Когда сбывается несбывшееся… (сборник) - Александра Стрельникова

Александра Стрельникова

Когда сбывается несбывшееся…

Когда сбывается несбывшееся…

Ирина вздрогнула и открыла глаза, когда голос водителя троллейбуса прохрипел в динамике: «Следующая остановка — Манежная площадь». И тут же импозантного вида мужчина, протискиваясь ближе к выходу и заглядывая пассажирке в глаза, весьма заинтересованно спросил: «Вы выходите?»

Женщина молча отодвинулась от дверей, освобождая проход, а про себя подумала: «Ну, вот, чуть не проспала свое самое любимое место в Москве».

Троллейбус медленно, по причине автомобильных пробок, ехал по Моховой. И она вдоволь могла насладиться таким родным видом альма-матер — старым московским университетом, в котором находится факультет журналистики. Находится, находился и будет находиться всегда… Как и вечный его охранитель — спокойный и невозмутимый Михайло Ломоносов, так уютно расположившийся в небольшом дворике на постаменте.

Каждый раз, когда ей приходилось проезжать или проходить мимо этого старинного здания, спрятанного в глубине двора за металлическим заборчиком, она не могла избавиться от щемящего чувства внутри. Вот и сейчас… Так много связано с ним. Впрочем, «много» — это не значит ничего. Вернее было бы сказать, что «все» связано именно с ним: и жизнь, и слезы, и любовь. Как бы банально это не звучало.

Ирине еще нужно было проехать несколько остановок. Она села на освободившееся место, прислонив голову к окну, и прикрыла глаза.

И сразу растворилась в воспоминаниях, очутившись внутри старого здания на Моховой…

Вот с балкона второго этажа вниз идет роскошная мраморная лестница… Такой знакомый и навсегда родной вид факультета журналистики для тех, кто здесь когда-то учился… Или будет учиться еще.

… Вот из дверей одной аудитории выпорхнула какая-то девушка. Пока что она движется по балкону, теряясь среди других студентов. Но вот она ступает на роскошную белую мраморную лестницу и теперь ее можно рассмотреть. Стройная, высокая, с копной длинных черных, почти да талии распущенных волос, с выразительными карими глазами она быстро сбегает по лестнице.

Она, естественно, не может видеть себя со стороны. Но ее видят, за нею наблюдают те, кто стоит на балконе. Одни — как будто безразлично, лениво затягиваясь сигаретой, другие — с явным интересом. Какой-то худенький, низенького роста, в больших очках, с большим носом и почти открытым ртом парень не сводит с нее восторженных глаз, стоя внизу, у основания лестницы.

Молодой человек, о котором бы сегодня сказали, что он «лицо кавказской национальности», явно закомплексован и безнадежно влюблен. Так, как только может быть влюблен вчерашний школьник в старшекурсницу… Она стремительно приближается к нему. Она уже совсем близко, и столкновение неизбежно. Но в его глазах она все еще продолжает парить где-то там, в воздушных сферах, как, наверное, парила когда-то девушка в глазах студента Шурика из известного кинофильма… ОНА — КОРОЛЕВА, ОНА — ЦАРИЦА… в облегающих джинсах и футболке, с развевающимися волосами, красивая, счастливая. Так может быть счастлива только молодость, еще не знающая ни утрат, ни разочарований, когда вся жизнь впереди, когда море по колено, когда многое видится в розовом цвете, когда… когда…

Она врезается в очкарика, почти сбивая его с ног. Ей приходится обнять его, чтобы удержать равновесие обоим…

— Ой, — невольно вырывается междометие из ее уст.

— Ираклий, — смущенно говорит он с сильным акцентом, протягивая руку и еще не придя в себя от нечаянно свалившегося на него счастья. (Ведь он столько раз проигрывал в уме ситуации, при которых якобы случайно можно было бы заговорить с ней в буфете или в факультетской библиотеке, но так и не решился).

— Ирина, — произнесла она, смеясь, хватая его за руку и увлекая за собой на улицу, во дворик факультета, где у памятника «о, великому!» Михаилу Васильевичу Ломоносову ждали ее друзья-однокурсники. Еще удерживая правой рукой Ираклия, она помахала друзьям левой рукой, а затем загнула на руке большой палец, показывая, таким образом, результат экзамена, сданного на четверку.

— Ну что так долго? Мы уже все извелись, — радостно подскочила к Ирине симпатичная, девушка, отделившаяся от компании у памятника Ломоносову.

Девушку звали Наташей.

— Ой, Ирка… с днем рождения! — обняла и чмокнула ее в щеку Наташа. — И не переводя дух, продолжила, любуясь новыми темно-синими вельветовыми джинсами Ирины, — где достала, у кого отхватила?

