Сонет серебряного века - Игорь Северянин

Северянин Игорь

Сонет серебряного века

Игорь Северянин

Сонет серебряного века

Сонет

Любви возврата нет, и мне как будто жаль Бывалых радостей и дней любви бывалых; Мне не сияет взор очей твоих усталых, Не озаряет он таинственную даль...

Любви возврата нет,-и на душе печаль, Как на снегах вокруг осевших, полуталых. - Тебе не возвратить любви мгновений алых! Любви возврата нет,- прошелестел февраль.

И мириады звезд в безводном океане Мигали холодно в бессчетном караване, И оскорбителен был их холодный свет:

В нем не было былых ни ласки, ни участья... И понял я, что нет мне больше в жизни счастья, Любви возврата нет!..

Гатчина 1908

Сонет

Мы познакомились с ней в опере,- в то время, Когда Филина пела полонез. И я с тех пор - в очарованья дреме, С тех пор она - в рядах моих принцесс.

Став одалиской в грезовом гареме, Она едва ли знает мой пароль...

А я седлаю Память: ногу в стремя,И еду к ней, непознанный король.

Влюблен ли я, дрожит в руке перо ль, Мне все равно; но вспоминать мне сладко Ту девушку и данную мне роль.

Ее руки душистая перчатка И до сих пор устам моим верна... Но встречу вновь посеять-нет зерна!

1909. Ноябрь

Сонет

Ее любовь проснулась в девять лет, Когда иной ребенок занят куклой. Дитя цвело, как томный персик пухлый, И кудри вились, точно триолет.

Любовь дала малютке амулет: Ее пленил-как сказка-мальчик смуглый... Стал, через месяц, месяц дружбы - круглый. Где, виконтесса, наше трио лет?

Ах, нет того, что так пленяло нас, Как нет детей с игрой в любовь невинной. Стремится смуглый мальчик на Парнас,

А девочка прием дает в гостиной И, посыпая "пудрой" ананас, Ткет разговор, изысканный и длинный.

Мыза Ивановка 1909. Июнь

Сонет

По вечерам графинин фаэтон Могли бы вы заметить у курзала. Она входила в зал, давая тон, Как капельмейстер, настроеньям зала.

Раз навсегда графиня показала Красивый ум, прищуренный бутон Чуть зрелых губ, в глазах застывший стон, Как монумент неверности вассала...

В ее очей фиалковую глубь Стремилось сердце каждого мужчины. Но окунать их не было причины,

Напрасно взоры ныли: приголубь... И охлаждал поклонников шедевра Сарказм ее сиятельства из сэвра.

1910. Январь

Гурманка Сонет

Ты ласточек рисуешь на меню, Взбивая сливки к тертому каштану. За это я тебе не изменю И никогда любить не перестану.

Все жирное, что угрожает стану, В загоне у тебя. Я не виню, Что петуха ты знаешь по Ростану И ворсе ты не знаешь про свинью.

Зато когда твой фаворит-арабчик Подаст с икрою паюсною рябчик, Кувшин Шабли и стерлядь из Шексны,

Пикантно сжав утонченные ноздри, Ты вздрогнешь так, что улыбнутся сестры, Приняв ту дрожь за веянье весны...

1910

Оскар Уайльд Ассо-сонет

Его душа - заплеванный Грааль, Его уста-орозенная язва...

Так: ядосмех сменяла скорби спазма, Без слез рыдал иронящий Уаильд.

У знатных дам, смакуя Ривезальт, Он ощущал, как едкая миазма Щекочет мозг,- щемящего сарказма Змея ползла в сигарную вуаль...

Вселенец, заключенный в смокинг дэнди, Он тропик перенес на вечный ледник,И солнечна была его тоска!

Палач-встет и фанатичный патер, По лабиринту шхер к морям фарватер, За красоту покаранный Оскар!

1911

Гюи де Мопассан Сонет

Т рагичныи юморист, юмористичный трагик, Лукавый гуманист, гуманный ловелас, На Францию смотря прищуром зорких глаз, Он тек по ней, как ключ - в одобренном овраге. Входил ли в форт Beaumonde, пред ним спускались флаги, Спускался ли в Разврат - дышал как водолаз, Смотрел, шутил, вздыхал и после вел рассказ Словами между букв, пером не по бумаге.

Маркиза ль, нищая, кокотка ль, буржуа,Но женщина его пленительно свежа, Незримой, изнутри, лазорью осиянна...

Художник-ювелир сердец и тела дам, Садовник девьих грез, он зрил в шантане храм, И в этом - творчество Гюи де Мопассана.

1912. Апрель

Памяти Амбруаза Тома Сонет

огив - для сердца амулет, А мои сонет - его челу корона. Поют шаги: Офелия, Гамлет, Вильгельм, Реймонд, Филина и Миньона.

И тени их баюкают мой сон В ночь летнюю, колдуя мозг певучий. Им флейтой сердце трелит в унисон, Лия лучи сверкающих созвучий.

Слух пьет узор нюансов увертюр, Крыла ажурной грацией амур Колышет грудь кокетливой Филины.

А вот страна, где звонок аромат, Где персики влюбляются в гранат, Где взоры женщин сочны, как маслины.

