Что творится под этой крышей (СИ) - Марс Остин

Что творится под этой крышей

Глава 1. Загадай желание

— Давай парней загадывать! — подруга плюхнулась на лавочку и посмотрела на меня своими большими зелёными глазами, в которых всегда светилось чуть-чуть безумия, но сегодня как-то особенно сильно. Я сняла рюкзак и села рядом с ней, с понимающей улыбкой интересуясь:

— Фэншуй уже всё, кончился? Теперь что-то новое будет?

Она закатила глаза:

— Фэншуй работает, но он работает медленно! А мне надо быстро.

— Мне тоже надо? Или я могу просто рядом посидеть посмотреть?

— И тебе надо! Всем надо. — Она решительно расстегнула свой рюкзак, достала потрёпанный блокнот и открыла, стала листать и комментировать под нос: — Так, это старое... это я маме писала...

— Ты искала парня маме?

— А чего она? Ходит как так и надо. Нечего, — она быстро пролистала ещё несколько страниц и радостно ткнула пальцем в нужную. Я заметила, что перед этой нужной были остатки вырванных страниц, штуки три точно, может и больше.

— Что это?

— Это параметры, сейчас я тебя научу, момент. Короче! Тебе нужен блокнот. На, у меня есть, — она опять закопалась в рюкзак и протянула мне новенький блокнот с ладонь размером, фиолетовый, блестящий, в твёрдой обложке со звёздами и с весёленькими рисуночками внизу каждой страницы, единорог на радуге, бежит такой, волосы назад, улыбается.

— Ладно, — я взяла блокнот, потому что знала, что проще взять — моя Сашенька всё в этой жизни делала правильно, всегда, и исключительно во имя добра и счастья, особенно моего. Она вечно творила всяческую ерунду, не боясь выглядеть странной, но в итоге эта ерунда каждый раз оборачивалась чем-то хорошим.

Мы вместе учились с третьего класса, и сидели за одной партой последние два года, так что я привыкла к её неординарности и гениальности в любых проявлениях. В восьмом классе она продала мои туфли, потому что они мне натёрли ноги, выручив в полтора раза больше денег, чем моя мама за них заплатила, и успела купить новые по дороге обратно, а на остаток денег ещё и пиццу заказала. А однажды она перекрасила стены в моей комнате, пока я валялась в больнице с воспалением лёгких, я об этом не знала. Сашенька просто купила краску, светло-зелёную, и пришла к нам домой, и убедила мою маму, что это отличное решение, мама ей ещё и помогла. Я лично в жизни не выбрала бы такой оттенок, но когда он уже оказался на стенах, мне он понравился. Я не знала, как это работает, но когда Саша говорила: «На старт, внимание, марш!», я просто бежала, как тот единорог, с улыбкой и предчувствием чего-то нового и прекрасного.

— Пиши! На ручку. А, нет, не эту, эта для взрослых. Вот эту, — она забрала обратно одну ручку, протянула мне точно такую же, только погрызенную, и заявила: — Пора, Машуль. Час настал.

— Окей, — кивнула я, открывая первую страницу и готовясь писать.

— Нет, не здесь! В середине, — она перевернула треть страниц и показала пальцем, где писать. Я молча приготовилась, она села ровно, вперив взгляд в неизведанные вероятности всяческих интересных возможностей, и томным голосом колдуньи над хрустальным шаром продиктовала: — Рост! Двоеточие. Следующая строка. Вес! Двоеточие. Следующая — глаза. Потом — волосы... Что там дальше было? А, возраст! Размер ноги.

— Ещё и размер ноги? — рассмеялась я, она отмахнулась и продолжила:

— Привычки! Характер всякий... Что-то ещё. И последнее — имя. Записала?

— Да. Что дальше?

— Всё, заполняй. Только подумай перед этим, помедитируй. Я тоже буду, — она сбросила шлёпанцы, залезла на лавку с ногами и откинулась на спинку, закрывая глаза и начиная дышать глубоко и медленно. Я смотрела на неё и замечала, как она постепенно начинает улыбаться, всё довольнее и ехиднее.

«Ладно, если надо медитировать, будем медитировать.»

Я тоже откинулась на спинку и стала смотреть на сосны, которые медленно качались где-то в вышине, а внизу стояли ровненько, как под линеечку. Погода уже неделю держалась прекрасная, что для Питера было редкостью, это лето вообще ставило рекорды великолепия, так что, когда Саша говорила, что час настал, я верила — время было подходящее для чего-то нового и хорошего.

