Когда ты рядом - Светлана Талан

— Не за что. Это моя работа, — ответил Виталий Степанович и направился в следующую палату. — Ну, Сергей Максимович, как вы себя чувствуете? — спросил он там и сел рядом с кроватью на стул. Ноги гудели, отказываясь держать не менее уставшее тело.

Сергей был в сознании и понимал, что находится в больнице. Только вспомнив, что произошло, он принялся искать глазами Виталину и, не увидев ее, попытался встать. Но его позвоночник был словно закован и что-то сжимало его как тисками. Первая же попытка пошевелиться вызвала дикую боль. Он застонал и прикрыл глаза. В это время вошел доктор.

— Виталина… Где моя жена? — тихо спросил Сергей.

Виталию Степановичу неоднократно приходилось сообщать родственникам о смерти их близких. И каждый раз сделать это было не менее тяжело, чем впервые.

— Вам нельзя двигаться. У вас трещины в позвоночнике, — оттягивая неприятный момент, сказал Виталий Степанович.

— Что с Витой? — повторил Сергей и с надеждой посмотрел на доктора.

«Он ждет хорошей новости», — подумал Виталий и почувствовал себя палачом, готовым вот-вот опустить топор на голову этого человека.

— Она погибла, — глухо сказал он и отвел взгляд.

Сергей стиснул зубы и застонал. Его жизнь в один миг рухнула, потеряла и свои краски, и весь смысл. Он не скрывал слез, которые текли по щекам, — ему было все равно, что подумает о нем этот молодой доктор и что будет с ним самим. Ему не нужна пустая жизнь, в которой не будет робкой улыбки Виталины и ее преданных, бездонных, огромных глаз.

— Уйдите! — процедил он сквозь зубы. — Я не хочу никого видеть! Я ничего не хочу! Ничего!

Доктор нажал красную кнопку вызова медсестры. Когда прибежала запыхавшаяся Ася, он распорядился:

— Срочно сделайте ему успокоительное и снотворное.

И вышел из палаты, не в силах больше ничем помочь этому большому и сильному мужчине в минуту слабости и отчаяния.

Сергей хотел, но не мог поверить в ужасную новость. Сознание ее просто не воспринимало. Он видел перед собой глаза, которые могли управлять им, просить, приказывать, любить, но не смогли остановить неизбежное. Сергей не справился с чувствами и, не стыдясь и не скрывая слез, плакал впервые за свою взрослую жизнь. Его охватило непреодолимое желание услышать голос Виталины, ощутить прикосновение ее легкой, такой нежной руки. Он, крепкий, сильный, имеющий власть и деньги, оставшись без поддержки маленькой, хрупкой женщины, вдруг почувствовал безысходность, слабость и собственную ничтожность.

Он не сопротивлялся, когда в его руку впилась игла, потом снова. Медсестра сочувственно смотрела на плачущего мужчину и не находила нужных слов. Она поняла, что слова утешения не помогут, что он должен побыть один, выплеснуть свое горе и принять жестокую реальность. Убедившись, что большая доза успокоительного и снотворного начала действовать и глухие рыдания, вырывавшиеся из груди мужчины, переходят в тихий стон, она тихонько, на цыпочках вышла из палаты, оставив Сергея наедине с горем.

«А все-таки Иван Иванович был прав, — думала она, идя по коридору, — когда ругал меня за каблуки, которые стучат при каждом шаге. Иногда надо уйти бесшумно и незаметно».

Виталий Степанович зашел в женскую палату, где было несколько больных. «Похоже, меньше всех пострадала эта девушка, медсестра», — подумал он, подходя к Даше, которая с пластырем на лбу и забинтованными руками лежала на постели с книгой в руках.

— Как чувствует себя наша героиня? — улыбнулся Виталий Степанович.

Щеки Даши мгновенно полыхнули румянцем, и она, почувствовав это, испытала еще бо´льшую неловкость и опустила глаза, спрятав их за длинными ресницами.

— Тоже мне, — ответила она, — нашли героиню.

Виталий Степанович посмотрел на смутившуюся девушку и переспросил:

— Так все-таки, как вы себя чувствуете?

— Нормально. Что со мной может быть? Я вот о чем хотела спросить. Женщина умерла еще до приезда врачей, это я знаю. Парню я пыталась помочь, но, кажется, травмы не оставили ему шанса. Он тоже умер?

— Да, два трупа, но там действительно были травмы, несовместимые с жизнью. А вы молодец. Говорят, вы боролись за их жизнь до последнего.

— По крайней мере, пыталась. А остальные как? Как ребенок?

— У ребенка черепно-мозговая травма. Сейчас он в реанимации, но его жизни уже ничто не угрожает. Вы совершили чудо, выхватывая этих людей прямо из лап смерти. Им теперь нужно всю жизнь молиться за ваше здоровье и праздновать два дня рождения.

