Яма - Егор Уланов
- Категория: Проза / Русская классическая проза
- Название: Яма
- Автор: Егор Уланов
- Возрастные ограничения: (18+) Внимание! Аудиокнига может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту для удаления материала.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Егор Уланов
Яма
Посредине улицы с названием Крайняя была большая и глубокая яма. Никто уже не помнил, как она родилась, и что послужило причиной её рождения; все местные воспринимали её как факт. Яма была широка в плечах, словно упавший титан, и могла вместить в себе целый легковой автомобиль. Края у неё были острые, а дно не ровное, уходящее прямо до рыхлой почвы.
Утро начиналось с упоительного роптания старика Васильева, дом которого находился прямо перед ней. Хозяин возмущался глупостью дорожных рабочих и жадностью чиновников, указывая на дорожный провал. Яма тем временем с радостью смотрела на солнце, и то, в свою очередь, как будто тоже с радостью, отвечало яме, говоря, что, мол, даже и на солнце кто-то сегодня ругается, и что ей не следует брать слова старика на свой счёт. Вообще, яма не обижалась на Васильева. Она была не обидчивая.
Не обижалась яма и на семью Потаповых: отца, мать и трёх ребятишек. По утрам они садились в свой джип и подолгу выезжали со двора, стараясь объехать яму. Они не здоровались, воротили нос от своей нежеланной соседки, в то время как сама яма всячески стремилась засвидетельствовать Потаповым своё почтение, тряхнув джип хотя бы острым краем асфальта.
Улица Крайняя уходила вдаль, на ней стояло много одноэтажных домов, а вдали виднелся перекресток и разъезд на другие улицы, которым и пользовались все жильцы. Так как дорога была узкой, никто не мог объехать яму, и всем приходилось хоть двумя колёсами, но проезжать по ней. Поэтому на Крайнюю редко заезжали посторонние.
Весной и осенью яму наполняла вода, и в неё попадались не местные, которые не знали о настоящей её глубине. Зимой в яме намерзал снег и можно было худо-бедно проехать. Но каждый в окрестностях хулил бедное создание и винил его чуть-ли не во всех бедах своих.
Как-то раз местный пьяница Герасим шёл с очередного разгула и ввиду своего нетрезвого состояния со всего размаху угодил прямо в яму. Покрыв её отборным ругательством, он ещё долго лежал без движения. Потом тщательно двигал рукой, пытаясь встать, и неожиданно нащупал бумажку, которая оказалась тысячей рублей, принесенной откуда-то попутным ветром.
Герасим поблагодарил яму, отряхнулся, вылез из неё, и пошёл продолжать кутёж. А яма осталась на месте, довольная собой. Долго ещё она вспоминала благодарственную речь пьяницы. И денег ей было совсем не жаль. Она была щедрая.
Этому, на первый взгляд, грубому созданию – дорожному безобразию – как его называли местные, нравилась жизнь. Яма любила весну: когда вокруг пахло черёмухой, летали бабочки и жуки. Она с умилением наблюдала за трудолюбивыми муравьями, обустроившими свой дом на обочине дороги. Её радовал тёплый дождик, наполнявший свойственную всем ямам пустоту. И уж тем более ей нравились люди.
Как только ей попадался какой-нибудь странник на дороге, она тут же хватала колесо или даже борт машины и принималась крепко обнимать его, словно старого приятеля. Случалось и так, что кто-то, например, после дождя, угождал в яму целиком, и уже не мог самостоятельно выбраться. Тогда вызывали эвакуатор. А это было уже целым событием в жизни ямы. Она болтала без устали, расспрашивала всех о жизни, делах, и о том мире, что скрывается за перекрестком.
Бывало, мимо неё, в объезд по улице, проносился свадебный кортеж, тогда яма и вовсе не выдерживала и желала новобрачным счастья, любви и долгих лет. Потом долго смотрела на небо, стараясь не заплакать от радости за молодожён.
Иногда, конечно, яма недоумевала: «Почему люди так не любят и сторонятся меня?». Но потом успокаивалась, думая, что если бы и вправду не любили, то давно бы заделали. Тут ей приходила уже светлая, наполняющая желанием жить, мысль. Что она, яма, нужна людям, чтобы они стали добрее друг к другу, чтобы пороптав на неё, на рабочих и чиновников, каждый отвёл душу в стенаниях: потерял желание ссориться с ближними, обрёл смирение и любовь. Это наполняло мир смыслом. Ведь даже у ямы была высшая цель. Потому-то она легко сносила все укоры в свой адрес и только любовалась миром, не обращая внимания на зло.
Однажды на Крайней даже снимали сюжет для новостей, предметом которого как раз и была наша героиня. Жители улицы поочередно давали интервью на фоне ямы, говоря про неё различные гадости. А та, тем временем, улыбалась во всю свою широкую улыбку и радовалась, что о ней скоро узнает весь огромный мир.
Сюжет вышел. Вся улица неустанно обсуждала, а яма с жадностью хватала сыплющиеся ото всюду подробности репортажа, ведь своего телевизора у неё не было. Ей нравилось, что журналисты называли её огромной – это придавало какую-то особую значимость, некий статус. Казалось, что она теперь важнее старика Васильева, семьи Потаповых, да и всех остальных жителей Крайней.
«Что же сейчас начнётся? – Думала яма, – может, со всех сторон налетят зеваки? А может чиновники приедут гурьбой, будут стоять надо мной, чесать затылки и думать, как бы со мной совладать?».
Но ничего не произошло. Никто не приехал. Улица так и жила. Сначала все её обитатели, включая яму, надеялись на что-то, потом грустили, а затем и вовсе забыли о злосчастном сюжете. Словно миг пролетели два года. Приходила осень и наполняла яму желтыми листьями. Приходила зима, закидывала яму снегом. Весна топила снег, обращая его водой. А лето сушило воду.
И вот, одной золотой осенью, липы охапками меди плевались в ещё тёплый, знойный воздух. Огородники убирали участки, думая о том, как бы поскорее разделаться с этой злосчастной картошкой. Жильцы квартир с тоской глядели из окон на улицу, чувствуя острую потребность иметь свой участок земли, чтобы высаживать на нём эту самую картошку. А яма беззаботно наблюдала за облаками, видя в проплывающем сгустке пара толи дракона, толи изогнутый гвоздь.
По всей улице висели синие плакаты с одним и тем же лицом. Ветер трепал их, словно стремился сорвать. Тёплая свежесть последних солнечных дней струилась меж деревянных столбов электропередач. По крышам одноэтажных домов скользили розовые лучи. Яме нравилось это провинциальное спокойствие. Нравилась свежесть. И вечер разжигал в небе яркий закат. Но неожиданно на улицу въехала странная машина, из которой вышли несколько человек в одинаковых футболках и начали скандировать.
Яма пребывала в недоумении: было как-то жаль, что столь прелестный вечер был испорчен какими-то грубиянами. Самый главный из них, кстати, достал громкоговоритель и с его помощью распространил своё шепелявое бормотание на всю улицу.
Начали открываться калитки, из дворов показались все жильцы Крайней.
– Чего орёте! – недовольным тоном поинтересовался старик Васильев.
– Так ведь выборы скоро, товарищи… – отвечал с натужной искренностью мужчина с громкоговорителем. – Наш депутат позаботиться