Португальская колониальная империя. 1415—1974. - Анатолий Хазанов

А.М. Хазанов

ПОРТУГАЛЬСКАЯ КОЛОНИАЛЬНАЯ ИМПЕРИЯ

1415—1974

Часть I.

Создание португальской колониальной империи (XV — XVII вв.)

Ранняя заморская экспансия Португалии

История Португалии как самостоятельного государства началась в 1095 г., в эпоху Реконкисты (изгнания завоевателей-арабов с Пиренейского полуострова). Обожженная каменистая земля давала немного, но и за нее нужно было воевать с маврами (арабами). Сменяли друг друга поколения, но изнурительная война с маврами продолжалась. История дает нам немало примеров выживания сильнейших, и один из лучших из них — пятисотлетняя история борьбы маленького пассионарного народа Португалии против арабских завоевателей. В этих войнах сложился характер фидалгу — мелкопоместных дворян, профессиональных воинов, смелых, жестких и фанатичных. В этих войнах окрепла королевская власть, опиравшаяся на купечество приморских городов Лиссабона и Порту и на фидалгу. С помощью этих союзников она сумела сломить сопротивление строптивых и заносчивых крупных феодалов и подчинить себе католическое духовенство. В результате в Португалии значительно раньше, чем в соседней Испании, возникло феодальное монархическое государство и завершилась Реконкиста. Португалия избавилась от арабских завоевателей в 1249 г., а Испания — аж в 1492 г.! Вот почему в испанском языке 4000 арабских слов (четверть всего словаря), а в португальском их почти нет.

После изгнания мавров король Португалии стал неограниченным полновластным правителем страны. Фидалгу нуждались в могущественном покровителе, в сильной руке, беспощадно карающей мечтающих о независимости крупных феодалов. Вот почему они стали надежной опорой сильной королевской власти.

Вытянутая узкой длинной полоской вдоль побережья Атлантического океана, находившаяся в стороне от тогдашних сложных международных конфликтов, Португалия развивалась быстрее других государств и уже в XV в. превратилась в торговую страну с большим морским флотом.

Фундамент морского могущества Португалии заложил человек, не совершивший в своей жизни ни одного дальнего плавания, но вошедший в историю под именем Генриха Мореплавателя. Настоящее его имя — Энрики.

Генрих Мореплаватель родился 4 марта 1394 г. Он был третьим сыном Жуана I, а значит, говоря сегодняшним языком, ему ничего не светит. Он бы мог подобно своему брату Педру странствовать от двора ко двору, но он отверг все предложения Англии, Италии и Германии и предпочел жизнь кабинетного ученого и менеджера навигационного бизнеса, все более и более удаляясь от мира известного, чтобы открывать мир неведомый. В молодости он отличился в войне с арабами, проявив недюжинную храбрость на поле брани. Однако принца Энрики не привлекала полководческая слава. Свое будущее он связал с морем. Он гениально предугадал, что именно море принесет Португалии небывалое величие, богатство и славу в веках. Принц Энрики разжег страсть португальцев к морским путешествиям и превратил ее в навигационный и колонизационный гений.

Как писал его биограф Ч. Бизли, «Генрих Мореплаватель привил соотечественникам дух древних скандинавских странников, неутомимую жажду новых знаний, новых приключений, новых красок и мелодий — всего, что побудило их к путешествиям и исследованиям XV и XVI вв. — исследованиям, охватившим половину земной поверхности и увенчавшимся открытием новых континентов на западе и на востоке и великих морских путей вокруг земного шара»{1}. Ведь именно поэтому на карте мира поразительно много португальских топонимов!

Дон Энрики стал в 1420 г. великим магистром ордена Христа — полувоенной, полумонашеской организации. На средства ордена принц построил резиденцию на мысе Сан-Висенти, подальше от столичной суеты, построил обсерваторию и кораблестроительную верфь и мореходную школу в Сагрише. Затем энергичный и любознательный принц начал посылать экспедицию за экспедицией, чтобы больше узнать о том, «что же спрятано от человеческих глаз в Южном море».

По сообщению хрониста Зурары, Энрики ставил при этом перед моряками пять главных целей: исследовать неизвестные страны, лежащие за мысом Бохадор (на западном побережье Африки); установить торговые связи с христианскими народами, если таковые будут обнаружены; определить степень и масштабы магометанского влияния; найти христианских союзников для борьбы против мавров; обратить туземцев в христианскую веру{2}.

Зурара, разумеется, скромно умалчивает о том, что главная цель Энрики заключалась не столько в том, чтобы завладеть душами новообращенных туземцев, сколько в том, чтобы завладеть золотом, слоновой костью и пряностями, которые были главным предметом вожделений «благочестивого» инфанта.

