Тысячи людей ждут… - Ян Вайсс

Ян Вайсс

Тысячи людей ждут…

Он. Дорогая, что мы будем делать сегодня вечером? Убивать время или беречь его, заполнять или тратить?

Она. А почему тебя это беспокоит, мой милый? Ведь, наверное, по таким вопросам существует консультант, он посоветует…

Он. Ты имеешь в виду Кира Мордобия? Вероятно, у тебя в памяти осталось его объявление: «Вы не знаете, что делать с временем? Приходите ко мне: я пожеланию сокращаю или продлеваю время…»

Она. В таком случае пошли к нему. Пусть он поломает голову за нас.

Он. Господин Мордобий — за то, чтобы коротать время любой ценой. Он считает, что каждый должен развлекаться так, как хочет, но есть и другие точки зрения, согласно которым время, потраченное впустую, способствует моральной деградации человека. Я вдруг вспомнил знаешь кого? Помнишь темнокожего человека с лицом аскета, которого мы встретили, когда бродили по Лунапарку? Даже не знаю, откуда он взялся. Появился неожиданно, не сверху, а скорее снизу, из-под земли…

Она. Все, все, вспомнила, кого ты имеешь в виду. Такой гладкий, острый подбородок и очень нравоучительный тон.

Он. Да, и он спросил, как мы проводим свободное время. Он был таким навязчивым, что у меня закралось подозрение, не замышляет ли чего этот тип. Я подумал, не инспектор ли он по свободному времени…

Она. Он ещё дал тебе прикурить, хотя сам не курит, а носит с собой зажигалку, чтобы при случае услужить другому…

Он. Его интересовало, как я, работающий на автоматической линии, где не надо ни думать, ни прилагать физических усилий, провожу свободное время. Я обманул его, сказав, что во время работы изучаю санскрит. Он на это с умным видом ответил, что в наши дни личность может развиваться не только в часы отдыха, но и во время трудового процесса; человек учится, а машины работают сами…

Она. Но я хочу развлекаться, а не развиваться. Ну как, пойдём к Мордобию?

Он. Я — за то, чтобы проконсультироваться у самого себя.

Она. Мне хочется пойти туда, где мы ещё ни разу не были. Чтобы увидеть это в первый раз. Ведь когда видишь что-то новое, становишься моложе.

Он. Я знаю, чего тебе хочется. Эрик выставил в Бета-галерее картины, написанные сверкающими красками. Его картины светятся.

Она. О да, зарницы на небе — словно живые! Солнечные закаты — словно горящие крылья ангелов. Золотые поля пшеницы, от которых исходит жар, сжигающий любовников. Лунный лик — бледный, жёлтый, болезненный, мертвенный, лживый, льстивый, луна — апельсин, луна — фонарь, луна — монета, луна грешной любви, луна сатириков, луна нудистов, луна кутил — обожаю бездарность, но…

Он. Хорошо, давай сходим в Дом поэзии. Там много залов, в каждом поэты читают свои стихи. Что ни зал, то свой цвет — в розовом, например, влюблённые читают стихи, посвящённые любимым, в белом проходят конкурсы начинающих стихотворцев…

Она. Я хотела бы, мой дорогой, чтобы в розовом зале ты читал мне свои стихи. Мне бы все завидовали, а тобой бы восхищались.

Он. Катюша, славная ты моя, я написал для тебя стихи, но их я могу сказать шёпотом тебе на ухо. Я хочу быть знаменитым только в твоих глазах, только для тебя!

Она. Я так люблю твой голос, который тихо звенит, будто рой пчёл возвращается в улей.

Он. Сейчас уже поздно. К поэтам мы не попадём, там все места занимают задолго до начала.

Она. Но ведь там нет кресел! Все сидят на полу или на коврах, а тот, кто придёт заранее, устраивается на подушках.

Он. Пойдём лучше на концерт «Тысячи красок»! Голубая симфония, транспозиция тонов, переходящая в феерию цвета! Зрители впадают в транс, рыдают. Потрясающее зрелище! Ты, наверное, слышала о нем?

Она. Для чего ты говоришь об этом? Ведь ты же знаешь, что эта мечта несбыточна. Билеты на него проданы на три года вперёд.

Он. И все же мы могли бы попытаться, ведь кое-кто возвращает билеты перед самым началом. Многие боятся таких концертов — не каждый может вынести подобное зрелище. Были случаи внезапной смерти. Если перейти грань, красота может стать убийственной!

Она. Но нам ничто не будет угрожать, если мы отправимся в паноптикум! Не криви губы: мы же там ни разу не были.

Он. Да ты же сама туда не пойдёшь, ты просто дразнишь меня.

Она. Ведь есть много всяких паноптикумов, мой дорогой, — паноптикум Диктаторов, Мучеников и даже паноптикум Фашизма — какой-то Музалини с кокардой там таращит глаза, вызывая всеобщий смех, а человек с усиками ораторствует, стуча кулаком по столу.

Он. Я люблю живых людей, но терпеть не могу «как живых». Боюсь электрических манекенов, говорящих и дышащих роботов, похожих на оживших мертвецов.

Она. Тогда давай сходим в клуб!

Он. Ты говоришь так, будто их можно пересчитать по пальцам!

Она. Да, клубов не счесть, и не знаешь, какой выбрать. Их очень много

— и среди них нет двух похожих друг на друга. И кто только все это придумал!

Он. Молодым не нужны клубы. Я думаю, они созданы для стариков и одиноких чудаков.

Она. У них такие привлекательные названия, например клуб «Назло всем холодным краскам».

Он. Ближе всего отсюда Клуб лжецов.

Она. Я хочу сходить в Клуб лжецов. Я уже так давно не лгала — мне вдруг захотелось наврать с три короба…

Он. Не горячись, может быть, там культивируют ложь на очень высоком уровне, ложь, которая приближается к настоящему творчеству.

Она. Скажи мне, поэты и писатели тоже лжецы?..

Он. Да, но только бездарные поэты! А ты так часто теряешь и забываешь своп вещи, что тебе, пожалуй, стоит вступить в Клуб рассеянных.

Она. А тебе — в Клуб твердолобых!

Он. А тебе — в Клуб лакомок!

Она. А тебе — в Клуб сонь!

Он. А тебе — в Клуб болтливых!

Она. Ты хочешь сказать, что я много говорю?

Он. Вместо потока слов всегда можно обойтись одной короткой фразой…

Она. Значит, туда впору вступить нам обоим!

Он. Для всех наших добродетелей и пороков можно найти соответствующий клуб. В них можно делать все, что хочешь — от разведения бессмертников до культивирования грешной любви. Но существуют и такие клубы, где можно ничем не заниматься, там старики играют, как дети. Выбирай любой клуб! Хочешь — Клуб трубачей? Или Клуб мертвецов? Или Клуб капиталистов? Или Клуб шулеров? Клуб левшей? Или Клуб дальтоников? Или Антиклуб?