Риск эгоистического свойства - Татьяна Алюшина

Зато кухня, ванная, туалет были обследованы на предмет выявления грязи, мусора, крошек на поверхностях и иного непотребства.

Ничего вышеперечисленного не выявившая проверка закончилась в прихожей прощанием с инспектирующей дамой.

– Молодец, девочка, все у тебя чисто и в порядке. Закрой за мной дверь на все замки, я постою, послушаю, как закрываешь, и ложись спать.

Форма проверки утвердилась ритуалом и повторялась каждый вечер в течение всего месяца.

Каждое утро Катька встречалась с Евгенией Ивановной у подъезда, когда выходила на «прогулочные» два часа, соседские бабульки компанией уже сидели на скамейке – это в семь сорок пять-то утра! Катька вышколенно здоровалась, бабульки отвечали, на этом общение заканчивалось.

В те приснопамятные времена, все еще советские, но уже перестроечные, центр Москвы, в котором они жили, хоть и считался престижным, но далеко не весь и не с таким ажиотажем, как нынче. Вот к такому «не весь» их дом и относился.

То есть дом-то сам по себе был старинный, в четыре этажа, с высокими потолками и внушительными метражами как комнат, так и кухонь-коридоров, но проживала в нем совершенно разношерстная по социальному статусу публика.

От академика в первом подъезде, семья которого занимала весь верхний этаж, то есть две квартиры, с подъезжающей за ним каждое утро черной «Волгой» и личным автомобилем «Жигули» в гараже. До слесаря завода «Серп и молот» во втором подъезде, неизвестно какими судьбами поселившегося в центре, а также двух семей вечно дерущихся алкоголиков.

Ну, они тоже где-то и кем-то работали, ибо в те времена не работать не удавалось, но их основной статус определялся употреблением алкогольных напитков, их количеством и последствиями для окружающих производимого на организм действия.

А так как рыбак рыбака… то обе семьи обитали во втором, среднем подъезде, к горю трезвых соседей.

В их третьем подъезде стояла тишь и благость. По большей части оттого, что народ проживал мирный, работящий, но далеко не последнюю роль играл страх перед Ксенией Петровной Александровой, некогда бывшей партийной начальницей, сохранившей и на заслуженном отдыхе связи и хватку в разговоре с чиновниками любого уровня. Перед ней даже участковый стоял навытяжку.

Так что заявление в виде угрозы, что она отправит внучку в интернат при живых родителях, не лишенных родительских прав, отнюдь не были голословными, это Катька уяснила в первые полгода совместного проживания.

Впрочем, не только жильцы их подъезда, а весь дом трепетал перед Ксенией Петровной, боясь до дрожи и уважая до спертости дыхания, и шли к ней на поклон с просьбами помочь в чиновничьих разборках, когда подпадали под таковые.

Товарищ Александрова выслушивала, придирчиво изучала документы и бралась помочь – «королевство ей было маловато!», а повоевать по привычке хотелось. Не всем и не всегда, правда, помогала, но если бралась, выигрывала любые дела.

Единственное, с чем ей не удалось справиться, так это выселение из дома потомственных алкоголиков. А вот не заладилось что-то в верхах, у алкоголиков обнаружились свои родственные связи в администрациях, и Ксении Петровне, как ни просили ее жители дома, пришлось отступиться.

Впрочем, ее это мало касалось, ей рядом с ними жить не приходилось.

Разумеется, что дети из этих семей стремительно шли по стопам родителей, являя собой самых отъявленных хулиганов в районе в компании с отпрысками таких же родителей из соседних домов.

Вот на одного из них Катерина и наткнулась в подъезде, возвращаясь с вечерней «прогулки».

Она теперь стала уходить со двора не в девять вечера, а на полчаса раньше, чтобы успеть перед вечерней проверкой навести идеальный порядок. Специально с собой маленький будильничек брала, не забывая его заводить каждый день.

На площадке между третьим и ее, последним, четвертым этажами возле батареи, свернувшись калачиком, лежал мальчишка. Рубашка на нем была порвана в нескольких местах и заляпана какими-то красными пятнами.

Катерина и не испугалась вовсе, присела возле него на корточки и потрясла за плечо.

– Ты чего? – спросила она мальчишку.

Он резко дернул плечом, сбрасывая ее руку, застонал сквозь зубы от сделанного движения и зло, грубо ответил:

– Не трогай меня! Отойди! – И тихо, самому себе, уговаривая, что ли: – Мне только отлежаться, отлежаться… у меня там нельзя, там отец найдет…

Катька не отошла и не отстала, она быстро соображала, что сейчас, вот совсем скоро Евгения Ивановна поднимется по лестнице, направляясь с проверкой в их квартиру, и наткнется на мальчишку. Конечно, она прогонит его из подъезда, или милицию вызовет, или «детскую комнату милиции», о которой подробно, старательно и часто рассказывала бабушка.

Катерина снова тряхнула его за плечо:

– Нельзя тебе здесь лежать, прогонят!

– Мне бы в подвал… на свое место, – не поворачиваясь и не меняя позы, ответил он, – да не доберусь я… там спускаться нужно. Сюда еле дополз, через черную дверь.

– Ты же смог почти на четвертый этаж подняться? – удивилась Катька непоследовательности размышлений.

– Наверх ползти легко. На первом, втором нельзя, там в глазок чуть что смотрят, на третьем эта «подписка» Евгения живет, на четвертый тоже нельзя, там стерва Александрова, но она вроде как уехала.

Столь длинная речь далась ему с трудом, это Катька поняла.

– Уехала, – подтвердила Катерина и даже кивнула, хоть он и не мог видеть ее кивков. – Но Евгения каждый вечер проверяет квартиру, сейчас, совсем скоро пойдет! Вставай, тебе надо уходить! – И затрясла его за плечо со всей силы.

– Да не тряси ты меня! – прикрикнул он. – Не могу я встать! А в ментовку мне нельзя!

Он втянул в себя воздух с хрипом и сипением, как в порванный футбольный мяч.

– Что же нам делать? – спросила озадаченно Катька.

– Тебе ничего! Вали отсюда! Сам разберусь!

– Как ты разберешься, если ты встать не можешь? – уточнила любопытная девочка Катя.

– Слушай, иди на хрен! Отстань от меня!

Ни на какой такой загадочный «хрен» Катерина не пошла, а приняла решение иного рода. Странное, непонятно как пробившееся через полную затюканность и безропотную подчиненность.

Первое и самое главное решение в ее жизни, раз и навсегда изменившее всю эту самую ее жизнь, изменившее ее саму, раскрыв настоящую, спрятанную до поры под замком страхов Катерину Воронцову!

Откуда что взялось?!

– Ты сможешь еще по лестнице подняться? Всего пол-этажа? – спросила девочка Катя.

Он медленно, экономя силы и сдерживая боль, повернул голову и посмотрел на нее.

Катька аж пискнула, рассмотрев мальчика – его так сильно избили, что на лице не было живого места, нет, может, оно и было, но все залила уже подсыхающая кровь, только яркие-преяркие голубые глаза зло смотрели на Катьку в упор.