(Надобно здесь заметить, что было это время — и не столь отдаленное — когда вещи не покупались, а «доставались», «отхватывались» у спекулянтов, знакомых, и прочих третьих лиц с переплатой).

— У студента-иностранца из развивающейся страны, — с легкой иронией ответила Ирина.

— Сколько переплатила? — не унималась подруга.

— Полтинник. Родители почтовый перевод прислали по случаю дня рожденья, — отвечала Ирина на расспросы любопытной Натальи.

Ирина обернулась назад. Подхваченная и увлекаемая подругой, она вспомнила об Ираклии. Тот остановился неподалеку, наблюдая за происходящим, пряча лицо за веткой дерева. Он даже ухватился за нее рукой и притянул ветку к лицу. Явно тщетно. Чахлая растительность не скрывала крупного носа и блестящих стекол очков…

Ирина не могла сдержать улыбки.

— А, может, присоединишься к нашей компании, конспиратор?

Гамма чувств пробежала по лицу Ираклия. Он посмотрел на трех рослых парней, к которым подошла подруга Ирины — Наташа. Но дело было не только в их насмешках, если бы он даже и принял приглашение девушки.

— У меня сейчас экзамен. Точнее, я «хвост» сдаю … по стилистике русского языка. Такой предмет трудный. Точнее, язык… Сказали, если не сдам — отчислят.

— А-а-а… — протянула Ирина. — Не бойся. Сдашь. Все сдают. Ни пуха — ни пера.

И легкой походкой она, наконец, направилась к друзьям. Но еще раз обернулась. Ираклий стоял в той же позе, не выпуская ветку из рук.

— Не грусти, Ираклий, еще увидимся! — сказала она на прощанье.

— Какые наши годы, Ыраклый, — вдруг раздался громкий голос, имитирующий кавказский акцент.

Принадлежали эти слова светловолосому сероглазому парню, который стоял рядом с Наташкой, обняв ее за талию, и наблюдал за происходящим. Наташка и те, кто был рядом с ними, рассмеялись.

Ираклий отпустил, наконец, ветку дерева и быстро, почти бегом, скрылся в здании факультета.

— Вот, полюбуйтесь, ни на минуту девушку нельзя оставить, сразу воздыхатель какой-нибудь появится, — добродушно возмутился видный, спортивного вида парень, выходя навстречу Ирине.

Он театрально присел, а затем театральным же жестом преподнес ей букет роз.

— С днем рождения, красавица!

— Ой, Женька! Какая прелесть… Спасибо.

Ирина нежно поцеловала парня в щеку.

— Ну, решили, где гуляем? — спросила она, обращаясь ко всем: Евгению, Наташке с ее светловолосым парнем Вячеславом и еще одной паре сокурсников — Светлане и Борису, тоже поджидавшим Ирину.

— Хощу щашлик, и вообще ошень кушать хотца, — продолжал дурачиться Слава.

— А, может, правда, завалимся в «Шашлычную» на Старом Арбате? — поддержала своего парня Наташка.

— А я бы хотела в ресторан «Седьмое небо» …в Останкино, — мечтательно закатила глаза Светлана, чем-то напоминающая худющую куклу с соломенными волосами и сильно накрашенными глазами, и еще известная тем, что приехала учиться в Москву из Ленинграда.

— А, может, спросим сначала виновницу торжества? — галантно предложил Евгений.

— Даже и не знаю… — Ирина задумалась. — Я вот будущий журналист, а в ресторане «Дома журналиста» не была ни разу. Слышала, там готовят какие-то необыкновенно вкусные жульены…

— Да, «Дом журналиста» вообще своей кухней славится, — сказал со знанием дела Борис.

— Бореньке Залесскому можно доверять, — польстила своему другу Светка и добавила, уже немного с упреком по адресу своего же друга, — я там тоже ни разу не была…

— И я, и я хочу в «Домжур»! — подключилась Наташка.

— Хотим в «Домжур», идем в «Домжур»!!! — захлопало в ладоши женское трио, и вся компания, наконец, сдвинулась с места.

Вот они, дурачась и резвясь, вышли из дворика родного факультета на проспект Маркса или Моховую, как теперь называют эту улицу, вернув ей прежнее название… Вот сейчас они свернут на Калининский проспект и даже не заметят за болтовней, как несколько остановок троллейбуса пройдут пешком. И шумная, как всегда, Москва бурлящим автомобильным потоком и бурным человеческим морем будет двигаться им навстречу… И на всем их пути, со всех рекламных щитов, витрин магазинов на них будет смотреть забавный мишка — символ Олимпиады восьмидесятого года. Такая символика будет украшать и футболку Славика, и его кожаную сумку, перекинутую через плечо — типичную сумку фотокорреспондента.