Заполярное детство. По эту сторону колючей проволоки - Клим Ким

Заполярное детство

По эту сторону колючей проволоки

Клим Владимирович Ким

Редактор Ольга Фатыховна Реймова

Иллюстратор Клим Влядимирович Ким

© Клим Владимирович Ким, 2017

© Клим Влядимирович Ким, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4485-6535-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

О путешествии в детство

Эта книга посвящена событиям давно минувших лет. Автор, Ким Клим Владимирович, Лауреат Премии Ленинского комсомола, кандидат физико-математических наук, математик и программист с 60-летним стажем тепло и трогательно, местами с душевной болью рассказывает о своём детстве, которое прошло в Заполярье в тяжёлое время 40-ых и 50-х годов прошлого столетия.

При чтении этой книги ощущаешь рядом с собой близкого человека, с которым переживаешь все события, описанные в этой книге. Именно так рассказывает автор читателям о годах свалившихся на наших людей тяжелых испытаний, которые вместе со взрослыми преодолевали и их дети. Перед глазами стоит маленький мальчик, который всеми силами своей чистой детской души старается принять жизнь, в которую окунула его жестокая судьба. И особенно ценно, что он сохранил в своей памяти не только северный мороз, не только житейские трудности. Он сохранил любовь людей, которые не поскупились на душевное тепло и обогрели его. И эта любовь оберегла его самого и его сестру, несмотря на жестокую потерю репрессированных родителей в раннем возрасте. Любовь родной тёти и её мужа, совсем ещё молодых людей, смогла защитить этих детей от лютой судьбы. С преданной любовью автор рассказывает об этих молодых приёмных родителях. И так же тепло он вспоминает свою репрессированную родную маму, которая вернувшись из заключения, нашла в себе силы не нарушать сложившиеся семейные отношения в новой семье своих детей.

Восхищают описанные автором люди, которые сыграли большую роль в его жизни. Его воспоминания об учителях и врачах и о тех, кто был по эту и по другую сторону колючей проволоки. Как люди, не щадя себя, в мороз и стужу, в самые трудные годы строили мосты для перевозки угля из Воркуты. «Отец – главный инженер с утра до вечера пропадает на строительстве огромного моста, который надо пустить в кратчайшие сроки, от этого зависит судьба страны. Воркутинский уголь нужен, как воздух».

И заключительные слова Клима Кима: «я благодарен судьбе за то, что она дала мне возможность вспомнить мою историю, и за то, что эта история имеет счастливый конец.» вызывает у читателя восхищение и благодарность, потому что эти воспоминания значительны для нас, для всех. Это наша история и история нашей страны.

От автора

Судьба распорядилась так, что после того, как моих родителей репрессировали, мое детство прошло в Заполярье, потому что мои приемные родители работали на строительстве железной дороги в сторону Воркуты, Салехарда, Надыма. Об этом случайно узнал историк Вадим Гриценко. Его книга «История Мертвой дороги», основанная на использовании архивных материалах, считается наиболее объективным и полным исследованием одного из крупнейших проектов освоения Севера. В книге в основном представлен и проанализирован обширный фактический материал о использовании в этом проекте труда заключенных.

При встрече Вадим сказал мне, что он хотел бы отразить историю этой грандиозной стройки более полно, чем только описанием лагерей и лагерных порядков. Но оказалось, что о жизни по эту сторону колючей проволоки имеется очень мало информации. Про это никто не писал. Я вспомнил, что в 50 годы вышел роман «Далеко от Москвы». Там описаны будни вымышленной великой северной стройки. Мои родители и их друзья с интересом читали этот роман, потому что узнавали живых людей, с кого были написаны герои этой книги. Отдавали автору должное но, разумеется, критиковали за «лакировку» действительности. В романе описывался героизм строителей. На вымышленной стройке не было заключенных, хотя прообразами некоторых героев были крупные специалисты нашей стройки, отбывающие по каким-то причинам наказание. Роман написан по заказу политических служб. Автор, заключенный, известный литератор, был досрочно освобожден и вроде получил сталинскую премию, но я не знаю точно.

Я в свою очередь рассказал Вадиму, что С 1952 года я живу в Москве, закончил МГУ, работаю в Академии Наук, и, честно говоря, мало вспоминал о своем северном детстве. Но для своих детей и внуков давно собирался написать воспоминания о своей жизни, в том числе и о детстве. И, пожалуй, не против заняться этим немедленно. Если он сочтет необходимым принять во внимание что-то из написанного, я возражать не буду. На этом мы и сошлись.

