Стемпеню - Шолом Алейхем

Не удивительно, что Берл-бас любил Стемпеню больше, чем других детей. Все они были у него одеты в отрепья, а то и бегали вовсе нагишом. Хотя отец как строгий командир частенько драл своего любимца за уши, порол его, бил смертным боем, он в глубине души гордился сыном, считал его украшением дома, драгоценной жемчужиной, утешением на старости. Указывая на Стемпеню, отец, бывало, с гордостью говорил на своем музыкантском жаргоне:

– Видите, байструки, этого щенка? Он даст мне "папе"[16] на старости лет. Поверьте, на него можно положиться...

Старому Берлу-басу не суждено было, однако, удержать у себя любимого сына.

Пятнадцати лет от роду Стемпеню с трехрублевкой в кармане и старой поломанной скрипкой под мышкой отправился странствовать по свету. Он скитался по бесчисленным городам и местечкам, сходясь с разными компаниями музыкантов. Больше года ему не сиделось на одном месте. Его тянуло все дальше и дальше: из Мазеповки в Степовку, из Степовки в Корец, из Корца в Балту, из Балты в Староконстантинов, оттуда в Бердичев. Так он добрался до Одессы. Но отсюда его потянуло обратно, и он снова пошел странствовать по маленьким городам и местечкам, где легче блеснуть, прогреметь, приобрести славу.

И он добился своего: где бы он ни появлялся, слава опережала его. Повсюду шла молва о странствующем по свету Стемпеню, который не знает себе paвного в игре. Легко поэтому представить себе шум, который поднимался в том или ином местечке при появлении там Стемпеню со своей "капеллой". К восемнадцати годам Стемпеню, видите ли, уже сколотил компанию и играл только на богатых и знатных свадьбах. Со временем Стемпеню положил на обе лопатки все другие оркестры: "конотопских музыкантов", тоже пользовавшихся большой известностью, "Смелянскую компанию", "винницкую", "шаргородскую" и много других, слава которых гремела по свету.

Разумеется, вырывая у музыкантов кусок изо рта, Стемпеню не мог нажить себе среди них друзей, и немало проклятий сыпалось на его голову. Но в глаза ему все льстили, и в глубине души каждый относился к нему с уважением: любой музыкант отдавал себе отчет в том, что стоит Стемпеню взять скрипку в руки, и всем другим музыкантам остается только уйти на покой.

Известно, что музыкальная братия испокон веков склонна к преувеличениям. В их среде вы услышите немало удивительных рассказов, легенд и причудливых вымыслов. О Стемпеню же распространялись самые невероятные небылицы, о его скрипке говорили, будто на ней играл когда-то сам Паганини.

Когда в местечке начинали поговаривать о приезде Стемпеню, местные музыканты выходили из себя. А музыкантские жены осыпали его градом таких проклятий - не приведи господь!

– Круглый год мучаешься, живешь впроголодь, влезаешь в долги, закладываешь последний скарб, глотаешь собственную слюну, и все ждешь: первого "Элула"[17] будет свадьба в доме богача. И вот изволь-ка радоваться: нелегкая приносит тебе черт знает кого, нечистую силу, дьявола, Стемпеню какого-то, и этот бездельник вырывает у тебя последний кусок хлеба, чтоб его на семьдесят семь кусков разорвало!

Однако подлинных врагов Стемпеню не нажил себе нигде. Он был, что называется, свойский парень. Когда свадебное празднество заканчивалось, он собирал местных музыкантов, задавал обед на славу, не скупясь ни на вина, ни на яства, а на прощанье раздавал гостинцы детишкам музыкантов... Словом, показывал себя с наилучшей стороны.

– Понимаете, - говорили потом меж собой жены музыкантов, - нельзя судить о человеке, пока не узнаешь его поближе.

Особым расположением пользовался Стемпеню у дочерей музыкантов, к которым сватался чуть не в каждом местечке. Немало черных и голубых глаз обворожил он. Когда Стемпеню уверял девушку, что любит ее до безумия, это было доподлинно так: в ту минуту он и в самом деле был влюблен (дочери музыкантов в большинстве на редкость хороши собой). Но едва Стемпеню покидал местечко, любовь его немедленно испарялась, исчезала как дым. А приехав в другое местечко, он снова влюблялся в дочку какого-нибудь музыканта, снова клялся в любви до гробовой доски, целовал следы ее ног, уверял, что без нее ему жизнь не мила, щедро одаривал новую избранницу сердца. Затем прощался, уезжал... и был таков! А в новом месте-снова та же история...