«Парней загадывать, ага. Боженьки, она такая долбанутенькая иногда.»

Ещё раз посмотрев на подругу, я всё-таки закрыла глаза и приготовилась медитировать в поисках вдохновения. О медитации я знала ровно то, что когда сидишь в одном носке на краю кровати и залипаешь в стену, то это она, так что было легко. Мысли потекли по стволам деревьев в облачное небо, где пряталось солнце, обманчивое, как всегда. В прогнозе стояло +26, градусник показывал +28, мы с Санюшкой по этому поводу расчехлили сарафаны, а когда пришли в парк, вдруг оказалось, что ветер прохладный, как обычно, и что в джинсах и рубашках было бы гораздо комфортнее, как обычно.

«Парень мне нужен в куртке. И чтобы под ней были длинные рукава, чтобы он мне свою куртку отдал, а я не постеснялась взять. В какой пункт это внести, интересно?»

Где-то рядом раздались шаги, я открыла глаза, изображая адекватную, Санька не стала — чихать она хотела на любые абстракции вне её личной области сиюминутных интересов. Мимо прошла компания дачников, семья с двумя детьми и бабушкой, с надувными кругами и соломенными шляпами — озеро ищут. Из-за узкой тропинки они прошли очень близко, я почувствовала запах мужского одеколона и решила, что добавлю в список аромат — приятно, когда от парня вкусно пахнет.

«Что ещё? Рост-вес это не важно. Главное, чтобы весело с ним было, чтобы море эмоций. Но иногда чтобы спокойно, когда уже устала от эмоций. Это важно.»

Мимо прошла ещё одна компания, две пары, они смеялись и держались за руки, но разговаривали все вчетвером. Вот бы и нам так.

Я часто видела, как девочки отдаляются от подруг, как только находят парня, моя Альбинка так отдалилась от нас с Сашей, раньше мы втроём гуляли. А потом у неё появился какой-то загадочный Светозар, которого никто никогда не видел, зато слышали мы о нём по сто раз на день, она нам все уши прожужжала о нём, так беспощадно, что когда она пропала, мы первое время даже вздохнули с облегчением. Но потом стало грустненько без неё.

«Све-то-зар, мамочки, ну кто так детей называет... Все как с ума посходили в последнее время с этими именами новомодными. Или наоборот, старомодными? Ладно, не мне судить.»

Я своё имя не любила, хотя мама утверждала, что это самое древнее в мире женское имя, а значит, самое лучшее, потому что самое живучее. Слабые отсеялись в процессе эволюции, а моё только мощью прирастает. Лично мне это было как-то не заметно, я мечтала вырасти и стать серьёзной взрослой Марией Анатольевной, чтобы перестать быть Машей, Маруськой или, упаси единороги, Манюней. Но до Марии Анатольевны мне ещё нужно было начать и закончить одиннадцатый класс, поступить в универ, а потом — высший уровень — найти серьёзную работу. В своих мечтах я сурово и справедливо управляла частной библиотекой, хотя в реальности ездила раз в неделю в Питер на курсы бухгалтеров, мама говорила, это «запасной вариант».

Медитативные мысли окончательно уплыли от парней к книгам, перед глазами выросли огромные книжные шкафы, длинными-предлинными рядами, и между ними я, бегу единорогом, грива радужная, улыбка во всё лицо, а на груди бейджик: «Мария Анатольевна, самый главный библиотекарь».

— Маша! Ты о чём думаешь?

Я открыла глаза и увидела сурово смотрящую на меня Сашеньку, которая уже домедитировала и теперь следила, чтобы я тоже всё сделала как надо, а не тяп-ляп. Я изобразила пристыжённое лицо, шмыгнула носом и призналась:

— Представляю себя единорогом. Радужным. Нельзя?

Она нахмурилась, задумалась и кивнула:

— Можно. Пойдём, я есть хочу.

Я встала, забросила на плечо рюкзак и пошла за ней, теребя в руках блокнот, в котором ничего не написала. Она посмотрела на блокнот, потом на моё мечтательное лицо, поняла, что у меня всё ещё в гриве ветер с запахом книжных страниц, махнула рукой и промолчала. Я спросила: