, вчера война кончилась, а у нас уже два месяца своя идет.

– Для меня любая закончилась. Надоело.

– А за трудовой народ в родном краю ты еще не воевал. Ладно, может, еще надумаешь. У нас войско веселое. Ни чинов, ни чищеных сапог, командира сами выбираем. Нравится – командир, не нравится – все руки подняли и коленом под зад.

– Да что вы все про сапоги да командиров, садитесь за стол, – торопливо сказала старуха. Колька благодарно икнул и сел на лавку. Следом за ним плюхнулся Топор, поставив винтовку между колен. Только тут он увидел Тимоху.

– И ты здесь? Скажи-ка еще один стишок, который от учителя-контрика узнал.

Тимоха сделал вид, что до того пьян – не ответить.

– Не боись. Ты, главное, на улице не ори, а под крышей – что хочешь. Лишь бы хозяева разрешили.

После этого он взял бутыль, в которой еще оставалось около трети содержимого, плеснул самогон в две ближайшие емкости и поискал взором стакан Назарова.

– Надо с тобой выпить, Федька. За счастливое возвращение да за нашу власть. Куда тебе плеснуть?

– Я на сегодня уже свою норму отпил, – ответил Назаров.

– Странное дело, человека четыре года не видел, а как вернулся, так не выпить.

– Сказал же, на сегодня – отпил.

– Ну, это непорядок. Я не просто Виктор Топоров, я теперь народная власть. Ты выпить обязан.

– Да ну?

– Нет, ты правду скажи. Брезгуешь мной? – уже сурово и без шутливости спросил Витька.

– Правду сказать или соврать? – ответил Назаров.

– Правду, правду! – азартно крикнул Витька Топор, чуть ли не ложась грудью на стол. – Правду скажи!

– Отчего не сказать. Брезгую.

– Ах вот как! – Топоров приподнял винтовку и хлопнул прикладом об пол, но тут же успокоился, видимо, что-то придумав.

– Хорошо же, Коля, нас с тобой здесь приветили. С благородиями на фронте, небось, шимпанское пили, а со своим братом-мужиком уже зазорно.

– Непонятливый ты, – грустно качнул головой Назаров.

– Нет, это ты непонятливый. А я все уже понимаю. Меня правильные люди на ум наставили. Впрочем, а с кем это я говорю? – Витька взглянул на Федора, стараясь изобразить на своем лице непонимание, что ему, кстати, удалось. – Вот старая карга – этому дому хозяюшка. Вот Никитахозяин, вот Степан-одноног, вот Тимоха-дурак. Народ хоть и темный, но мне знакомый. А это что за брезгливый мужик напротив сидит?

В комнате стало тихо.

– Я тебя спрашиваю, гражданин, – с упором на последнее слово сказал Топоров. – Кто ты?

– Не дури, Витя, – встрял в разговор Степан. – Ты же Федора Назарова не раз у нас видел.

– Это для тебя он Федя-соседя. А я – боец сельской Красной гвардии. Мне документ подавай, а не Федю.

– Ты что себе в чужом доме позволяешь? – не выдержал Степан и приподнялся, опираясь на костыль. Виктор Топоров проворно соскочил с лавки, прыгнул назад и вскинул винтовку, наведя на сидящих. Колька еще раз икнул и тоже встал, поднимая винтовку.

– А ну-ка сядь, Степан Алексеич. – Палец Витьки лежал на спусковом крючке, а в хмельных глазах читалось, что надавит он его без колебаний. – Сядь и не маши липовой ногой. Я и не в такие дома захаживал. Тоже, бывало, кричали на меня и махали чем попало. Потом в ножки кланялись: хоть жизнь оставь, Виктор Михайлович, не губи, сердешный.

– Ну как, – Витька снова посмотрел на Назарова. – Есть документ? Али нам самим в твоих карманах порыться?

Степан взглянул на солдата и удивился внезапно произошедшей перемене. Будто и не пил Федор Назаров в этот вечер. Смотрел он вокруг внимательно и весело, просто радовался жизни. Так счастлив утомившийся от безделья батрак, которому наконец-то предложили легкую и доходную работу.

– Документ есть, – и Федор протянул Витьке Топору паспорт. Тот взял документ, открыл и начал вглядываться, будто страницы были исписаны китайскими иероглифами. На его морде появилась подлая усмешка.

– Я же, братцы, неграмотный. Рад был бы прочесть, так не могу. Нет, точно в Усадьбу идти придется.