Нельзя сказать, чтобы эти любовные истории всегда оканчивались благополучно... для невесты. Правда, многие девушки так же скоро забывали Стемпеню, как и он их и выходили за других музыкантов. Но были среди них и такие упрямицы, которые, влюбившись в этого повесу, верили ему и ждали, что не сегодня-завтра он приедет в поведет свою избранницу к венцу. Бедные девушки чахли, таяли как свечи. В то самое время, как Стемпеню украдкой целовался в темной комнатушке с дочерью какого-нибудь муэыканта, где-нибудь в другом захолустном местечке одна из бывших невест Стемпеню лежала, уткнувшись лицом в подушку, и оплакивала свою злосчастную долю, сетуя на возлюбленного, который забыл ее, бросил и никогда-никогда не вспомнит о ней.

Чуть ли не в каждом городе, который проезжал Стемпеню, можно было найти такую обездоленную невесту. Но иной раз и на счастье приходит ненастье. Бывает, споткнешься так, что и не поднимешься. Споткнулся и Стемпеню и неожиданно попал в такую беду, какая ему никогда и во сне нe снилась. Пришлось ему, бедняге, жениться, хотя он всегда был ярым противником брачных уз.

XV

Неожиданный брак Стемпеню

Однажды Стемпеню приехал со своим оркестром в Мазеповку и сыграл на трех свадьбах подряд вместе с местными музыкантами. Они настаивали на том, чтобы их приняли в компанию, угрожая в случае отказа переломать ребра знаменитому музыканту. И, несомненно, привели бы в исполнение свою угрозу, если бы Стемпеню, человек по природе покладистый, не согласился играть на всех трех свадьбах совместно с ними на товарищеских началах.

Так как между одной свадьбой и другой был промежуток в несколько дней, то Стемпеню от нечего делать завел знакомство с дочерью Шайки-скрипача - красивой девушкой лет двадцати двух, смуглолицей и пышнотелой. Стемпеню, как всегда, влюбился не на шутку, целовался и миловался, покупал подарки, как заправский жених. А когда наступило время отъезда, смуглолицая девушка (звали ее Фрейдл) потребовала, чтобы он без всяких проволочек с ней обручился, как водится у порядочных людей. Стемпеню, не привыкший к такой решительности, попробовал было отвертеться, лепетал что-то несвязное,-ничего не помогло, хоть что хочешь делай! Фрейдл была, что называется, "казак-девка", и так цепко взяла в руки Стемпеню, что увильнуть ему не удалось, и он вынужден был согласиться на помолвку "в добрый час". Музыканты задали в честь именитого жениха пир на весь мир. Три дня шла гульба в доме Шайки-скрипача, вплоть до того момента, когда любезный жених и уважаемые гости уехали в другое местечко.

Само собой разумеется, что едва Стемпеню выехал из Мазеповки, из памяти его мгновенно улетучились и помолвка, и смуглолицая девушка, и все прочее. Он по-прежнему переезжал из местечка в местечко, играл на свадьбах, всюду заводил любовные интрижки и наслаждался жизнью вовсю... Но вдруг... нет ничего вечного под солнцем. Все - до поры до времени. Пришло и для Стемпеню время держать ответ за грехи прошлого. Великое несчастье обрушилось на него, положило конец его вольной молодости. Послушайте, какая беда с ним стряслась.

Играл он как-то на свадьбе в одном из городишек Малороссии. У него только что завязался роман с очень хорошенькой девушкой, дочерью Герша-флейтиста. Стемпеню уже успел заверить ее, что непременно женится на ней, как вдруг явился вечно заспанный Мехча-барабанщик и, лукаво подмигивая, буркнул в нос:

– Идите-ка, Стемпеню! Там в доме ждет вас какая-то девушка...

– Девушка? Какая девушка?

– Смуглая девушка с зелеными глазами.

Стемпеню вошел в дом и увидел смуглую девушку-дочь Шайки-скрипача, свою нареченную невесту Фрейдл.

– Что ты на меня так смотришь, Стемпеню? Не узнал? Поглядите-ка, как он глазами хлопает, как присматривается! Да ведь это я, Фрейдл, твоя невеста, дочь Шайки-скрипача...

– A? Знаю. Ну, конечно. Кaк жe не знать? Понятно, знаю. Но откуда ты взялась, Фрейдл? И как ты попала сюда?

– Как попала? Очень просто. На собственных ногах притащилась. Едва доискалась. Откуда я взялась? Из дому.

– Вот как! Ну, что же слышно нового? Давно, ты из дому?

– Какие у нас могут быть новости, Стемпеню? Все по-старому. Давно ли я из дому? Да недель шесть, а то и семь. Весь свет исколесила. Куда ни приедем, всюду один ответ: был, да уехал. Еле-еле напали, наконец, на твой след. Ну, как же ты поживаешь, Стемпеню?

– А? Я как поживаю? Ничего... Как мне поживать? Пойдем, Фрейдл, чего мы тут стоим?.. - вдруг оборвал он разговор, заметив, что музыкaнты обступили иx, разглядывая смуглолицую девушку с длинной черной косой и зелеными глазами.