Мне кажется, что там, где протекало мое детство, была во всем своем многообразии такая же жизнь, которой в то время жила вся наша большая страна. Там были свои радости и огорчения, трудности и преодоления, свои особенности и специфика, которые, может быть, не совпадали со спецификой других мест. Например, за хлебом меня посылали не в магазин, а в лагерную пекарню. Стричься, мыться, лечить зубы, смотреть кино, я ходил в зону. Моя нянька была заключенная литовка, но, как большинство нянек, ругала и лупила меня всегда только за дело, а так очень любила. Уходили на фронт добровольцы из числа заключенных, рассчитывая не возвращаться больше в лагерь, и они в конечном счете оказывались там же, где сражались рабочие, колхозники, служащие, студенты. И смерть не интересовалась кто и откуда ее жертвы. Я постарался написать только то, что сохранила моя память. Вспоминать детство в моем возрасте оказалось очень не просто. Одному богу было известно, почему в памяти застряли именно эти, а не другие картинки, голоса, события. Как будто сидишь перед большой картонной коробкой, в которой в полном беспорядке лежит ворох старых фотографий, писем, рисунков. И еще коробочки, которые начинают звучать, если их поднести к уху. Но в их голосах совсем отсутствуют живые ощущения, чувства, вопросы, эмоции. А если таковые возникают, то они наверное не из старой коробки. Они рождаются в моей душе сейчас, сегодня, спустя несколько десятков лет. Я вижу себя в прошлом со стороны, как будто это не я, а совсем другой мальчик, живущий в другой стране. Сейчас мне хочется узнать, угадать, что он думал и чувствовал тогда, но это невозможно. И чтобы воспоминания обрели реальную форму их приходится додумывать, дополнять сведениями, полученными позднее. В заключение обязан предупредить читателя, что единственным достоверным фактом является то, что мои приемные родители действительно работали на строительстве железной дороги, которая должна была протянуться вдоль полярного круга от севера Республики Коми до Игарки.

Глава первая. Москва

До войны

Просыпаюсь. Один в небольшой комнате. Комната заперта, ключ на подоконнике. На столе тарелочка каши и чаша воды. Поел. Сижу на полу, играю в кубики. В окошко стучит сестра. Она первоклассница, вернулась из школы. Выбрасываю ей ключ. Она открывает дверь, входит, угощает меня вкусной школьной булочкой. История моей семьи закончилась в 1937 году, когда родителей арестовали. Отец исчез навсегда, мать попала в женскую колонию. До этого они жили прекрасно в доме Коминтерна в Капельском переулке. Здесь не место комментировать события того времени. По рассказам знаю, что нас с сестрой усыновила Гера, младшая сестра матери, студентка пединститута, срочно выйдя замуж за Володю Кима, поклонника, единственного, кто не отвернулся от нее. Он работал на севере по комсомольскому призыву от Московского Метростроя.

Нянька Лена, девчонка из ярославской деревни, которая жила у моих родителей, устроилась на работу на завод, получила маленькую комнатку в бараке при заводе, и мы там все жили.

Место называлось поселок «Сокол». Лена рано утром уходила на завод, Гера в институт, сестра в школу. Первое время меня запирали и бросали ключ в форточку. Когда приходили свои, я выбрасывал его обратно. Именно с этой сцены начинаются мои воспоминания о жизни. Гера всегда любила рассказывать разные забавные случаи из жизни, которые постепенно превращались в семейные легенды. Одна из таких легенд такова. От меня всегда прятали сахарницу, потому что я съедал весь сахар. Однажды сестра не дождалась ключа из форточки, а услышала детский плач. Я весь в соплях и слезах сидел под потолком на шкафу и ревел. Оказывается я заметил, что сахарница стоит на шкафу. Я подвинул стол, поставил табуретку и залез на шкаф. Сахар съел, но слезть не смог.

Когда я подрос, мне разрешили гулять. Я целыми днями слонялся с приятелями по улицам, не уходя слишком далеко от дома. Наши бараки стояли на пустыре рядом с туннелем, по которому поезда вылезали из под земли и уползали на отдых в депо. Это была окраина, асфальт был только на проезжей части, а пешеходы ворошили ногами песок. Мы бродим по остановкам и многолюдным пятачкам у ларьков, ищем в песке копейки, покупаем мороженое. Мороженое достают из бидона, опущенного в бочку со льдом, набивают в круглую формочку между двумя вафельными кружочками. Ловким движением продавщица выдавливает из формочки вожделенную таблетку, и вот уже ты счастливый лижешь ее по окружности, нажимая двумя пальцами на вафельные кружочки.