Сокровища Сьерра-Мадре. «Шкода» ZM 00-28 - Б Травен
- Категория: Разная литература / Великолепные истории
- Название: Сокровища Сьерра-Мадре. «Шкода» ZM 00-28
- Автор: Б Травен
- Возрастные ограничения: (18+) Внимание! Аудиокнига может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту для удаления материала.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Б. Травен. Сокровища Сьерра-Мадре
Перевод Евгения Факторовича
1Скамейку, на которой сидел Доббс, никак нельзя было назвать удобной. Одну планку кто-то выломал, другая сильно прогнулась, так что сидеть на ней — одно наказание. Заслужил ли он это наказание или оно назначено ему свыше несправедливо, как и большинство кар, которые сыплются на людей, — не об этом думал сейчас Доббс. О том, что сидеть неудобно, он вспомнил бы только в том случае, если бы его об этом спросили. Мысли, занимавшие Доббса, ничем не отличались от мыслей большинства людей. Например, такой вопрос: «Где бы раздобыть деньжат?» Когда у человека есть немного денег, ему легче заработать: у него есть что вложить на первый случай. А когда карманы твои пусты, решить этот вопрос неизмеримо труднее.
У Доббса ничего не было. Со спокойной совестью можно сказать, что он был гол как сокол, а это еще хуже. Потому что при крайних обстоятельствах одежда без пятен и заплат может сойти за скромный первоначальный капитал.
Кто хочет работать, работу найдет. Не следует лишь обращаться за помощью к тому, кто любит повторять эти слова. Потому что он никакой работы вам не предложит и не назовет никого, кому бы нужен был работник. А то, что он любит их повторять, доказывает, как плохо он знает жизнь.
Доббс был согласен ломать камень на каменоломне, если бы ему дали эту работу. Но даже ее ему не получить, потому что слишком много людей на нее претендовали, и у местных всегда больше шансов устроиться, чем у чужака.
На углу площади установил свой высокий металлический стул чистильщик сапог. Остальные чистильщики, у которых такого стула не было, бегали с маленькими ящиками и раскладными скамеечками вокруг площади, как хищные зверьки, набрасываясь на любого прохожего, чья обувь не была начищена до зеркального блеска. Усаживался ли он на одну из бесчисленных скамеек под деревьями или прохаживался по площади, к нему без конца приставали. Выходит, даже чистильщикам сапог ох как трудно найти работу, а ведь по сравнению с Доббсом они все равно что капиталисты, ибо их орудия труда стоили никак не меньше трех песо.
Но даже обладай Доббс тремя песо, чистильщиком ему бы не стать. Здесь, где столько местных, нет. Ни разу ни один белый не попытался чистить обувь на улице. Чего не было, того не было. Белого, голодного и в немыслимом рванье сидящего на скамейке, белого, который клянчит милостыню у других белых, белого, совершившего даже кражу со взломом, другие белые не презирают. Но если он чистит кому-то сапоги на улице, или попрошайничает у индейцев, или подтаскивает ведрами воду со льдом и продает ее — такой белый в их глазах куда ничтожнее самого грязного аборигена, ему только и остается, что сдохнуть с голоду. Ни один белый его услугами не воспользуется, а небелые будут считать его потерявшим всякий стыд и совесть конкурентом.
На высокий металлический стул на углу площади уселся господин в белом костюме, и чистильщик склонился над его коричневыми туфлями. Доббс поднялся, медленно поплелся в ту сторону и, приблизившись к господину в белом, что-то негромко проговорил. Тот, почти не поднимая глаз, полез в карман брюк, достал один песо и протянул Доббсу.
Какое-то мгновение Доббс простоял в нерешительности, а затем вернулся на свое место на скамейке. Он ни на что не рассчитывал, в лучшем случае на десять сентаво. Теперь же его рука ласкала в кармане приятную на ощупь монету. На что ее потратить? На обед и ужин, или на два обеда, или на десять пачек сигарет «Артистас», или на пять стаканов кофе с молоком и французской булочкой?
Несколько погодя он окончательно распрощался со скамейкой и зашагал в сторону гостиницы «Осо-негро», это всего в нескольких кварталах от площади. Собственно говоря, гостиница была всего лишь «каса де уэспедес», то есть ночлежкой. Правое крыло здания, выходящего на улицу, занимал магазин, в котором продавались обувь, рубашки, мыло, дамское белье и музыкальные инструменты; в другом крыле — магазин с пружинными матрасами, шезлонгами и фотоаппаратурой. Между этими двумя магазинами — широкий сквозной подъезд, ведущий во двор. А во дворе стояли замшевшие и заплесневевшие деревянные бараки, образующие собственно гостиницу. Все бараки поделены на маленькие, узкие и темные каморки без окон. И в каждой из каморок стояло от четырех до восьми лежанок. На каждой из лежанок, прикрытых старым истрепанным шерстяным одеялом, валялась грязная подушка. Дверь в барак никогда не закрывалась — вот и вся вентиляция, вот и все освещение. Воздух в каморках всегда был затхлым, в узкие закопченные оконца приземистых бараков солнечные лучи проникали слабыми, разреженными. Сквозняка в бараке не устроишь, не проветришь: во дворе, образованном высокими кирпичными строениями, воздух был недвижим, похоже, от века. Этот воздух еще обогащался миазмами, исходившими от туалетов, которым не было суждено свести знакомство с канализацией. В довершение всего посреди двора день и ночь дымился и чадил костер из древесного угля, на котором в огромных консервных банках кипятилось белье: в гостинице помещалась еще и китайская прачечная.
