Мы идём к Луне - Владимир Сапожников

Владимир Сапожников

Мы идем к Луне

Рисунки Н. Лазаревой

Закон предков

Проснувшись, он первым делом пристегнул на руку компас со светящейся стрелкой, потом, надев свитер и брюки, еще раз проверил: на месте ли карта. Карта была на месте, она хрустела в потайном кармане.

— Вот молодец, уже оделся, — похвалила мама. — Брюки теплые, свитер…

Родители завтракали в кухне, он, не садясь за стол, — надо было торопиться — съел котлету, выпил кефир и, положив в один карман два сухаря, в другой — коробок спичек, сказал:

— Я ухожу. В экспедицию.

— В какую экспедицию? — удивилась мама.

— В далекую, — неопределенно ответил он. — Вернусь поздно. Может, ночью.

— Что за новости — вернусь поздно? Ты забыл, что у тебя сегодня день рождения, скоро гости придут? Что за глупые выдумки, никуда не пойдешь…

В другой день пришлось бы упрашивать маму, зареветь даже, но сегодня, в день рождения, все было по-другому, можно и не реветь.

— А закон предков? — спросил он. — Ты, мама, забыла?

Закон предков — это очень древний закон. От дедов и прадедов. Закон такой: раз день рождения — делай, что хочешь, ты вольная птица. Как взрослый: иди, куда хочешь, ты свободен! Хочешь в лесу ночевать — ночуй, раз ты охотник. Разжигай костер, жарь дичь и спи в снегу — никто тебе не имеет права запретить. Вот какой был закон у предков, — это папа рассказывал, очень хороший закон.

Он всю зиму ждал своего дня рождения, еле дождался. Вчера ему было пять, а сегодня уже шестой. А Тимофею из девятой квартиры как было пять лет, так и осталось…

— Ах, вот оно что! Закон предков! — наконец, вспомнила мама и растерянно спросила: — А что за экспедиция? Куда ты пойдешь?

— Это секрет, нельзя говорить… — Однако ему стало жаль маму и, поколебавшись, он сказал: — Я иду… к луне.

— К луне? Час от часу не легче!.. Ну, в лес, ладно, а кто же пешком ходит к луне?

Мама ничего не знает. Она думает, луна — это которая над крышами. Эту луну все знают, по телевизору показывали, как по ней ходили космонавты в скафандрах и ездила машина — лунник — на многих колесиках. Все ее видят, эту луну, она то круглая, как фонарь на столбе, то делается половинкой, будто ее палкой расколотили. Бабушка тогда говорит: месяц ущербился.

Его луна не на небе. Она в Березовом логу. А Березовый лог — это, ого, как далеко! Туда надо идти целый день. С компасом, потому что через дикий лес. Заблудиться без компаса — проще простого. Дорогу в лесу у кого спросишь? У зверей? Нет, в Березовый лог не каждый сунется. Надо быть путешественником. И охотником.

Его луну никто не видел. Только они с отцом. Двое. Еще про луну знает Таня Огородникова. Тане он сам рассказал, как они ходили в Березовый лог. Очень давно ходили — весной, был он тогда еще совсем маленький. Тане он рассказал потому, что она умная и все понимает. И умеет хранить тайны. Таня понимает даже больше, чем папа, такая она умная.

Он взял бы в экспедицию Таню, но нельзя. У Тани неправильный клапан в сердце, где же дойти ей до Березового лога? На лыжах Тане разрешают только возле дома и все из-за этого неправильного клапана.

Он рассказал бы маме про свою луну, но знал: мама не поверит. Скажет, все выдумки, сказки. Навыдумывали, скажет, а на самом деле ничего не было. Никакой луны.

Но все было. Был тихий вечер в Березовом логу, они сидели с отцом у костра, а в сумерках ходил по лугу коростель и кричал:

— Дыр-дыр! Дыр-дыр!

Все вокруг замерло, даже деревья, даже речка, и только ходил в тумане коростель и всем: птицам и рыбам, деревьям и шмелям, лягушкам и стрекозам очень громко кричал:

— Дыр-дыр! Дыр-дыр!

Дескать, замрите. Слушайте и глядите во все глаза, сейчас свершится!

Вот тогда он и увидел ее, свою луну. Из-за горы сквозь сосны пролился серебряный свет, потом показался край ослепительно сияющего круга. Огромное, сверкающее вырастало над горой, заливая долину Росянки, весь Березовый лог ослепительным светом.

Все затихло, даже вещун-коростель замолк, перестали играть на своих скрипочках лесные сверчки.

Луна, огромная, сияла вполнеба, одним краем касаясь горы, и была она совсем рядом! Можно бы забежать на гору, протянуть руку и коснуться серебряного края: луна была совсем близко! Но он не побежал и, как все вокруг, тоже замер, притих, завороженный дивом. На луне виделись пещеры и вулканы, каменные зубчатые стены, — все было серебряное — дворцы, шпили, водопады, корабли под парусами…

Ах, как жаль, что он не побежал тогда, только бы через Росянку перейти, забежать на гору: луна ослепительно сияла за рядами сосен, касаясь края земли!

