Воин Скорпиона (сборник) - Кеннет Балмер

— А теперь, Дрей, когда пилюля растворится и ее генетические составляющие обоснуются в твоем мозгу, ты обретешь понимание главного языка Крегена, как устного, так и письменного.

Для меня, простого моряка конца восемнадцатого века, это было волшебством. Я ничего не знал о генетическом коде, ДНК и других нуклеиновых кислотах, о том, как они могут усваиваться мозгом вместе с несомой ими информацией. Я проглотил пилюлю и принял к сведению, что меня могут ждать и другие чудеса.

Что же касается того, что в мире есть много языков, то это естественно, и прочее было бы глупой мечтой. Здесь, на Земле, мы почти пришли к обладанию общим языком, на котором могли разговаривать и понимать от самых дальних западных берегов Ирландии до восточных границ с Турцией. Таким языком являлась латынь. Но она исчезла с подъемом национализма и местных диалектов.

Галера мягко качнулась под нами, и Масперо вскочил на ноги.

— Мы причалили! — весело воскликнул он. — Теперь ты должен посмотреть Афразою — город савантов!

Глава 4

КРЕЩЕНИЕ

Мне теперь кажется, что нет иного способа описать этот город. Не раз я гадал: может быть, я и впрямь умер и попал на небеса. Сколько впечатлений, сколько чудесных прозрений, сколько красоты! Ниже по реке широкие хоррасы садов, молочных ферм и открытых выпасов в изобилии снабжали продуктами город. Повсюду пылали цвета, пронзительно яркий свет, и при этом имелось множество тенистых местечек для отдыха, покоя и медитации. Все жители Афразои отличались добротой и внимательностью. Это были веселые, мягкие и симпатичные люди, полные всех благородных чувств, о которых на нашей старушке Земле столь много говорят и которые так часто игнорируют в повседневной жизни.

Я, естественно, искал ложку дегтя в бочке меда, мрачную, тайную правду об этих людях, раскрывающую, что они обманщики, город лицемеров. Я искал подозреваемую мной принужденность и никак не мог найти. Со всей честностью и трезвой правдивостью я считаю, что если когда и существовал рай среди смертных, то находился он в городе савантов, Афразое, на планете Креген под алым и изумрудным солнцами Антареса.

Из всех открывавшихся мне каждый день чудес одно из самых величайших встретилось мне в первый же день, когда Масперо привел меня в растущий из озера город.

Мы покинули галеру и сошли на увешанный гирляндами цветов гранитный причал. Здесь толпилось много смеющихся и болтающих людей, и когда мы проходили к высокому купольному арочному входу, они весело кричали:

— Лахал, Масперо! Лахал, Дрей Прескот!

И я понимал, что «Лахал» — слово приветствия, слово товарищества. А когда лингвистическая пилюля полностью растворилась во мне и ее генетические составляющие нашли себе место у меня в мозгу, я понял также, что слово «Лахал», произносимое на валлийский лад, являлось приветствием для незнакомых людей, словом более формально-вежливым.

Растягивая губы, носящие непривлекательный изгиб суровости, в непривычной для себя гримасе улыбки, я поднял руку и ответил тем же приветствием.

— Лахал, — произнес я, следуя за Масперо.

Вход вел внутрь одного из громадных стволов. Покинув Землю в год Трафальгарской битвы, я не был подготовлен к тому, что комната, где я оказался, быстро поехала вверх, заставив меня согнуть колени.

Масперо хохотнул.

— Сглотни пару раз, Дрей.

На несколько мгновений заложило уши, потом слух восстановился. Теперь нет необходимости описывать лифты и подъемники. Но для меня они, надо сказать, были еще одним чудом этого города.

Во время пребывания в Афразое я невольно занимался поисками диссонансной ноты, червоточины в яблоке, которую подозревал и которую страшился найти. На Земле существовали способы принуждения, привычные и понятные для меня. Отряды вербовщиков сваливали свой человеческий груз на корабли-получатели, а с этих калош завербованные отправлялись на борт военных судов, несчастные, страдающие от морской болезни, испуганные, озлобленные. Плетка укротит их, приучит к дисциплине — наравне с теми, кто был принудительно завербован Билли Питтом.[8] Дисциплина была открытой и понятной, голой жизненной реальностью, необходимым злом. Здесь же я подозревал силы, действующие в темноте, подальше от глаз честных людей.

Впоследствии я увидел и изучил много систем контроля. На Крегене я встречал такие способы восстановления дисциплины и порядка, по сравнению с которыми все пресловутые индоктринации с промыванием мозгов в политических империях Земли кажутся нотациями седовласой учительницы в школе для девочек.

Когда подъемник остановился и дверь открылась, я подпрыгнул. Я понятия не имел ни о фотоэлементах, ни об их применении в самооткрывающихся дверях. Правда, по какому-то капризу моей памяти я знал среди прочего, что существует такая штука — то ли субстанция, то ли жидкость, то ли не знаю что, да и никто другой тогда тоже не знал — vis electrica,[9] названная английским врачом Гильбертом. Слово происходило от древнегреческого electron — янтарь. Я также знал, что Хоксби[10] научился вызывать искры, и слышал о Вольта и Гальвани.

Я вышел на свежий душистый воздух. Вокруг раскинулся город. Город! Увидев такое зрелище, ни один человек никогда не смог бы его забыть. К небу поднималось множество высоких стволов — я обнаружил, что называю их древесными, но эта форма растительной жизни была наверняка древней, чем деревья. С макушек свисали воздушные побеги. Признаться, у меня возникла тогда постыдная мысль, ибо с виду эти болтающиеся линьки слегка походили на кошку-девятихвостку, когда она поднята в руке боцмана. Выход на огражденной площадке перед нами вел в никуда. Масперо уверенно двинулся вперед и коснулся одной из множества цветных кнопок на столике с начертанным на нем названием «Южный проход. Десять». Платформа — достаточно большая, чтобы вместить четверых человек — подлетела к нам и прикрепилась к выходу с площадки. Я заметил линь, тянущийся от дуги в центре воздушной платформы вверх, — и догадался, что на самом деле линь был усиком огромного растения. Масперо вежливо пригласил меня на борт. Я ступил на платформу и почувствовал упругость, когда линь напрягся под моим весом. Масперо прыгнул за мной, и мы сразу полетели вниз, набирая ускорение, словно ребенок, сидящий на качелях.

Мы летели в воздухе, проносясь между высоких стволов и наростов домов на них. Я увидел множество людей, также раскачивающихся во всех направлениях. Масперо уселся так, чтобы его голова была ниже прозрачного лобового экрана, и мог разговаривать со мной. Я стоял, позволяя ветру свистеть в ушах и развевать мне волосы, точно гриву.