Дело в том, что в это время Европа была полна слухами о фантастических богатствах Востока, о молочных реках и кисельных берегах, о странах, изобилующих золотом, слоновой костью, пряностями и рабами, о сказочном острове Бразил, где растут драгоценные деревья и где гигантские муравьи перетаскивают золотые слитки, о царстве загадочного христианского правителя — «пресвитера Иоанна» в Африке, который поможет своим братьям по вере в войне с маврами.

Неведомый Европе мир начинался сразу за Гибралтарским проливом. Первым препятствием на пути завоевания этого мира было Марокко.

Королевский двор в Лиссабоне не без оснований полагал, что если Португалия сумеет создать плацдарм в Марокко раньше, чем это успеет сделать Кастилия, то будущие завоевания превратят обширные мусульманские земли на Востоке в португальские, а не в кастильские владения.

И вот, 25 июня 1415 г., уступая нажиму со стороны сидевших без дела и изнывавших от скуки после завершения Реконкисты воинственных фидалгу и стремившихся к захвату новых рынков купцов, король Жуан I (1357—1433) отправляет большой флот для захвата марокканского порта Сеута. Во главе флота он ставит принца Энрики. Принц, которому тогда было 20 лет, поражал всех своей энергией и выдающимися способностями.

12 августа флот подошел к Сеуте. Среди жителей города возникла ужасная паника. Они стали спешно запирать ворота, укреплять крепостные стены и послали гонцов в соседние города, прося о помощи. Но помощь не пришла.

21 августа португальцы штурмом овладели Сеутой. «Разграбление города было потрясающим зрелищем, — пишет историк О. Мартинш. — Как центр торговли с Индией Сеута превосходила Венецию, а та — Лиссабон. Улицы Сеуты напоминали ярмарку. Солдаты с арбалетами, деревенские парни, вывезенные из гор Тражуш-Монтиш и Бейры, понятия не имели о ценности тех вещей, которые они уничтожали. В своем варварском практицизме они алчно жаждали лишь золота и серебра. Они рыскали по домам, спускались в колодцы, ломали, преследовали, убивали, и все из-за жажды обладания золотом. Они опорожняли винные погреба и магазины, опустошая все. Улицы были набиты мебелью, тканями и усыпаны корицей и перцем, сыпавшимся из сваленных в кучу мешков, которые солдатня разрубала, чтобы посмотреть, не спрятано ли там золото или серебро, драгоценности, перстни, серьги, браслеты и другие украшения, а если на ком-нибудь их видели, часто вырывали их вместе с ушами и пальцами несчастных… Всю ночь вокруг Сеуты были слышны стоны и скорбные крики матерей и детей»{3}.

Кровавая трагедия в Сеуте положила начало величайшей трагедии в истории народов Африки, Азии и Америки. Началась страшная эпоха колониальной экспансии европейских держав.

Жуан I до конца своей жизни больше не решался предпринимать новые попытки расширить свои завоевания в Марокко, сосредоточив усилия на том, чтобы укрепиться в Сеуте. Но один из его сыновей, тщеславный и энергичный принц Энрики, получивший от взятых в Сеуте пленных сведения о богатстве тропической Африки и о легендарном царстве «пресвитера Иоанна», становится фанатичным проповедником идеи продолжения экспансии в Марокко. Одержимый этой идеей, отметая все возражения, принц стремится к единственной цели — новой экспедиции в Марокко. Даже в своих инициалах (i.D.A.) принц увидел божественное предназначение, расшифровывая их словами «Idaa Africa» — «отъезд в Африку».

Однако все мольбы сына о новой экспедиции разбивались о непоколебимую скалу отказа его упрямого отца. Смерть Жуана I (1433) и вступление на престол его честолюбивого сына Дуарти I (1433—1438) пробудили надежды Энрики. Но все его аргументы вновь разбиваются о глухую стену скептицизма осторожного брата, которого поддерживает младший брат Педру.

«Предположим, — говорил Дуарти I, — что вы захватите Танжер, Алькасерсегир, Арсилу. Хотел бы я знать, что вы с ними будете делать? Заселить их, имея такое бедное людьми королевство, как наше, невозможно. Если вы захотите уподобиться тому, кто меняет хороший плащ на плохой капюшон, то вы наверняка потеряете Португалию и не приобретете Африку». «Можно себе представить, — пишет О. Мартинш, — отчаяние дона Энрики перед этим пассивным сопротивлением. К отцу он питал большое уважение и принимал в расчет его возраст, который давал ему великую надежду на скорые перемены. Но теперь! И это в самом начале нового царствования! Получить отказ от брата, о слабоволии которого знали все! Такое ослепление и упрямство выводили его из себя. Королевство бедное и маленькое? Так он как раз и хочет превратить его в большое и богатое!»{4}