Но был он тогда маленький, всего боялся. Сейчас другое дело: ничего он не испугается. Уже пошел шестой год. И есть оружие…

— Мне пора, — сказал он родителям. — Я ухожу.

В своей комнате он в последний раз осмотрел оружие, приготовленное еще с вечера. Оно лежало на табуретке — двуствольное ружье, автоматическое. Рядом револьвер, тоже автоматический. И патронташ, подарок отца, настоящий, с медной застежкой, чтобы не промокли боеприпасы. В патронташе — запас автоматических лент. Вчера ездил в универмаг, накупил на большой железный рубль. Не хотели давать так много, но сказал — в экспедицию. Дали…

— Я сегодня, может, не вернусь, — застегивая пуговицы красного мехового комбинезона, сказал он маме. — Могу не успеть.

— Спасибо, что предупредил, — сказала мама. — Ты-то что молчишь? — повернулась она к отцу. — Вот они, ваши ночные шушуканья. Не вернусь! Нет уж, никуда ты не пойдешь!

— Ничего, мать, не поделаешь, — сказал отец. — Не можем мы отменять экспедицию, законы надо уважать. День рожденья — день свободы. А беспокоиться, по-моему, не надо: ты же видишь, человек отправляется в экспедицию не с бухты-барахты. Все приготовлено: оружие, компас. Тут дело серьезное, сама видишь.

Конечно, серьезное. Отец — мужчина. Они с отцом понимают друг друга, потому что оба мужчины. На рыбалке, в походах они разговаривают всегда как мужчина с мужчиной.

Конечно, пускаться в такую далекую экспедицию с бухты-барахты смешно. Он не Тимофей из девятой квартиры, тот пошел бы и… заблудился. Еще неделю об экспедиции и думать было нечего: не было компаса. И оружия не было.

Теперь компас есть. Со светящейся в темноте стрелкой. Выменял на бинокль. И оружие есть. И боеприпасы.

В нагрудный карман он положил баночку с гусиным жиром. Это от обморожения — гусиный жир. Дала его Таня Огородникова. Она и про экспедицию знает, но хранит тайну.

Таня говорит, что в лесу живут маленькие старички с пенек ростом, очень добрые. Они боязливые, не любят показываться на глаза людям, но в лесу их все равно можно встретить. Не днем, конечно, а когда темно, и можно с ними поговорить. У них есть плетеная кошелочка за спиной, в той кошелочке — всякие травы от болезней. И от неправильного клапана есть волшебная трава.

Бабушка ему тоже про этих маленьких старичков рассказывала, только называла их лешаками. Лесовички-лешачки. У тех старичков лесных зеленые бороды, курчавые, как трава-мурава, и востренькие глазки. Как у бурундучков. Подпоясаны лешачки веревочкой, а на ногах из бересты лапти.

Потому он и собирался ночевать в лесу, чтобы найти лешачка-лесовичка маленького. С бородкой, с кошелкой за спиной. И попросить у него волшебную траву для Таниного сердца. Чтобы оно стало правильное. Таня — его лучший друг на всем свете!..

— Ладно, я не отменяю экспедицию, — согласилась, наконец, мама. — Только ты, может быть, пригласишь папу? Какая же экспедиция из одного человека?

И правда, что за экспедиция из одного человека? Получается, ты и начальник, ты же и подчиненный. И кто-то должен носить грузы и боеприпасы. И кто-то должен охранять ночью лагерь.

— А что, — сказал отец. — Я не против. Если меня пригласят, конечно. Согласен быть носильщиком, поваром, проводником.

Как быть? Пригласить отца или идти одному?

Отец — человек знающий. Он был на войне. И даже из пушек стрелял. У папы широкий военный ремень с бляхой и орден есть. И медали. Значит, он тоже храбрый. Он посмотрит на след, скажет, какой это зверь пробежал, какая крикнула в лесу птица. И умеет варить охотничий суп из кореньев. Отец не то, что мама: не ешь снега, застегнись, не ходи туда, не гляди сюда. Отец — человек надежный, и как же в экспедиции без подчиненного?

— Только я буду главный, — поставил он жесткое условие. — Ты носильщик, а я начальник. И костер я буду разжигать. И дичь обдирать. И есть сырое мясо.

— Сырое мясо! А для кого я пекла торт? — сказала мама. — Вы же не дикари, чтобы есть сырое мясо. Возьмите торт, я упакую. Он очень калорийный.

Торт? В великий поход к луне? Кушать торт у таежного ночного костра?

— Торт мы не возьмем, извини, пожалуйста. Сухари я положил. Остальное добудем в походе. Надо еще соли.