По левую руку в подъезде, прежде чем войти во двор, находилось еще два помещения. Маленькая комната, в которой восседал хозяин гостиницы, и рядом с ней еще одна, забранная, словно решеткой, металлической мелкоячеистой сеткой. Здесь на полках лежали чемоданы, ящики, пакеты, свертки и коробки, принадлежащие гостям. Лежали тут и чемоданы людей, проживших в «Осо-негро» какой-нибудь день-другой, потому что успели за время хранения покрыться толстым слоем пыли. Денег у гостя хватило лишь на одну ночь. А следующую и другие ночи он спал где-нибудь под открытым небом. Днем забегал, брал из чемодана рубашку, брюки или белье на смену, закрывал его и оставлял в камере хранения. А в один прекрасный день ему предстояло отправиться в дальний путь. И так как денег ни на поезд, ни на пароход у него не оказывалось, приходилось положиться на выносливые ноги. Само собой, в таком путешествии чемодан вещь явно излишняя. Сегодня он, может быть, нашел работу где-нибудь в Бразилии или давным-давно погиб от жажды в пустыне, если его не убили в лесу или он не умер с голоду.
Через год, когда камера хранения настолько переполнялась вещами, что некуда было поставить коробки вновь прибывших, хозяин гостиницы начинал их сортировать.
Первым делом он выносил чемоданы, слой пыли на которых был самым толстым. Управляющий вскрывал чемоданы и разбирал вещи. В основном в них оказывалось жалкое тряпье. Его хозяин или управляющий раздавали беднякам из гостиницы, которые буквально вымаливали их, или другим оборванцам, проходившим в это самое время мимо. Уж так устроен мир, что нет таких заношенных брюк, таких порванных рубах или сношенных сапог, чтобы не нашелся человек, который счел бы эти брюки, рубашку и сапоги очень даже неплохими; не найти нам на земле бедняка самого бедного — обязательно кто-то окажется еще беднее.
Имелось еще одно длинное узкое помещение с полками под самым потолком — это уже по правую руку от входа, — на которых лежали полотенца, мыло и мочалки для гостей. Помыться можно было только под душем. Обходилось такое удовольствие в двадцать пять сентаво. Вода, очень холодная, подавалась скупо. На специальной полке складывались письма и разные деловые бумаги. Все покрытые пылью, конечно.
И, наконец, в кабинете директора стоял сейф для ценных вещей. В нем хранились деньги, часы, кольца и специальные аппараты и приборы ночующих, которые они предпочитали сдавать. Среди этих приборов можно было найти компасы, бинокли, геодезический инструмент, нужный геологам и искателям злата-серебра. Выходит, что и люди, строившие такие серьезные планы, опускались столь низко — до этой ночлежки. Здесь же по стенам были развешаны ружья, револьвер, рыбацкое снаряжение.
Доббс вошел в комнатку управляющего, положил на стол песо и проговорил:
— Доббс, за две ночи.
Управляющий полистал свою книгу, нашел наконец номер освободившейся постели, написал «Джопс», потому что ослышался, а из вежливости переспрашивать не решился.
— Комната семь, кровать вторая, — сказал он.
— Хорошо, — кивнул Доббс и вышел на улицу.
Он мог бы сразу пойти и лечь, проспать целый день до вечера, и всю ночь, и еще целый день, и целую ночь, и еще одно утро до двенадцати дня — стоило только пожелать. Но он проголодался, надо было где-то раздобыть пищу или поудить рыбу.
Но рыба так легко в руки не давалась, и никто не выказывал желания поделиться с ним бутербродом или яблоком. Но вдруг он увидел проходившего мимо господина в белом костюме. Догнал его, что-то пробормотал, и тот дал ему пятьдесят сентаво.
С этими пятьюдесятью сентаво он прямиком направился в китайскую кухмистерскую, чтобы пообедать. Обеденное время, правда, давно миновало. Но у китайца всегда найдется что поесть, и если час никак нельзя было назвать «комида коррида» — обеденным, его просто переименовывали в «сену», то есть в «ужин», даже часы на башне собора не пробили еще четырех. Пообедав, Доббс посидел немного на скамейке, где ему и явилась мысль о чашечке кофе. Некоторое время его охота плодов не приносила, пока он в конце концов не углядел очередного господина в белом. И этот господин тоже дал ему пятьдесят сентаво. Серебряной монетой.