1908

На строчку больше, чем сонет

К ее лицу шел черный туалет... Из палевых тончайшей вязи кружев На скатах плеч - подобье эполет... Ее глаза, весь мир обезоружив, Влекли к себе.

Садясь в кабриолет По вечерам, напоенным росою, Она кивала мужу головой И жаждала душой своей живой Упиться нив вечернею красою.

И вздрагивала лошадь, под хлыстом, В сиреневой муаровой попоне... И клен кивал израненным листом. Шуршала мгла...

Придерживая пони, Она брала перо, фантазий страж, Бессмертя мглы дурманящий мираж...

Мыза Ивановка 1909

Сонет Георгию Иванову

Я помню Вас: Вы нежный и простой. И Вы - эстет с презрительным лорнетом. На Ваш сонет ответствую сонетом, Струя в него кларета грез отстой...

Я говорю мгновению: "Постой!"И, приказав ясней светить планетам, Дружу с убого-милым кабинетом: Я упоен страданья красотой...

Я в солнце угасаю - я живу По вечерам: брожу я на Неву,Там ждет грезэра девственная дама.

Она - креолка древнего Днепра,Верна тому, чьего ребенка мама... И нервничают броско два пера...

Петербург 1911

Россини Сонет

Отдохновенье мозгу и душе Для девушек и правнуков поныне... Оркестровать улыбку Бомарше Мог только он, эоловый Россини.

Глаза его мелодий ясно-сини, А их язык понятен в шалаше. Пусть первенство мотивовых клише И графу Альмавиве, и Розине.

Миг музыки переживет века, Когда его природа глубока,Эпиталамы или панихиды!

Россини - это вкрадчивый апрель, Идиллия селян "Вильгельма Телль", Кокетливая трель "Семирамиды".

1917. Октябрь Петроград

Перед войной

Я Гумилеву отдавал визит, Когда он жил с Ахматовою в Царском, В большом прохладном тихом доме барском, Хранившем свой патриархальный быт,

Не знал поэт, что смерть уже грозит Не где-нибудь в лесу Мадагаскарском, Не в удушающем песке Сахарском, А в Петербурге, где он был убит.

И долго он, душою конкистадор, Мне говорил, о чем сказать отрада. Ахматова устала у стола,

Томима постоянною печалью, Окутана невидимой вуалью Ветшающего Царского Села...

1924 Estonia - Toil a

Паллада

Она была худа, как смертный грех, И так несбыточно миниатюрна... Я помню только рот ее и мех, Скрывавший всю и вздрагивавший бурно.

Смех, точно кашель. Кашель, точно смех. И этот рот-бессчетных прахов урна... Я у нее встречал богему,-тех, Кто жил самозабвенно-авантюрно.

Уродливый и бледный Гумилев Любил низать пред нею жемчуг слов, Субтильный Жорж Иванов - пить усладу, Евреинов - бросаться на костер... Мужчина каждый делался остер, Почуяв изощренную Палладу...

Estonia. Toila

ИЗ КНИГИ "МЕДАЛЬОНЫ. СОНЕТЫ И ВАРИАЦИИ О ПОЭТАХ, ПИСАТЕЛЯХ И КОМПОЗИТОРАХ"

Андреев

Предчувствовать грядущую беду На всей земле и за ее пределом Вечерним сердцем в страхе омертвелом Ему ссудила жизнь в его звезду.

Он знал, что Космос к грозному суду Всех призовет, и, скорбь приняв всем телом. Он кару зрил над грешным миром, целом Разбитостью своей, твердя: "Я жду".

Он скорбно знал, что в жизни человечьей Проводит Некто в сером план увечий, И многое еще он скорбно знал,

Когда, мешая выполненью плана, В волнах грохочущего океана На мачту поднял бедствия сигнал.

1926

Ахматова

Послушница обители Любви Молитвенно перебирает четки. Осенней ясностью в ней чувства четки. Удел - до святости непоправим.

Он, Найденный, как сердцем ни зони, Не будет с ней в своей гордыне кроткий И гордый в кротости, уплывший в лодке Рекой из собственной ее крови.

Уж вечер. Белая взлетает стая. У белых стен скорбит она, простая. Кровь капает, как розы, изо рта.

Уже осталось крови в ней немного, Но ей не жаль ее во имя бога; Ведь розы крови-розы для креста...

1925 Белый

В пути поэзии,-как бог, простой И романтичный снова в очень близком,Он высится не то что обелиском, А рядовой коломенской верстой.

В заумной глубине своей пустой Он в сплине философии английском, Дивящий якобы цветущим риском, По существу, бесплодный сухостой...

Безумствующий умник ли он или Глупец, что даже умничать не в силе Вопрос, где нерассеянная мгла.

Но куклу заводную в амбразуре Не оживит ни золото в лазури, Ни переплеск пенснэйного стекла...

1926

Блок

Красив, как Демон Врубеля для женщин, Он лебедем казался, чье перо Белей, чем облако и серебро, Чей стан дружил, как то ни странно, с френчем...

Благожелательный к меньшим и меньшим, Дерзал - поэтно видеть в зле добро. Взлетал. Срывался. В дебрях мысли брел. Любил Любовь и Смерть, двумя увенчан.

Он тщетно на земле любви искал: Ее здесь нет. Когда же свой оскал Явила смерть, он понял:-Незнакомка.