— А как мужчина, у которого, похоже, был поврежден позвоночник?

— Он тоже вам обязан. У него трещины в позвоночнике. Если бы кто-то поднял его и посадил или сам он в горячке поднялся, то остался бы инвалидом на всю жизнь. Вы правильно сделали, что уложили его и не позволяли двигаться.

— Мне помогали люди с базарчика. Сама бы я с ним не справилась — очень большой, сильный и тяжелый. С ним была молодая женщина…

— Его жена.

— Жаль, что она не выжила.

— Конечно.

— А мужчины, которые были зажаты в кабине? Как они?

— Нормальные послеоперационные больные. Вам осталось спросить, как ваш жених, — сказал доктор и внезапно почувствовал укол ревности.

Даша опустила глаза и тихо спросила:

— С ним, надеюсь, все нормально?

— Загипсован и прикован к постели, но только на время. До вашей свадьбы будет здоров полностью и станцует чечетку.

— Какую чечетку? — засмеялась Даша. — Это он уже насочинял. Леша родился медведем, а они, как известно, не умеют танцевать.

— Не скажите. У цыган они пляшут.

— Как пляшут? — спросила Даша и подняла на доктора синие, словно глубокие озера, глаза.

— На задних лапах, как еще!

— Как мой Леша?

Даша опять засмеялась. Виталию Степановичу было приятно слышать звонкий, искренний смех и смотреть на маленькие ямочки на ее щеках. Он понял, почему Алексей с такой гордостью говорил о предстоящей свадьбе с этой девушкой. С ней было легко и просто. Не надо подбирать какие-то особые слова, притворяться и делать красивые жесты. В ней удивительно сочетались и детская застенчивость, и робость, и женственность, и неброская красота. Даже слипшиеся, перепачканные грязью и кровью волосы, заклеенный пластырем лоб и усталость ее не портили, а делали еще естественнее и приятнее.

«Если бы я встретил такую девушку…» — промелькнуло в голове Виталия Степановича, и он тяжело вздохнул.

— У вас усталый вид, доктор, — серьезно сказала Даша.

— А что поделаешь? Иногда бывают спокойные смены, а другой раз… Ваш парень гордится вами и любит вас.

— Правда? — Даша посмотрела на доктора доверчиво, словно ребенок, и ее щеки в который уже раз залила краска.

— Он спрашивал о вас.

— Как вы думаете, шрам останется большой? — Даша легонько притронулась кончиками пальцев к пластырю. — Шрамы на руке меня не так беспокоят, а вот на лице…

— Красоту ничем не испортишь, — пошутил Виталий Степанович.

— Доктор, а когда я смогу уйти домой?

— Хочется домой?

— Ужасно хочется!

— Завтра посмотрим. Если будет все нормально, можете долечиваться дома.

— Это хорошо, — улыбнулась Даша.

— Если что-то понадобится, обращайтесь.

— Спасибо.

Виталий Степанович, шаркая шлепанцами, вернулся в кабинет. У него еще хватило сил, чтобы набрать воды в чайник и включить его.

— Традиция есть традиция, — пробурчал он себе под нос, взглянув на часы.

С минуты на минуту должен был прийти Иван Иванович. Он тяжело опустился в глубокое кресло, вытянул уставшие ноги и прикрыл глаза.

— Приветствую тебя, коллега, — вывел его из дремоты знакомый голос.

— Добрый вечер, Иван Иванович, — подхватился с кресла Виталий, протягивая руку.

— Слышал, слышал, что здесь творилось.

— Уже?

— Да, девочки из приемного покоя еле на ногах держатся. Они мне вкратце рассказали об аварии. Ну, давай докладывай. Только учти, что сегодня, в нарушение традиции, я буду разливать чай и даже накормлю тебя домашними пирожками.

— А кто их напек?

— Соседка, что за матерью ухаживает, — ответил Иван Иванович и выложил на тарелку большие, пышные, аппетитные пирожки с румяной корочкой. Виталий проглотил слюну, только сейчас вспомнив, что уже сутки ничего не ел.

Выслушав рассказ молодого доктора, Иван Иванович подумал: «Вот теперь мне уже точно можно уходить на пенсию и покупать хорошую удочку».

Часть II

Глава 9

Даша вызвала такси, чтобы добраться из больницы домой. Раньше она никогда бы не позволила себе такую роскошь, как ехать на машине из Кременчуга до Днепропетровска, но сейчас ей было стыдно в таком виде даже садиться в такси. Платье изорвано в клочья и с пятнами засохшей крови, волосы растрепанные, испачканные и слипшиеся, на лбу — пластырь, на руках — бинты.